Читаем без скачивания Будьте здоровы! - Пьер Шено

Люси. Это, конечно, Вивиан.

Луиза. Вполне возможно…

Люси (Луизе). Пойдемте со мной.

Людовик. Куда ты идешь?

Люси. Пересчитать серебро, если оно еще осталось.

Звонок в дверь. Луиза идет открывать. Возвращается вместе с профессором Гарроном.

Профессор Гаррон. Здравствуйте, Вивиан попросила меня зайти. Мы столкнулись с ней в дверях антикварного магазина…

Люси (подскакивая). Антикварного?!

Профессор Гаррон. Да, того, что на углу. Она очень спешила! А знаете, я прочитал статью о Стефане. Прекрасная статья!

Люси. Они могли бы поместить его фотографию.

Профессор Гаррон. Но вы же знаете этих журналистов! В одной из телевизионных программ они написали – «профессор Карруа». Я позвонил, чтобы они исправили, но им было наплевать.

Людовик. Но в тех случаях, когда вам необходимо, чтобы исказили вашу фамилию, они не делают опечаток, они пишут отчетливо, жирным шрифтом, вот такими громадными буквами! И уж обязательно помещают четкую фотографию. Может быть, хотите что-нибудь выпить, профессор?

Профессор Гаррон. Нет, благодарю вас. По субботам я так перегружен с утра.

Людовик. Облегчать страдания! Какая у вас прекрасная профессия!

Профессор Гаррон. Не всегда. Когда у вас нет места для кабинета… Поверьте, проводить консультации в собственной квартире – просто ад!

Людовик. Я не мог бы вынести всех этих больных, которые приходят к вам.

Профессор Гаррон. Мне совершенно необходима более просторная квартира. Я знаю, сейчас не время говорить об этом, но если вы когда-нибудь будете продавать эту квартиру, я хотел бы первым узнать об этом.

Людовик. Вы хотите иметь двухэтажную квартиру?

Профессор Гаррон (возбуждаясь). Вот именно. Я бы сделал наверху кабинет и приемную, а здесь – жилые комнаты с прекрасной лестницей, вот в этом углу.

Людовик. Мне кажется, ее лучше сделать вон в том углу.

Профессор Гаррон. Я уже измерил эту комнату: если сохранить спальню Стефана и библиотеку, то не хватит места. (Снова измеряет кабинет.)

Людовик. Даже с винтовой лестницей?

Профессор Гаррон. Нет, это ерунда! Поверьте, лучше всего сделать ее здесь.

Людовик. А эта стенка?

Профессор Гаррон. Я ее снесу и заделаю вот эту дверь, ведущую в переднюю.

Людовик. А эту стенку?

Профессор Гаррон. Тоже снесу. Мне не нужны две спальни.

Входит Вивиан и с изумлением наблюдает за ними.

Вивиан. Что вы делаете?

Людовик. Мы обсуждаем, в каком месте профессор мог бы сделать лестницу.

Профессор Гаррон (смущенный). То есть… если когда-нибудь… я думал…

Вивиан. Я поняла. Если когда-нибудь эта квартира будет продаваться, вам первому станет об этом известно.

Люси. Вы считаете, что я не имею права высказать свое мнение?

Вивиан. Вы его выскажете, дорогая Люси, выскажете!

Входит Луиза с подносом, на котором лежат десятки телеграмм.

Луиза. Телеграммы! Со всего света!

Вивиан (вскрывает одну из телеграмм). «Потрясен известием, примите мое искреннее сочувствие. Вильям Бат». Кто это такой?

Луиза. Английский писатель, он сделал пьесу по роману мсье Стефана.

Вивиан (читает следующую телеграмму). «Примите мое глубокое соболезнование. Жан Плювье». Это его издатель.

Людовик. Ну, этот Плювье, конечно, весьма сожалеет о том, что Стефан больше не будет писать.

Вивиан (читает). «Все потрясены. Искренние соболезнования. Мадам Рене»… «Ошеломлены непоправимой утратой. Железнодорожная библиотека Франции»… «Французская литература в трауре. Примите наше сердечное соболезнование. Секретариат Министерства культуры»…

Они продолжают читать телеграммы, и это звучит как заупокойная литания. Внезапно раздается чиханье.

Луиза (находящаяся ближе всех к двери спальни, обернувшись, машинально говорит). Будьте здоровы, мсье!

Легкое движение среди присутствующих. И снова раздается чиханье из комнаты покойного, на этот раз очень громкое. Все потрясены и застывают в ужасе.

Акт второй

Та же декорация. На сцене – Людовик. У него ошеломленный вид. Взор его прикован к двери спальни Стефана. Луиза быстро проходит через кабинет. Она совершенно обезумела. В руках у нее кастрюля с горячей водой. Входит в спальню и плотно закрывает за собой дверь.

