Читаем без скачивания Хроники крови. Пенталогия (ЛП) - Хафф Таня

— Я не мог поступить иначе. Доктор О’Мара… хм… принадлежит к тем людям, от которых ничего не скрываешь.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Фицрой, благодаря Господа и всех святых, что Уэйверли понятия не имел,

кем

он на самом деле был. — Ты с ним в интимных отношениях, помимо всего прочего?

— Послушай, Генри!

Незаконнорожденный сын Генриха VIII, не заботившийся об условностях, повторил свой вопрос в более грубой форме:

— Ты трахаешься с ним?

— Нет.

— Но хотел бы…

Альфред, умудрявшийся выглядеть одновременно и несчастным, и ликующим, кивнул.

— Он великолепен.

Фицрой скорее бы использовал определение «властный». Личность доктора напомнила ему волну прилива, сметающую на своем пути все мелкие препятствия. Генри не имел ни малейшего желания быть сметенным, но вполне понимал, что мог бы чувствовать обратное, будь он тем праздным юнцом, каким казался; он понимал молодых людей, собравшихся в этой комнате, и то, что он понял, вампиру не понравилось.

Вскоре после одиннадцати доктор исчез, и из глубины дома донесся звук гонга.

— Пора, — прошептал Альфред, вцепившись в локоть Генри. — Идем.

К удивлению Фицроя, все гости, молодые люди в безукоризненных вечерних костюмах, гурьбой потянулись в подвал. Огромное подвальное помещение было освещено факелами, у одной стены стояло нечто вроде каменной плиты в половину человеческого роста — не хватало лишь рыцаря, возлежащего на ней, чтобы полностью напоминать склеп. Все начали скидывать с себя одежду.

— Раздевайся, — велел Уэйверли, протягивая ему просторный черный плащ, — наденешь это.

Внезапно все поняв, Генри чуть не расхохотался. Его пригласили сюда как двенадцатого участника шабаша, на котором группка незрелых аристократов, переодетых в черные простыни, будет резвиться в продымленном подвале. Он позволил Альфреду помочь ему переодеться и продолжал забавляться всем происходящим до тех пор, пока за алтарем не появился доктор О’Мара.

Плащ на докторе был красным, цвета свежей крови. В правой руке он держал человеческий череп, в левой — древнюю книгу. Странно, он должен был бы выглядеть так же глупо, как и окружавшие его сопляки, но впечатление производил совершенно иное. Светлые глаза доктора горели огнем, а темперамент, обузданный в гостиной, проявился в полную силу, воспламенив всех вокруг. Его голос доводил юношей до безумия: он то звучал подобно грому, то вдруг был еле слышен, обволакивал присутствующих, притягивая их друг к другу.

У вампира в душе поднялось отвращение, смешанное с истерией. Он стоял, скрытый глубокой тенью, подальше от факелов, внимательно наблюдая за происходящим. Чувство опасности удерживало его на месте, а мурашки, бегавшие по спине, свидетельствовали о том, что, как бы смешно это ни смотрелось со стороны, доктор О’Мара, по крайней мере, не играл тут в игры, и зло, исходящее от алтаря, было вполне реальным.

В полночь две скрытые под черными одеждами фигуры положили на камень вырывающегося, отчаянно орущего черного кота, а в руках третьего сверкнул нож.

— Кровь. Кровь! КРОВЬ! КРОВЬ!

Генри почувствовал голод, когда по залу распространился смешанный с дымом и потом аромат крови. Крики зазвучали интенсивнее, в такт сердцебиению собравшихся. Плащи полетели на пол, обнажая плоть, в которой бурлила кровь… и кровь… и кровь. Фицрой оскалился, шагнув вперед.

И поймал взгляд доктора над грудой извивающихся тел.

Он знает.

Ужас притупил жажду крови и погнал вампира прочь из этого дома. Одетый только в плащ и испуганный так, как ему не приходилось пугаться за триста пятьдесят лет, Генри вернулся в свое убежище перед самым рассветом и впал в забытье, видя перед собой лицо доктора О’Мара.

На следующую ночь, хотя ему очень этого не хотелось, он вернулся. Опасность нужно было встретить лицом к лицу. И устранить ее.

*

— Я знал, что ты вернешься. — Не поднимаясь из-за стола, доктор О’Мара жестом предложил Фицрою стул. — Пожалуйста, садись.

