Читаем без скачивания Города в полете - Джеймс Блиш

— Давай, Боб, отвечай и обескуражь-ка нас чуть-чуть. Сегодня мы чувствуем себя радостно.

Лениво, Гельмут протянул руку, чтобы взять микрофон, прикрепленный к одной из ручек кресла. Но, прежде чем он закончил начатое движение, открылась дверь в каюту.

Вошла Эва.

— Боб, я хочу тебе кое-что сказать, — проговорила она.

— У него изменяется голос! — воскликнул оператор с Каллисто. — Свини, спроси у него, что он пьет!

Гельмут отключил радио. На девушке оказалось надето новое платье. Насколько возможно было вообще одеться во что-то на Юпитере-5. И Гельмут удивился, почему это она бродит по этажам станции в такой час, когда сейчас, до начала смены, осталось еще несколько часов от ее периода отдыха. Волосы девушки казались плывущими в дымке на фоне освещения коридора, и выглядела она менее мужеподобно, чем обычно. Ему припомнилось, что она выглядела вот так же, когда они любили друг друга, еще до того, как Мост оседлал его постель. Он отбросил прочь эти воспоминания.

— Хорошо, — произнес он. — Я думаю, за мной, по крайней мере должок в виде коктейля. Лимонный сок, сахар и все остальное в шкафчике… ну ты знаешь где. Шейкеры — там же.

Девушка закрыла дверь и села на постель, со свободной гибкостью, которая была почти грациозной, но с той твердостью, которая, как знал Гельмут, означала, что она только что решила сделать нечто глупейшее по самым правильным — по ее мнению — причинам.

— Мне не нужна выпивка, — ответила она. — К тому же свою я перевела обратно в общее пользование. Я думаю, что в этом твоя заслуга — тем ты показал мне, что происходит с разумом, когда он пытается спрятаться от самого себя.

— Эвита, прекрати читать трактат. Совершенно очевидно, что ты достигла более высокого, более Юпитерианского плана существования, но неужели ты не испытываешь необходимости в поддержке собственного существования? Или ты решила, что витамины — все-в-твоем-уме?

— Ну вот, теперь ты говоришь свысока. Так или иначе — алкоголь — не витамины. И я пришла поговорить о другом. Я пришла сообщить тебе кое-что такое, что, как я думаю, ты должен знать.

— Что же именно?..

— Боб, я собираюсь заиметь здесь ребенка, — ответила она.

Взрыв смеха, наполовину истерический — наполовину пораженный, заставил Гельмута принять сидячее положение. На удаленной стене замигала красная стрелка. Повинуясь программе, она отметила параграф, которого, предположительно, он достиг в своем чтении. Эва обернулась, чтобы посмотреть на нее, но страница уже угасала и исчезала.

— НУ, ЖЕНЩИНЫ! — воскликнул Гельмут, когда смог наконец перевести дух. — Ты знаешь, Эвита, ты по-настоящему доставляешь мне удовольствие. Все таки никакая обстановка не может сильно изменить человеческое существо.

— А почему она должна его изменить? — подозрительно спросила его девушка, снова посмотрев на него. — Я не понимаю шутки. Разве женщина не должна хотеть ребенка?

— Ну конечно же должна, — ответил он, усаживаясь по удобнее назад в кресло.

По стене снова замелькали страницы.

— Это вполне нормально, что женщины хотят иметь детей. Все женщины мечтают о том дне, когда они смогут произвести на свет ребеночка, чтобы он мог поиграть в безвоздушном каменном садике вроде Юпитера-5, пособирать лишайники, строить замки из пыли и получить немного изящного звездного загарчика. Как замечательно засунуть маленькое синенькое тельце назад в его уголок вечерком и дать ему пососать кислородную бутылочку, соответственно при звонке на смену! Ну как же — это так же естественно, как свечение Юпитера. Так же по Западному, как замороженный и высушенный яблочный пирог.

Он раздраженно отвернулся.

— Мои поздравления. Тем не менее, что касается меня, Эва, то я бы предпочел, чтобы ты убрала свой призрачный маленький предлог куда-нибудь подальше отсюда.

Эва вскочила на ноги в яростном порыве. Ее пальцы схватили его за бороду и довольно болезненно развернули его голову в прежнее положение.

— Ах, ты тонкий мужской пошляк! — произнесла она низким хриплым голосом. — Как ты мог услышать все это и так мало понять. ЖЕНЩИНЫ, не так ли? И ты считаешь, что я пробралась сюда, полная покорности, чтобы разрешить наши чисто технические проблемы в постели!

Он своей рукой сжал ее кисть и отодвинул девушку от себя.

— А что же еще? — спросил он, пытаясь представить, как можно себя чувствовать достаточно рациональным с этими роботами Моста хотя бы в течении пяти минут. — Никому из нас не надо прибегать к играм и предлогам. Мы здесь. Мы изолированы, мы все отобраны, именно потому что среди всего прочего, мы абсолютно не в состоянии создать постоянные эмоциональные связи. Но можем создать какие либо группы, как нам бы хотелось, не нарушая баланс, когда влечение умрет и союзы распадутся. Никому из нас не нужно притворяться, что наши жизненные условия сохранят нас от тюрьмы в Бостоне или что они должны включать в себя любые, нормальные для Земли, привычки.

