Читаем без скачивания Конец сезона - Юрий Трифонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно, Василий Игнатьевич...
– Я ведь вопрос единолично не решаю. Как формально решим с руководством общества, так сейчас же тебе телеграфирую. В порядке что-нибудь двух-трех дней. Понятно?
Бурицкий кивнул. Он взял ручку, начал было писать, но остановился и положил ручку на стол.
– Меня все же интересует, Василий Игнатьевич, – начал он робким голосом, – ряд вопросов. Какие, например, условия... Лично для меня вообще...
– Так. Еще что?
– Какие вообще перспективы вашей команды... Ряд вопросов вообще...
– Я тебя понимаю, – сказал Малахов, кивнув. – Хорошо. Ты сейчас пиши, после поговорим.
Бурицкий заскрипел пером. Малахов сел на диван и смотрел на курчавую голову Бурицкого, низко опущенную к столу. Уши торчком. И кудрявый весь, как баран. Завивается он, что ли?
Малахов почувствовал раздражение против самого себя. Ну и балда же он! Молол, молол языком, всю жизнь свою рассказал, а этот и не слушал – небось все насчет условий соображал...
– А какие перспективы у твоей команды, тебя не интересует? – спросил Малахов.
– Что? – Бурицкий настороженно поднял голову.
– Вдруг ребята выиграют одну игру, вторую – и сами в класс «Б» попадут?
– Да вряд ли, Василий Игнатьевич... – Бурицкий пренебрежительно пожал плечами.
– Почему вряд ли?
– Не выиграть им без меня.
Это было сказано с такой великолепной уверенностью, что Малахов не удержался от улыбки.
Хлопнула входная дверь. Кто-то зашаркал в прихожей, вытирая ботинки, и через минуту появился инженер в мокром пальто.
– Добрый вечер, товарищи! Ого, здесь пируют!
Малахов обрадовался его приходу и сейчас же предложил инженеру вина. Тот начал отказываться, Малахов настаивал. И это препирательство длилось довольно долго, пока наконец инженер не сказал, что выпьет лишь в том случае, если товарищи попробуют его сыр.
– Утром еду в район на неделю. Погода как раз командировочная, не правда ли? – весело говорил инженер, потирая руки. – А как вам игра? Мне понравились белогорцы: ребята молодые, напористые. Проиграли они обидно. Но я думаю, они здешних мастеров вытолкают, ей-богу вытолкают!
– Я тоже думаю, – сказал Малахов.
– На будущий год они себя покажут, вот увидите. Если только их не растащат. Свободная вещь! – Инженер, как все болельщики, он любил пофилософствовать и делать прогнозы. – У нас ведь как бывает: появилась молодая команда – глядишь, слетается к ней воронье, чем бы полакомиться. Самим-то воспитывать хлопотно, а тут готовенькое. И грабят на корню.
– Верно, верно, – сказал Малахов, стараясь улыбнуться поестественней.
С аппетитом жуя ломтик сыра, инженер продолжал:
– А я бы таких хищников, таких тренеров-мародеров буквально позорил на весь Советский Союз. Буквально судил бы судом общественности.
– Видите ли, тренер тоже не всегда виноват, – сказал Малахов. – Тренер – лицо подчиненное. Над ним председатель общества стоит.
– Ах, бросьте, пожалуйста! Они рука об руку действуют. Что вы мне рассказываете!
Бурицкий спокойно слушал разговор, глядя своими синими, искренними глазами то на Малахова, то на инженера. Когда Малахов улыбался, он улыбался тоже.
– Я вам другое скажу, – сказал инженер. – Кто легко от своих отказывается, тот в любой команде ненадежный человек. Вот чего опасаться надо. И как этого не понимают!
– Понимают... Почему не понимают? – пробормотал Малахов.
– Нет, нет, товарищ Малахов! И вообще у нас трезвонят о массовом спорте... – Он вдруг замолчал. Посмотрел на Малахова, потом на Бурицкого, поправил очки, и лицо его приняло выражение несчастное и сконфуженное. Невнятной скороговоркой закончил он свою мысль: – Но еще, так сказать, очень много недостатков...
Воспользовавшись паузой, Бурицкий встал и сказал тихо:
– Я пойду, Василий Игнатьевич.
Малахов вышел вслед за ним в коридор.
– Значит, так, Володя. Жди телеграммы, – деловито сказал Малахов. Он испытывал облегчение от того, что Бурицкий уходит. – Как только дело решится, я тебе сообщу. Будь здоров, дорогой.
Он пожал Бурицкому руку, и тот на цыпочках, подняв свои угловатые плечи, быстро-быстро пошел по коридору.
Инженер плескался в ванной.
Малахов ждал пока он выйдет, чтобы вымыться самому. Ему нестерпимо хотелось спать. Он сидел на диване и зевал.
Наконец инженер вышел. Вытирая лицо полотенцем, поспешно и как-то боком он проскочил мимо Малахова в спальню. Когда через несколько минут в спальню пришел Малахов, его сосед уже спал и было темно.
В эту ночь Малахов долго не засыпал. Он слушал шум дождя, ночной многослойный шум; он различал ровный, всеобъемлющий шум воды, шуршащей по воздуху, и тихий гул где-то наверху, на крыше, и чуть слышные всплески под водосточной трубой на земле, и дробную стукотню по подоконнику. Последний дождь перед холодами и снегом. До нового сезона несколько месяцев, но они пролетят, как всегда, незаметно. И – готово дело, пора на сборы. И опять с центральным защитником беда – придется Петьку Коростылева ставить, а на его место Никитина пробовать...
Малахов копался в этих будничных беспокойных мыслях, и они, как обычно, не давали уснуть. О Бурицком он и не думал.
Проснулся Малахов поздно. Инженер торопливо собирался, кое-как складывал вещи в лежавший на полу в гостиной чемодан. Они поздоровались и обменялись несколькими фразами насчет дождя. Инженер сказал, что уедет через полчаса. Малахову хотелось поговорить с ним. Он проснулся с этим желанием: поговорить с ним. Но инженер был слишком занят сборами, суетился, нервничал, курил папиросу за папиросой, и ему некогда было даже взглянуть на Малахова.
– Я провожу вас на вокзал, хотите? – сказал Малахов. – Все равно мне нечего делать.
– Что вы, что вы! С какой стати! – сказал инженер испуганно.
– Просто так. Если вы не возражаете. Я только спущусь вниз и дам телеграмму.
Он накинул пиджак и вышел.
Телеграф помещался на первом этаже рядом с комнатой администратора. Малахов написал на бланке домашний адрес Карпова. Времени обдумывать не было, и он написал первое, что пришло в голову: «Сожалению неудача точка товарищ не подходит по стилю – Малахов». Все это заняло минут десять, не больше.
Не дожидаясь лифта, он резво взбежал на третий этаж. Инженера уже не было в номере. Только неприятный запах дыма напоминал о его недавнем присутствии.