Читаем без скачивания Путь к Земле («Кон-Тики») - Михаил Пухов

Перегрузка заметно усилилась, мне стало нехорошо. Но когда двигатель умолк и мы вышли на орбиту «Гагарина», тот по-прежнему висел над горизонтом далеко впереди, а топлива в баках «Кон-Тики» оставалось всего 40 кг!

Возьми себя в руки, сказал я себе, мы на орбите, ничего страшного нам не грозит. Ну, пришлют в крайнем случае спасательный катер. И опять подстроят какую-нибудь веселенькую телепередачку…

Но Коршунова, видимо, такие проблемы не волновали. Он долго изучал станцию в свой любимый 15-кратный бинокль.

– До нее двести пятьдесят километров, – сказал он наконец, передавая бинокль мне. Выглядел «ЮГ» внушительно – этакая 600-метровая, парящая в пустоте башня, ощетинившаяся антеннами и солнечными батареями. – Идти на нее в лоб бессмысленно, не хватит никакого топлива. С десяти километров я бы еще рискнул, но не более… Постой, высота у нас пятьдесят, если не ошибаюсь?.. – И вдруг он засмеялся. – Знаешь, штурман, какой закон для нас сейчас самый главный? Пятью пять – двадцать пять!..

Он смотрел на меня и улыбался. И, как я понял, на сей раз вовсе не из-за выражения моего лица; просто он нашел выход и радовался, что это ему удалось.

– Пятью пять – двадцать пять! – победоносно повторил он. – Мы пойдем обходным путем, штурман! Не будь я Лунный Коршун, если через два часа мы не постучимся в двери этого небесного замка!..

4. Прыжок в высоту

– Ты что, Михаил?! – закричал на этот раз уже я.

– Не нервничай, штурман, – отпарировал Коршунов. – Я знаю, что делаю.

А сделал он следующее: 1) развернул «Кон-Тики» кормой вперед и 2) включил на несколько секунд маршевый двигатель. Топлива, правда, на этот странный маневр ушло всего килограммов семь, но результат не замедлил сказаться: дистанция, отделявшая нас от станции «Юрий Гагарин», постепенно увеличивалась. Кроме того, мы начали терять высоту, набранную с таким трудом, – она уменьшалась все быстрее и быстрее.

Минут пятнадцать я не без успеха делал вид, что мне все понятно и что я полностью разделяю экстравагантную линию командира «Кон-Тики», но потом не выдержал.

– Допустим даже, что я полный невежда в вопросах навигации и высшего пилотажа, – сказал я ему. – В некотором смысле так оно и есть. Но не кажется ли вам, командир, что, удаляясь от цели, мы нисколько к ней не приближаемся?

О следующей четверти часа вспоминать неприятно. Коршунов читал лекцию, мне оставалось слушать и иногда кивать в знак того, что все понимаю. Он рассказывал, что космическая навигация – это не речное судовождение, она полна парадоксов, с одним из них – причем далеко не последним – я и столкнулся. Смысл стандартного маневра, который мы сейчас выполняем, в том, что в результате торможения наша орбита укоротилась; стало быть, на полный виток мы затратим меньше времени, чем станция, и после его завершения вплотную приблизимся к ней. Кроме укорочения орбиты, здесь действует дополнительный парадоксальный фактор – чем ниже высота, тем выше скорость, это знал еще Кеплер. Дистанция, выигрываемая за виток, примерно впятеро больше разности высот в перицентре – самой низкой точке траекторий. Поэтому, если учесть, что высота орбиты «Гагарина» – 50 км, получилось очень удачно, что мы отставали всего на 250 км. Пятью пять – двадцать пять: закон природы. Чтобы догнать станцию, нам достаточно одного оборота. Вот будь дистанция побольше, витка не хватило бы, и желанный финиш надолго бы отодвинулся. Вообще у него, у Коршунова, есть простые формулы, которыми он руководствуется в подобных случаях, и мне, как штурману «Кон-Тики», невредно было бы вызубрить их наизусть…

И так далее в том же духе. В продолжение этого монолога скорость спуска неуклонно возрастала, причем выглядело это куда грознее, чем в прошлый раз, при встрече с масконом. Если отвлечься от того, что мы еще и неслись по орбите, мы по-настоящему падали – вертикальная скорость достигла уже почти ста километров в час. Высота уменьшилась вдвое – если со скоростью ничего не случится, спустя десяток-другой минут мы врежемся в лунные скалы. Конечно, разумом я понимал, что потом скорость уменьшится – в перицентре она должна сойти на нет, – тем не менее наш стремительный спуск вызывал неприятное ощущение, я слушал Коршунова, что называется, вполуха, и до меня не сразу дошел смысл его слов насчет 50 км, на которые мы собираемся спуститься, чтобы достать станцию.