Людовик встает и начинает ходить по комнате, нервно затягиваясь сигаретой.

Вивиан выходит из спальни Стефана с какой-то бумагой в руках. В кабинет входит Люси с грелкой в руках и останавливает ее.

Люси. Что происходит?

Вивиан (показывая рецепт). Профессор послал меня в аптеку.

Люси. В аптеку? Значит, действительно есть надежда?

Вивиан. Безусловно!

Люси. Это же чудесно! (Уходит в спальню.)

Вивиан собирается уходить, но ее останавливает Людовик.

Людовик. Вивиан! Это невозможно! Это нам просто снится!

Вивиан. Профессор говорит, что лицо слегка порозовело и зрачок реагирует на свет.

Людовик. А что значит, когда зрачок реагирует на свет?

Вивиан. По-видимому, что-то значит.

Людовик. Я лично в это не верю. Когда человек умер, он мертв. Иначе – до чего мы дойдем! Мы же видели собственными глазами, что он лежал окоченевший, на лице восковая бледность, холодный…

Вивиан. Но он же чихнул!

Людовик. У нас нет доказательств, что это именно он чихнул! Может быть, кошка!

Вивиан. В этом доме никогда не было кошек.

Людовик. Раз это не кошка, значит, в стенной шкаф спрятался грабитель, он и чихнул.

Вивиан. Что вы говорите, Людовик! Профессор сейчас делает ему укол для поддержания сердечной деятельности.

Людовик. Но ведь профессор сам выдал свидетельство о смерти! Похоронное бюро официально объявило о том, что Стефан Буасьер скончался четырнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Это мне не приснилось. Я держал в руках документ. Я его читал: скончался и прочее. Я читал его! Что вы на это скажете?

Вивиан. Каждый человек может ошибаться! (Выходит.)

Людовик (ошеломлен). Ну уж нет! Никто не имеет права! Бывают обстоятельства, когда никто не имеет права!

Взволнованная Люси выходит из спальни.

Люси. Его сердце снова бьется, слабо, но очень четко. Профессор дал мне послушать. Тик… Так… Тик… Так…

Людовик. Это тикают его часы!

Люси. У него появился пульс!

Людовик. Ну и что это доказывает? У мертвеца бьется сердце! Вот и все! Такое уже бывало! Нечего фантазировать!

Люси. Я была так несчастна, что мы поссорились перед его смертью. Теперь я смогу попросить у него прощения.

Людовик. Ты теряешь голову. Только послушайте! Сердце бьется, зрачок… В конце концов, твой отец не Иисус Христос, чтоб воскреснуть!

Люси. Это чудо природы!

Людовик. Нет, издевательство природы! А что об этом думает великий профессор Гаррон?

Люси. Он еще не высказался окончательно.

Людовик. Понятно! Хорошенькие дела, наверное, творятся в его клинике при такой диагностике.

Люси. Удивительно, Людовик! Можно подумать, что воскресение папы тебя раздражает.

Людовик. Меня? Раздражает? Я просто уничтожен.

Люси. Уничтожен? Но почему?

Людовик. Потому что если твой отец устроил нам… как бы это сказать… мнимый уход из жизни, мы снова на краю пропасти.

Люси. Но почему же?

Людовик (раздраженно). Почему? Просто черный юмор! Послушай, Люси! Если сведения, поступающие из той комнаты, верны, то в понедельник я буду ночевать в тюрьме.

Люси. Что ты выдумываешь?

Людовик. Это жестокая правда!

Люси. Но ведь Марешаль обещал дать тебе деньги?!

Людовик. Когда он узнает, что Стефан ожил, он не даст мне даже на билет в метро.

Люси. Но почему?

Людовик. Потому что раз твой отец жив, он сам располагает своим состоянием как ему заблагорассудится. Может спустить все в казино или пожертвовать монастырю, или просто отдать бедным. Марешаль никогда не был игроком. Он согласился одолжить мне эти деньги только потому, что уверен в своей выгоде. Раз твой отец жив, ты не получаешь наследства. Нет наследства, нет и гарантии, значит, не будет и денег в понедельник на столе судьи Бонне. У нас снова все опишут – и квартиру, и твои драгоценности, и все остальное.

Люси. Ты действительно думаешь, что Марешаль теперь откажется?

Людовик. Никогда он не станет рисковать.

Люси. Боже мой! Снова начинается этот кошмар.

Людовик. Да, если только…

Люси. «Если только»?

Людовик…если до понедельника твой отец перестанет оживать. Это наша единственная надежда.

Люси. Значит, надо выбирать между отцом и тюрьмой?

Людовик. Да! А я так великолепно действовал. Марешаль проглотил приманку вместе с крючком, все шло как по маслу, и вдруг – лопнуло. Все рушится! Я проклят… Я проклят… (Падает на диван.)