Читаем без скачивания Меч Предназначения - Анджей Сапковский

– Уж не ослышался ли я? – протянул Лютик. – Я – второй бард? Довесок к какому-то другому музыканту? Да еще этот, как его, символ? Мне? Нет, так низко я еще не пал, милсдарь Краснобай Дроухард, чтобы кому-то подпевать!

Дроухард стал пунцовым.

– Прощения просим, мэтр, – пробормотал он еле слышно. – Не так я, значить, мыслил… Энто все жена… Прощения просим… Окажите честь…

– Лютик, – тихо шепнул Геральт. – Не задирай носа. Нам необходимы эти несколько монет.

– Не учи меня жить! – разорался поэт. – Я задираю нос? Глядите-ка на него! А что сказать о тебе, то и дело отвергающем выгодные предложения? Хирриков ты не убиваешь, потому что они вымирают, двусилов – потому как они безвредны, ночниц – потому что миленькие, дракона, вишь ты, кодекс запрещает. Я, представь себе, тоже себя уважаю! У меня тоже есть свой кодекс!

– Лютик, прошу тебя, сделай это для меня. Немного жертвенности, парень, ничего больше. Обещаю, и я не стану заноситься при следующем задании, если попадется. Ну, Лютик…

Трубадур, глядя в землю, почесал подбородок, покрытый светлым мягким пушком. Дроухард, раскрыв рот, придвинулся ближе.

– Мэтр… Окажите честь. Жена меня, значить, не простит, ежели я вас не уломаю. Ну… Ну пусть будет тридцать. Как символ.

– Тридцать пять, – твердо сказал Лютик. Геральт усмехнулся, с надеждой втянул носом запах еды, доносящийся с подворья.

– По рукам, мэтр, по рукам, – быстро проговорил Телери Дроухард, и стало ясно, что он дал бы и сорок, если б потребовалось. – А теперича… Мой дом, ежели вам надобно отряхнуться и передохнуть, ваш дом. И вы, господин… Как вас там?

– Геральт из Ривии.

– И вас, господин, конешным делом, тоже приглашаю. Перекусить, значить, выпить…

– Ну что ж, с удовольствием, – сказал Лютик. – Указывайте дорогу, милейший господин Дроухард. А кстати, так, между нами, тот второй бард, это кто же?

– Благородная госпожа Эсси Давен.

3

Геральт еще раз протер рукавом серебряные набивки куртки и пряжку пояса, пятерней причесал перехваченные чистой перевязкой волосы и очистил голенища сапог, потерев одно о другое.

– Лютик?

– Ну? – Бард разгладил пришпиленную к шапочке эгретку, поправил и одернул курточку. Оба потратили полдня на чистку одежды и приведение ее хотя бы в относительный порядок. – Что, Геральт?

– Постарайся держаться так, чтобы нас выкинули после ужина, а не до него.

– Надеюсь, ты шутишь? За собой смотри получше. Ну, входим?

– Входим. Слышишь? Кто-то поет. Женщина.

– Только услышал? Это Эсси Давен по прозвищу Глазок. Неужто никогда не встречал женщин-бардов? Ах, правда, я же забыл, ты обходишь стороной места, где цветет искусство. Глазок – талантливая поэтесса и певица, к сожалению, не без недостатков, из которых наглость, как я слышал, не самый малый. То, что она теперь поет, – моя баллада. За это она сейчас услышит несколько теплых слов, да таких, что у нее глазок заслезится.

– Лютик, смилуйся. Ведь выкинут же!

– Не встревай. Это профессиональные вопросы. Входим…

– Лютик?

– Э?

– Почему Глазок?

– Увидишь.

Пиршество имело место в помещении просторного склада, освобожденного от бочонков сельди и рыбьего жира. Запах – не совсем – забили, развесив где попало пучки омелы и вереска, украшенные цветными ленточками. Там и сям, как того требует обычай, висели косы чеснока, назначение которых – отпугивать вампиров. Табуреты и лавки, придвинутые к стенам, накрыли белым полотном, в углу организовали большой костер и вертел. Было тесно, но нешумно. Свыше полусотни человек самых различных состояний и профессий, а также прыщавый жених и не отрывающая от него глаз курносая невеста сосредоточенно и в тишине вслушивались в мелодичную балладу, которую исполняла девушка в скромном голубом платьице, сидевшая на возвышении с лютней, опертой о колено. Девушке было не больше восемнадцати. Очень худенькая, с длинными и пушистыми волосами цвета темного золота. Когда они вошли, девушка как раз кончила петь, кивком поблагодарив за громкие хлопки, тряхнула головой.

– Приветствоваю вас, мэтр, приветствоваю. – Дроухард, празднично одетый, подскочил к ним, потянул к середине склада. – Приветствоваю и вас, господин Герард… – Геральт смолчал. – Какая, значить, честь… Да… Позвольте… Уважаемые госпожи, уважаемые господа! Это наш почетный гость, который оказал нам почесть и удостоил чести… Мэтр Лютик, известный певец и виршепле… э… поэт, стал быть, великую честь нам оказал, почествовав… нас. Поэтому мы почествованы… в смысле… э… полоще… нет, польщены…

Раздались восклицания и хлопки. И пора, так как походило на то, что Краснобай Дроухард зачествуется оказанной ему честью вусмерть. Лютик, порозовевший от гордости, изобразил высокомерную мину и небрежно поклонился, потом помахал рукой девушкам, уместившимся под присмотром старших матрон на длинной лавке, будто куры на насесте. Девушки сидели, чопорно вытянувшись, словно приклеенные к лавке столярным клеем или другим не менее эффективным клеющим средством. Все без исключения держали руки на спазматически сжатых коленях и демонстрировали свои полураскрытые рты.

– А теперича, – воскликнул Дроухард, – ну-кось, гостюшки, значить, за пиво, кумовья, и за еду! Просим, просим, чем хата богата…

Девушка в голубом протиснулась сквозь толпу, словно морская волна, ринувшуюся к заставленным едой столам.

– Здравствуй, Лютик.

Определение «глаза как звезды» Геральт считал банальным и затасканным, особенно с тех пор, как начал путешествовать с Лютиком, поскольку трубадур привык раздавать этот комплимент направо и налево. Как правило, незаслуженно. Однако в применении к Эсси Давен даже такой мало подверженный влиянию поэзии субъект, как ведьмак, вынужден был признать точность этого определения. На хорошеньком, но ничем особым не выделяющемся личике горел огромный, прекрасный, блестящий темно-голубой глаз, от которого невозможно было оторваться. Второй глаз Эсси Давен был большую часть времени прикрыт и заслонен золотистой прядкой, падающей на щеку. Эсси то и дело откидывала прядку движением головы либо подув на нее, и тогда становилось видно, что второй глазок Глазка ни в чем не уступает первому.

– Здравствуй, Глазок, – сказал Лютик, поморщившись. – Хорошую ты спела балладу. Значительно улучшила репертуар. Я всегда говорил, что, если не умеешь писать стихи сам, следует пользоваться чужими. И много ты их использовала?

– Не очень, – тут же отреагировала Эсси Давен и улыбнулась, показав белые зубки. – Два или три. Хотелось бы больше, да не получилось. Сплошная белиберда, а мелодии, хоть приятные и простенькие, чтобы не сказать примитивные, но вовсе не те, которых ожидают мои слушатели. Может, написал что-то новенькое, Лютик? Не довелось слышать.