– Погодите, командир, – сказал я. – О каком это пятидесятикилометровом запасе вы толкуете? Какая же высота будет у нас в перицентре? Ноль?

– Естественно, – кивнул он. – Ну, не совсем ноль, но около того. Точный ноль означал бы контакт с поверхностью на орбитальной скорости, что нежелательно. Практически мы пройдем над Луной в километре-двух, а то и меньше. Но там нет никаких вершин, не беспокойся, штурман. На карту я глянул.

Я промолчал, сдержался, но внутри у меня вскипело. Он «глянул» на карту! В таких случаях нужно не просто «глянуть», а изучать ее долго и внимательно. Он, видите ли, «глянул»! А что он мог углядеть?!

– Или ты предпочтешь, чтобы мы финишировали на два часа позже? – добавил Коршунов. – Мне лично это болтание на орбите уже порядком наскучило.

Он называл это «болтанием на орбите»! Мы по-прежнему неслись вперед с колоссальной скоростью. «Кон-Тики» погрузился во мрак, окружавший обратную сторону Луны. Скорость спуска падала, но высота была уже меньше десяти километров. Все было примерно как в первом орбитальном полете, на этот раз я не испытывал особого страха. В конце концов, говорил я себе, если так суждено, то ничего не поделаешь. Если это случится, мы ничего не успеем почувствовать…

Так я себя уговаривал, но, как сейчас понимаю, сохранял спокойствие отнюдь не благодаря этим уговорам; просто, видимо, уже тогда внутренне поверил Коршунову – его знаниям, опыту и интуиции.

Мы летели в полном мраке; над поверхностью Луны, судя по данным альтиметра, проскочили всего в нескольких сотнях метрах – вертикальная скорость в этот момент, как ей и положено, занулилась – и снова пошли вверх. Результаты маневра начали сказываться – теперь станция опережала нас всего на полтораста километров. Расстояние быстро сокращалось, и когда, наконец, мы вырвались на дневную сторону, она уже была видна совершенно отчетливо без всякого бинокля. Впрочем, мы увидели ее раньше – сначала показалась она, а Солнце – спустя какое-то время. Мы шли еще в лунной тени, а она уже купалась в его лучах – висела впереди и вверху, сверкающая и красивая, словно елочная игрушка, и казалось, что до нее можно дотянуться рукой.

– Ну, штурман, признавайся, – сказал Коршунов. – Натерпелся страху? Только смотри у меня, говори правду!

Он был весел и оживлен, будто выиграл партию у чемпиона мира. Хотя что такого было сделано? Рутинный маневр на сближение, как сам он изволил выразиться. К тому же маневр этот далеко не был закончен. Прямо по курсу над горизонтом поднималось Солнце, за ним, как привязанная, волочилась Земля, а между ними висела станция, похожая теперь на заколдованную башню из слоновой кости. Именно заколдованную – так мне почему-то подумалось. Она медленно росла, мы приближались к ней с каждой минутой.

Пожалуй, даже лучше, подумал я, что все эти лихие бреющие рейды над лунной поверхностью приходятся у нас на ночную сторону. Можно смотреть на индикаторы и воображать что душе угодно. По крайней мере, не видишь этих жутких скал…

Когда до станции осталось километров десять – в высоту она казалась уже вдвое больше Земли, а чтобы закрыть Солнце, хватило бы и торца, – Коршунов вновь взялся за рычаги управления.

– Будем исправлять допущенные ошибки, – объяснил он. Мои формулы очень простые, зато не очень точные. Смотри, штурман, и учись, как это делается.

Он вновь включил двигатель, истратив на этот раз килограммов, наверное, десять. К моему удивлению, теперь мы шли не прямо на станцию, а несколько в сторону.

Я не преминул указать ему на это обстоятельство.

– Когда же, штурман, ты наконец поймешь, что мы в космосе, а не на автодроме? – рассмеялся он. – Здесь не бывает прямых путей к цели. Ты не учитываешь центробежных сил – раз; – он принялся загибать пальцы, – кориолисовых сил – два; приливных сил – три… Они подкрутят «Кон-Тики» прямо в ворота. Видал когда-нибудь «сухой лист»?

Он опять засмеялся, даже не надо мной, а просто от хорошего настроения, но мне стало стыдно. Все эти силы действительно есть, их изучают в школе, не говоря об институте. И то, что с ними не так часто встречаешься, не может служить для меня извиняющим обстоятельством…

Минуты текли медленно. Наша скорость относительно цели почти не менялась, но ее вектор выворачивался прямо на станцию.

– Причаливание – самая приятная операция, – сказал Коршунов. – Ответственность как при посадке, но есть время для размышлений. А при орбитальных переходах, наоборот, слишком долго ждать результата. Виток, два витка, иногда больше. Причем каждый виток – это полтора часа, два… Вот и крутишься. Изматывает…