Она ничего не ответила. Спустя какое-то время он мягко спросил: — Разве это не так?

— Конечно же не так, — ответила Эва. Она нахмурившись смотрела на него и у него создалось абсурдное впечатление, что она его жалела. — Если мы действительно не способны создать какие-то постоянные связи, нас бы никогда не выбрали. Такой настрой ума сродни психическому расстройству. Это против выживания от и до. Нас сделала такими психообработка. Разве ты не знал?

Гельмут не знал. А если и знал, то точно также прошел психообработку, чтобы забыть об этом. Он лишь крепче сжал подлокотники кресла.

— Так или иначе, — ответил он, — мы созданы такими, какие есть.

— Да, это так. Но к делу это не имеет никакого отношения.

— Неужели? Ты что же, думаешь я настолько глуп? МЕНЯ не волнует решила ли ты или нет иметь здесь ребенка, если только ты в действительно сознаешь, что говоришь.

Похоже, девушка тоже дрожала. — Значит, тебя действительно это не волнует. Мое решение ничего для тебя не значит.

— Что ж, если бы я любил детей, — мне оставалось бы только пожалеть ребенка. Но, в действительности — я просто их не переношу. И если в этом тоже повинна психообработка, то я ничего с этим не могу поделать. Короче, Эва, насколько меня волнует — ты можешь иметь столько детей, сколько тебе захочется, а для меня ты ПО-ПРЕЖНЕМУ останешься самым плохим оператором на Мосту.

— Я это запомню, — произнесла она. В этот момент она казалась высеченной из спрессованного льда. — Но я кое-что тебе скажу, чтобы ты тоже подумал, Роберт Гельмут. Я оставлю тебя здесь на постели перед твоей ценной книжонкой… Что для тебя значит мадам Бовари, трусливая ты черепаха?.. Чтобы ты подумал о человеке, который считает, что ребенок всегда должен рождаться в теплой колыбельке. Человеке, который считает, что люди должны тесниться на теплых мирах или иначе они не выживут. Человеке без ушей, глаз, и едва ли с полноценной головой на плечах. Человеке, орущем в ужасе: «Мама! МАМОЧКА!» все звездные ночи и дни напролет!

— Кабинетный диагноз!

— Кабинетное навешивание ярлыков! Удачной смены, Боб. Намотай свое тепленькое шерстяное покрывало вокруг своих мозгов. Вдруг какой-то маленький сквознячок разумности сможет заползти внутрь и нарушить твою… эффективность!

Дверь яростно захлопнулась за ней.

Без всякого предупреждения миллионы фунтов усталости обрушились на шею Гельмута, и он, воскликнув, рухнул обратно в кресло для чтения. Его борода ныла, а шары Юпитеров расцветали и расплывались перед его закрытыми глазами.

Он попытался побороться хотя бы раз, но мгновенно уснул.

И сразу же очутился в объятиях сна.

Как всегда он начался с обычных мест, достаточно реалистичных, чтобы они могли быть документальными кадрами какого-то фильма. За исключением опустошающего чувства давления и искаженного эмоционального смысла, которым было наполнено каждое слово или малейшее движение. Погружение первого кессона Моста. В действительности, то событие оказалось ужасным. Работа требовала достаточной точности размещения, для чего в свою очередь требовались пилотируемые корабли, способные войти в атмосферу Юпитера. Эскадра из двадцати самых мощных, когда-либо построенных кораблей, вместе с пятимиллионнотонным астероидом, подобранным и подогнанным в пространстве, подвешенным под ними в огромной кошачьей колыбели.

Четырежды эскадра исчезала под слоем несущихся облаков. Четырежды напряженные голоса пилотов и инженеров бормотали в ушах Гельмута и он что-то шептал в ответ, пытаясь направлять их движение так, как он мог разглядеть сквозь соперничающие облака Юпитера-5. Четыре раза раздавались крики и бесполезные приказы, а затем — звук лопавшихся кабелей и крики людей на фоне бесконечного воя Юпитерианского неба.

Все в вместе, это обошлось в девять кораблей и в жизни двухсот тридцати одного человека. Чтобы доставить один из астероидов, обработанных в космосе и разместить его в колеблющейся грязи, являвшейся поверхностью Юпитера. Пока этого не сделали, Мост был не более, чем мечтой. Большое Красное Пятно показало астрономам, что некоторые структуры на Юпитере могли существовать довольно долгое время. Достаточно долгое, по крайней мере, чтобы его могли разглядеть многие поколения человеческих существ. Но с той же долей вероятности известно, что по-настоящему ничто на Юпитере не являлось постоянным. У планеты даже не существовало «поверхности» в обычном понимании этого слова. Вместо этого, дно атмосферы более или менее равномерно переходило в слякоть, образованную высоким давлением, которая, в свою очередь, сгущалась с глубиной и переходила в прессованный лед. И не существовало определенной точки на том пути внутрь в виде четкой границы между одним слоем и другим. Исключение составляли редкие места, где часть внутренней, более «твердой» среды выходила наверх за пределы ее обычного уровня, чтобы сформировать континентальные плиты, которые могли просуществовать два года, а то и две сотни. И именно на одном из этих огромных выступающих ледяных ребер, корабли и пытались разместить астероид. И после четырех попыток, это им удалось.