Генри, у которого обострились все чувства, медленно вошел в комнату. Не считая спящих слуг на третьем этаже, доктор был единственным живым существом в доме. Он мог бы убить его и беспрепятственно уйти, но вместо этого сел, воздержавшись из любопытства от каких-либо действий. Откуда этот смертный знал его и что ему понадобилось?

— Ты хорошо вписываешься в среду, вампир. — Доктор ласково ему улыбнулся. — Не знай я о существовании тебе подобных, я бы не обратил внимания на лепет молодого Уэйверли. Ты произвел на него большое впечатление. Как и на меня. В ту секунду, когда я понял, кто ты есть на самом деле, я решил взять тебя к себе.

— Вы убили Чарльза, чтобы освободить место для меня.

— Именно так. Вас должно быть ровно двенадцать, никак не больше. — Услышав презрительное восклицание Фицроя, доктор О’Мара только рассмеялся. — Я же видел твое лицо, мальчик. Тебе это нравилось. Все эти жизни, вся эта кровь. Свежие, молодые глотки, в которые можно впиться. Стоило мне скомандовать, они бы с радостью подставили их под твои зубы. — Он подался вперед, светлые глаза доктора горели холодным пламенем. — Я могу дарить тебе это наслаждение каждую ночь.

— И что за это потребуете?

— Вечную жизнь. — О’Мара сжал кулаки, и его слова прозвучали как колокольный звон. — Ты сделаешь меня таким, как ты сам.

Генри понял: с него довольно, и, вскочив со стула, бросился на доктора, собираясь вцепиться ему в горло.

Но натолкнулся на невидимый барьер, удержавший его, как муху в паутине. Он мог предпринимать попытки вырываться, стоя на месте, но сделать шаг вперед или назад не имел никакой возможности. Еще секунду вампир боролся, напрягая все силы, но потом обмяк, задыхаясь, и, оскалив зубы, издал сдавленный рык.

— Я подозревал, что ты откажешься пойти мне навстречу. — Доктор обошел стол и остановился так близко от Фицроя, что тот почувствовал на своем лице его дыхание. — А ты думал, я глупый позер, верно? Никак не мог предположить, что у меня в руках настоящая власть, сила, вызванная из тьмы, завоеванная подвигами, от которых даже ты содрогнулся бы. Эта самая сила удерживает тебя, вампир, и будет удерживать до тех пор, пока ты не станешь моим.

— Вам не заставить меня изменить вас. — Ярость вытеснила из голоса Генри страх.

— Может, и так. Физически ты очень силен, да и по уму мне не уступаешь. Я также не могу пустить тебе кровь и напиться, потому что одного моего прикосновения довольно, чтобы уничтожить твои путы. — Повернувшись, О’Мара подхватил со стола книгу и поднес ее к лицу Генри. — Но если я не могу заставить тебя, то у меня есть доступ к тем, кто может это сделать.

Книга в грязном красном кожаном переплете была та самая, которую он держал прошлой ночью во время церемонии. На таком близком расстоянии Фицрой воспринял зло, излучаемое книгой, почти как физический удар и отступил назад, наткнувшись на невидимые цепи, которые удерживали его на месте.

— Это, мой мальчик, — произнес доктор О’Мара, ласково поглаживая переплет, — одна из последних истинных колдовских книг. Я слышал, в мире кроме нее сохранилось только два таких экземпляра. Все остальные — всего лишь бледные копии этих трех. Человек, написавший книгу, продал свою душу, чтобы узнать то, что здесь написано, но Князь Тьмы забрал его к себе, прежде чем он успел воспользоваться знанием, купленным столь дорогой ценой. Будь у нас время, дорогой вампир, я бы рассказал тебе, что мне пришлось сделать, чтобы раздобыть эту книгу, но времени нет — ты должен стать моим до рассвета.

Неприкрытое желание в его глазах было столь всепоглощающим, что к горлу Генри подступила тошнота. Он начал вырываться, прилагая еще больше усилий, чем вызвал презрительный смех доктора.

— Проводя церемонии месяцами, я понял, что нужно для того, чтобы повелевать демоном, — как бы между прочим заметил он, отходя и принимаясь скатывать ковер перед камином. — Демон может дать мне все, кроме вечной жизни, а ее можешь дать мне ты, поэтому демон даст мне тебя. — Доктор О’Мара поднял взгляд от пентаграммы, вырезанной на полу. — Сумеешь выстоять против повелителя ада, вампир? Думаю, нет.