Читаем без скачивания Трое в лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером

Я знал молодого человека — чрезвычайно добросовестного малого. Когда он затеял стать рыболовом, он решил никогда не преувеличивать своих уловов больше, чем на двадцать пять процентов.

— Когда поймаю сорок рыб, — говорил он, — буду рассказывать, что поймал их пятьдесят, и так далее. Но свыше этого лгать не буду, потому что лгать грешно.

Но двадцатипятипроцентная система вовсе ему не удалась. Он не смог применить ее. Величайшее число пойманных им за день рыб никогда не превышало трех, а нельзя же прибавить двадцать пять процентов к трем, — по крайней мере, не тогда, когда имеешь дело с рыбой.

Поэтому он увеличил проценты до тридцати трех с третью; но и это было неудобно, когда ему удавалось поймать всего одну или две рыбины; тогда, чтобы упростить дело, он просто решил увеличивать каждый улов вдвое.

Придерживался он этой системы около двух месяцев, после чего разочаровался в ней. Никто ему не верил, когда он говорил, что только удваивает улов, так что с этой стороны он не заслужил никакого уважения; а в то же время его умеренность создавала ему невыгодное положение среди прочих рыболовов. Когда, поймав на самом деле три мелких рыбки, он рассказывал, что поймал их шесть, ему становилось невыносимо завидно слушать рассказ человека, поймавшего, как он достоверно знал, всего одну и болтавшего направо и налево, что поймал две дюжины.

Кончилось тем, что он заключил с самим собой последний договор которого и придерживается свято до сегодня), решив принимать каждую пойманную им рыбу за десять, и всегда начинать с десяти. Так, например, не поймав ни одной рыбы, он говорил, что поймал их десять: по этой системе, нельзя было поймать меньше десяти рыб — в этом была ее основа. Затем, если в силу счастливой случайности ему удавалось поймать одну рыбу, он считал их двадцать; две рыбы равнялись тридцати, три — сорока, и так далее.

Это простой и легковыполнимый план, и недавно возбуждался вопрос о том, чтобы принять его за общее правило для всей рыболовной братии. Действительно, Комитет союза рыболовов Темзы предлагал одобрить его два года назад, но некоторые из старших членов запротестовали. Они заявили, что готовы обдумать предложение, если цифра будет удвоена, и каждая рыба будет считаться за двадцать.

Если у вас как-нибудь окажется свободный вечерок, когда вы будете на реке, советую вам забрести в один из этих прибрежных трактиров и занять место в распивочной. Более чем вероятно, что вам подвернутся два старых рыболова, потягивающих вместе грог; и вы в полчаса наслушаетесь достаточно рыбных историй, чтобы расстроить себе пищеварение на целый месяц.

Джордж и я — не знаю, что сталось с Гаррисом, он вскоре после полудня пошел побриться, потом вернулся и минут сорок чистил свои башмаки мелом, после чего мы его не видали, — итак, Джордж, я и собака, будучи предоставлены самим себе, отправились вечером второго дня ради прогулки в Уоллингфорд, а на обратном пути зашли в прибрежный трактирчик для отдыха и кое-чего иного.

Мы вошли в комнату и сели. Там уже оказался старичок, куривший длинную глиняную трубку, и мы, понятно, разговорились.

Он объявил нам, что сегодня была хорошая погода, а мы сообщили ему, что вчера была хорошая погода, а потом мы уведомили друг друга, что завтра, вероятно, будет хороший денек; а Джордж выразил мнение, что есть неплохие виды на урожай.

После этого так или иначе выяснилось, что мы не здешние и собираемся уехать на следующее утро.

Тут в разговоре последовала пауза, во время которой наши взгляды блуждали по комнате. Наконец они остановились на запыленном стеклянном футляре, помещенном очень высоко над камином и содержащем форель. Она привлекала меня, эта форель: очень уж была чудовищная рыба. По правде говоря, я с первого взгляда даже принял ее за треску.

— Ага! — заметил старик, проследив направление моего взгляда. — Славная штучка, не правда ли?

— Нечто необычайное, — пробормотал я, а Джордж спросил старика, сколько, по его мнению, весит эта рыба.

— Восемнадцать фунтов шесть унций, — сказал наш приятель, вставая и сбрасывая куртку. — Да, — продолжал он, — тому будет шестнадцать лет, третьего числа будущего месяца, как я поймал эту рыбу. Попалась она мне под самым мостом, на пескарика. Сказали мне, что она в реке, а я сказал, что заполучу ее, так и сделал. Не много теперь осталось по соседству таких рыб, сдается мне. Спокойной ночи, господа, спокойной ночи.

И ушел, оставив нас вдвоем.

После этого мы глаз не могли оторвать от этой рыбы. Действительно, рыба была на диво. Мы все еще любовались ею, когда местный кэбмен, только что завернувший в трактир, подошел к дверям с кружкой пива в руке и также взглянул на нее.

— Почтенная форель, — заметил Джордж, обращаясь к нему.

— И то правда, сэр, — ответил он; затем, глотнув пива, добавил: — Пожалуй, не при вас ее поймали?

— Нет, — объяснили мы ему. — Мы не здешние.

— Ага! — добавил он. — Стало быть, как же вам тут быть? Прошло уж около пяти лет с тех пор, как я поймал эту форель.

— Так это вы ее поймали? — поинтересовался я.

— Да, сэр, — отвечал добродушный старик. — Поймал я ее как раз пониже шлюза — то есть где тогда был шлюз — в пятницу после полудня; и всего замечательнее то, что я ее поймал на муху. Я ведь пошел удить щуку. Господь с вами! Даже и не помышлял о форели, и как увидал этого молодца на удочке, убейте меня, если не растерялся маленько. Понимаете ли, ведь в ней весу двадцать шесть фунтов. Доброй ночи, господа, доброй ночи.

Пять минут спустя явился третий человек, рассказавший нам, что это он поймал ее рано поутру на уклейку. А после его ухода вошел степенный, торжественный с виду пожилой субъект и уселся возле окна.

Некоторое время мы все молчали; наконец Джордж повернулся к новоприбывшему и сказал:

— Виноват, надеюсь, вы извините нашу нескромность, ведь мы здесь совсем чужие люди, но мой приятель и я были бы бесконечно благодарны, если бы вы рассказали нам, каким образом вы изловили вон ту форель!

— Да кто же это вам сказал, что она поймана мной? — последовал изумленный вопрос.

Мы отвечали, что никто нам этого не говорил, но почему-то мы инстинктивно чувствовали, что поймал ее не кто иной, как он.

— Удивительная штука — прямо-таки удивительная! — со смехом отозвался степенный незнакомец. — Ибо на деле-то выходит, что вы угадали верно. Поймал ее я. Но забавно, как это