Читаем без скачивания Красавица и генералы - Святослав Рыбас

- Не журысь, Макар! - окликала Хведоровна. - Пошли воды поднесешь. - И вела его к колодцу.

Сладковато цвели белые акации вдоль забора, охраняющие сад от суховеев и заморозков.

Он относил ведра в курень, снова оставался один, прислушиваясь к звукам, солнечным лучам и воспоминаниям. Впереди ничего не было, и думать об этом было тяжко.

Анна Дионисовна договорилась с поселковым сапожником Левко, чтобы тот взял Макария в учение; получится или не получится - Бог ведает, но пора было что-то делать. Макарий покорно согласился, и его отвезли в поселок. У Левко он проработал три дня, шил из кожи чирики. Получалось криво. Левко злился. Москаль отвез его обратно на хутор, где их встретили тягостным молчанием.

Однажды вечером Макарий прислушался к отрывочным немецким фразам, долетающим с база, и почему-то вспомнил, как Рихтер ругал извращенность немцев за то, что в какой-то сказке ундина превращается в ночной горшок, и усмехнулся. Тогда он возразил: а в наших сказках привязывают мачеху к хвосту бешеного жеребца и размыкивается ее белое тело по яругам..."Шикардос! услышал он знакомый голос. - Чем война хороша? Сестричками? Тем, что думать не надо. Делай, что скажут, и никаких гвоздей".

Макарий стал негромко напевать:

Что ж, братцы, затянемте песню,

Забудем лихую беду.

Уж, видно, такая невзгода

Написана нам на роду...

Он отвлекся, забылся. Как пели солдаты в лесу в дни великого галицийского отступления! Уж, казалось, мучениям нет конца, а ведь пели весело, дерзко, без обычной скифской заунывности. И какая темная бездна открывалась за теми песнями...

- Меже, тебе на кобзаря выучиться? - спросила Хведоровна. - Помню, у старину были такие деды. Писни спивали, а люди слухалы. Так ти писни до сердца припадали, шо люди плакали...

- Твои деды давным-давно поздыхали! - сказал Родион Герасимович. - Надо отвести его к переплетчику. Пусть книги переплетает.

- Я пошукаю деда-кобзаря, - упрямо произнесла Хведоровна. - У казаков они были в войске.

- У каких таких казаков? - сердито спросил Родион Герасимович.

- А то ты не знаешь! - с вызовом, горячо откликнулась Хведоровна. - У запорожских. Макар, ты не слухай его! Уси мои деды-запорожцы. Я про них знаю!

- Не слухай ее, Макарка, ничего не знает! Брешет, старая, как сивый мерин...

- Нехай брешу, тебе шо с того? - спросила Хведоровна и снова обратилась к внуку: - Кажуть, сила у них була страшенная. Бувало, як говеют, то поп приказует: "Паны молодцы, которые из вас мают великую силу, то втягивайте в себя". А то як дохнут, так поп с причастием падает с ног.

- Ты скажи, чего хочешь? - добивался Родион Герасимович. - Зачем ты ему голову морочишь?

- Будет с войском ходить, - неуверенно вымолвила она, потом покашляла и дребезжащим голосом запела старинную песню про то, как казак Морозенко бился с ляхами.

Родион Герасимович послушал-послушал, больше ничего не сказал. Хведоровна вдруг всхлипнула.

- Учи меня песням! - сказал Макарий.

И начали учиться. Москаль привел на хутор разбитного малого с гармонью, тот играл "Марсельезу", "Замучен тяжелой неволей" и другое революционное. В его сильном теноре звучало удовольствие. Хведоровна ворчала на него. При ее появлении он начинал более дерзко:

Поднимется мститель суровый...

Зато в обед гармонист употреблял стаканчик и приговаривал :

- Аква вита, паспорт у тебя есть?.. Нема?.. От тут тебе и тюрьма!

В конце концов Хведоровна и Анна Дионисовна выпроводили его, но он успел преподать Макарию азы. И с утра до вечера над куренем и садом слышались однообразные слепые звуки, тычущиеся возле мелодий. Никто не улавливал, что за мелодии тянутся из мехов. Наверное, и здесь не было убогому счастья.

2

Макарий продолжал играть. Он решил, что это его последний шанс, чтобы удержаться среди людей, и выводил и выводил мелодию солдатской песни.

- У тебя получится, - говорила Анна Дионисовна с неестественной бодростью. - Главное, не отчаиваться.

Остальные молчали. Он понимал, почему они молчат.

- Може, надо нового учителя пошукать? - предлагала Павла. - Давай, я с регентом Троицкой церкви побалакаю.

Виктор не слышал его упражнений, он совсем отбился от дома, жил в поселке и работал, говорили, на шахте у Нины. Видно, деятельность в комитетах и комиссиях не могла прокормить его, как кормил родной хутор.

Нина не приезжала и, наверное, никогда уже не приедет. Изредка наведывался Москаль, пугал страшными рассказами о голоде и реквизициях в богатых усадьбах.

Макарий сидел в глубине сада, растягивал гармонь, выколупывая из нее короткие цепочки чистых звуков. На несколько мгновений он, казалось, отрывался от земли. Там, на земле, протягивалась между людьми огненная черта нового фронта, на одной стороне стоял Москаль, на другой - Нина. Макарию чудилось, что из земли выпирает скалистая гора, пережимающая все жизненные течения, и от этой горы происходят всякие потрясения.

И эта гора вдруг вломилась в хутор. Приехали на подводах пять человек из продовольственной комиссии и потребовали отдать часть запасов. Они были безоружные, предъявили какую-то бумажку, ожидая получить все без борьбы.

Что могло защитить хутор? Родион Герасимович уговаривал пришельцев не трогать хозяйства, но они ему отвечали, что горнопромышленники душат шахтеров голодом, а посему - чрезвычайные меры самозащиты.

- А к примеру, я возьму ружье да постреляю вас? - спросил Родион Герасимович спокойным тоном, в котором Макарий уже различал треск выстрелов. - На что вы меня толкаете? На войну?

Хведоровна не грозила своим допотопным штуцером, она молчала, но вряд ли она собиралась уступить добровольно хотя бы зернышко.

- Войной нас не запугаешь, - отвечали пришельцы. - Мы по общественному делу, а с обществом воевать, что с дубом бодаться.

- Видно, на все Господня воля, - пробормотал Родион Герасимович. - Не разойтись.

- Отдай им, что они хотят, - вмешался Макарий. - Плетью обуха не перешибешь.

- Не перешибешь, - согласился старик и ушел.

Макарий догадался, что сейчас будет, и, вытянув руки, шагнул на крыльцо, нащупал дверной косяк и кинулся в курень.

Старик оттолкнул его.

- Не стреляй! - крикнул Макарий. - Опомнись!

Пролетели те несколько мгновений, потребных для выстрела, но было тихо.

Родион Герасимович стоял на крыльце и что-то говорил. Макарий не сразу разобрал слова, хотя хорошо все слышал - он ждал выстрела, потом разобрал:

- Проваливайте!

- Хорошо, дед, мы уйдем, - с ненавистью сказал голос, - на часок-другой. Пулю для тебя поищем.

- Зря ты, дед, - миролюбиво сказал второй голос. - Мы не воры-разбойники. Нас много, что ты один против нас?