Читаем без скачивания Некогда жить - Михаил Евдокимов

Неприметно жила его хозяйка тетя Валя. Дочь уехала к себе в город и до сих пор не объявлялась. Бабы поговоривали, что она там вышла замуж и не приезжает сюда с мужем потому, что стыдно ей показывать свою сумасшедшую мать. Однако от денег, которые ежемесячно посылала ей тетя Валя, они не отказывались. Моя мать, у которой нас было семеро, не верила этим бабьим домыслам. Однажды она ездила в город на базар, по пути зашла к тети Валиной дочери… «Ну, чего она там?», – спросил мой отец, который тоже не мог смириться с несчастьем соседки. «Ничего… заполошной Валю обозвала… Стыдно мне, говорит, показывать ее…» И они долго вдвоем сокрушались и защищали тетю Валю. Перебивая и поправляя друг друга, они переворошили всю ее жизнь. Каторжную, как выразился мой отец, жизнь. Из их воспоминаний я узнал, что…

…Она, тетя Валя, первая в нашей деревне закончила десятилетку в районной школе, – ходила туда пешком за восемнадцать километров. После школы хотела поступать в какой-то институт, но тут заболела ее никогда не болеющая мать, и она осталась в деревне работать. Работала на мельнице – на самой трудной и пыльной работе в деревне, старалась помочь матери, которая никогда в жизни сама не работала: сначала муж работал на нее, а после войны, которая отняла его, зимой приторговывала салом, а летом опять же дочь все каникулы горбатила на зерновом току. А болела старая так, – как почувствует, что скоро самой придется надрываться – сразу в постель. Врача не требовала, только обставится всеми пузырьками и лежит, в потолок смотрит. Тетя Валя, конечно, не думала о матери плохо и всячески старалась ей помогать, не замечая того, что это давно уже не помощь, а… черт знает что. Даже назвать трудно. Потом приехал в деревню молодой агроном – красивый и грамотный. Он приметил Валентину на мельнице – ее нельзя было не приметить, она действительно была красивая. Ей тоже понравился. Через полгода сосватали их. А через год родилась у них дочь. Жили хорошо: оба работали, кормились сами, кормили и мать. Жить бы да жить, так нет! Этой карге все мало было: то у нее дочь мало зарабатывает, то он ничего, кроме зарплаты, в дом не несет… Так и пошло. А тут пригласили его в город на работу, как перспективного специалиста, и пошла семья на разлад: эта старая ведьма срочно слегла, стала обвинять свою дочь в том, что она бросает мать, запричитала… и та осталась в деревне. Кинуть бы все да и уехать за мужем-то, нет, пожалела.

На протяжении двух лет муж всячески пытался забрать их с дочерью к себе в город, но все безрезультатно, – старуха сделала свое дело, – остались: жена без мужа, дочь без отца. Но и тут, даже алименты и посылки, исправно идущие из города, попадали в руки тети Вали очень и очень редко.

На первых порах еще сватались к ней, но она никого не приняла. Красота в ней оставалась, но душа замкнулась. А теперь, когда родная единственная дочь не кажет носа ей – матери, и вовсе отошла от людей. Отгородилась невидимым забором.

Было у нее единственное утешение в жизни – большой серый кот. Звала она его полным именем: Василий. Часто по двору, устланному мягкой зеленью травы-муравы, вышагивал Василий рядом со своей хозяйкой, урча, лаская боками ее ноги. На шее у него всегда был повязан атласный желтый бант. За ограду выходили редко, когда не было на улице мальчишек – те дразнили ее и гоняли кота. Взрослые не обращали на это внимания, только спрашивали: «Что, Валентина, погулять?» И все. Когда он выходила одна и присаживалась к бабам на лавочку, ее спрашивали участливо: «А что одна-то? Василий где?» Тетя Валя серьезно отвечала: «Да в магазин побежал, хлеба дома ни крошечки…» Все замечали, что она заговариваться стала, однако никто не улыбался, только понимающе кивали головами, соглашались. Так и шла жизнь с Василием: то он за хлебом «сбегает», то дров «нарубит», а то и за сеном с мужиками вдруг «поедет». Вот так Василий «помогал» тете Вале по дому. С этим все смирились. Никто ничему не удивлялся. Не удивлялись даже, когда тот на остров за облепихой «сплавал» и целое ведро набрал, – все смотрели на ведро, до краев наполненное ягодой, и приговаривали: «…Ай да Василий! Ну молодчина! Мне бы такого сына!..» На что тетя Валя ответила: «Умотался он! Спит сейчас, бедняжка. А ведь говорила: не надо, не надо! Мне-то чего делать?! А нет, говорит, ты отдыхать должна. Уж вон сколько поработала!..» Никто бы, наверно, не удивился, если бы он и на луну улетел, но… удивились все другому.

Как-то субботним вечером, после баньки, сидела тетя Валя со своим «помощником» на диване – смотрели телевизор. Показывали «Кота в сапогах». В этот вечер она, не дождавшись вежливого голоса диктора, напоминающего о том, что пора выключить телевизор, пошла на кухню, достала из сундуку старые разноцветные лоскуточки, оставшиеся еще от дочери, когда та еще играла в куклы. Осторожно, чтобы не разбудить сонного «уработавшегося» за день помощника, она смерила пальцами его лапку, нанесла карандашом отметки на красном фланелевом лоскуточке и принялась шить Василию обувь.

Утром в воскресенье Василий разгуливал по своему двору в красных фланелевых тапочках с отворотами и беленькими шариками из ваты, привязанными к тапочкам ниткой. Тетя Валя сидела на завалинке – любовалась на Василия. Хозяин гулял – Хозяйка любовалась!

– Ого! Какие тапочки ты своему Василию сшила! Ну и ну…

– Небось заработал. Вона как подмогает-то! Такому не грешно и сшить, – заговорили бабы на лавочке, когда они с Василием вышли на улицу, – мальчишек не было.

– Да то дочь прислала ему! Вот… – Она достала листок бумаги из кармана своей блузки, протянула единственному мужику, сидевшему среди баб, дяде Лене Анисимову. Тот был балагурным мужиком и всю жизнь щелкал семечки. Сейчас он оставил свое занятие, взял листок, исписанный синим химическим карандашом, принялся читать. Читал вслух – всем:

– «Здравствуйте, мои родные: мама и Василий! Как вы там? Я очень по вас соскучилась. Все хотим приехать к вам, да никак не получается. То работы много, то болею. Болею часто. То ничего-ничего, а то вдруг так голову схватит, что невмоготу! Наверное, потому, что сильно скучаю по вас. Все думаю, как вы там с Василием?».

– А чего думать-то? Ехала бы да посмотрела, как тут мать-то!

Дядя Леня знал, что письмо писала сама мать, но специально возмутился.

– Так болеет же она! – сказала Валентина. – Опять же через нас. Ты дальше читай.

– «…Вася, мне мама писала, что ты ей помогаешь. Молодец! За это я высылаю тебе тапочки. Носи. Да слушайся маму!

Я, как выздоровлю, сразу приеду погостить.

Да свидания. Целую вас! Ваша Тамара».

Дядя Леня закончил читать.

– Ну а тебе-то что прислала? – спросил он.

– Да… хотела этот… – Она волновалась, глаза ее беспомощно забегали.