Читаем без скачивания Досье на Крошку Че - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никого там нет, — решительно заявила я, испытывая явный дискомфорт, — замолчите, скандалисты…
Конец фразы застыл на кончике языка.
Думаю, вы бы тоже перепугались, увидав с внешней стороны стекла абсолютно плоское лицо с уродливо широким носом и белыми щеками.
Поняв, что хозяйка застыла от ужаса, Жюли затряслась от ярости, Хуч быстро спрятался за меня, Снап растерянно завертел головой (ротвейлер тугодум, он не способен мгновенно оценить ситуацию и решительно сделать правильный вывод). Вот питбуль совсем иной: Банди сообразил, что хозяйке, скорей всего, грозит опасность, и, сопя, полез под диван — так, на всякий случай, от греха подальше. А Черри даже не пошевелилась, но не от храбрости, пуделиха к старости стала невероятно ленива и приобрела вселенский пофигизм, по большому счету Черричку волнуют лишь завтрак и ужин, на все остальное она давно махнула лапой.
— Ой, мама! — заорала я и бросилась в прихожую.
Господи, куда подевался брелок с тревожной кнопкой? Начальник местной охраны велел постоянно носить его с собой. Но, ясное дело, я оставила его в холле, сунула не помню куда… Кажется, в ящик со щетками для ботинок. Раззява, идиотка! Вот теперь понадобилось вызвать бравых парней в камуфляжной форме, а как это сделать?
Лихорадочные поиски брелока прервал звонок домофона. Я подскочила к экрану и увидела на нем Катю Тришкину — девочку, потерявшую серьгу. В создавшейся ситуации, окутанная паутиной страха, я была рада любому человеческому существу, даже Кате, решившей по непонятной причине нанести нам визит.
— Открываю, — крикнула я и в мгновение ока распахнула створку.
— Еще раз здрассти, — кивнула Катя. — Ой, какой прикольный!
Хучик, мгновенно сообразивший, что его похвалили, гордо вскинул круглую голову, выпрямил спину, а потом начал рьяно скрести плитки пола задними лапами, словно говоря: «Да, вы видите перед собой замечательного, красивого, невероятно обаятельного мопса в самом расцвете сил».
— Ой, у вас много собачек! — обрадовалась Катя, увидав остальных членов стаи, медленно подтянувшихся в холл.
Но мне было не до псов.
— Ты одна?
— Угу, — кивнула девушка.
— Скажи, никого не видела у нас во дворе?
— Не-а.
Я села на пуфик и перевела дыхание.
— Фу!
— Что-то случилось? — насторожилась Катя.
— Понимаешь, случайно заснула на диване… Кстати, который сейчас час?
— Четыре.
— Ну, надо же! Столько продрыхала!
— Погода меняется, — пожала плечами девушка, — снег пошел. Наверное, давление упало, вот вас в сон и бросило.
— Может, и так, — согласилась я. — Но, проснувшись, увидела в окне жуткое страшилище! Морда словно блин, нос блюдцем…
Катя хихикнула:
— Это я.
— Что "я"?
— К стеклу прижалась, нос и расплющился, — пояснила Катерина.
— Зачем? — с огромным облегчением спросила я. — Ты решила меня напугать?
— Нет, конечно. Случайно вышло — хотела с вами поговорить, вошла во двор…
— У нас и калитка, и забор заперты.
— Так перелезть-то — раз плюнуть.
— Действительно, — пробормотала я. — Но почему в домофон у ворот не позвонила?
— Я тут давно хожу, — пожала плечами Катя. — И на кнопку нажимала, и в дверь барабанила — ни ответа ни привета. Осмотрелась вокруг, вижу, «Пежо» стоит. Вот и подумала: дома вы сидите, небось телик смотрите и ничего не слышите. Подошла, к стеклу прижалась, еле-еле вас различила, приметила, как с дивана встаете, постучала осторожненько…
— Понятно, — перебила я Катю, — недоразумение выяснилось.
— Вы одна? — неожиданно поинтересовалась девушка.
— Да, если не считать собак.
— Они не люди.
— Верно.
— Болтать не станут.
— И это правильно.
— Значит, можно говорить спокойно, — кивнула Катя, — пошли. Где лучше посидеть? В кабинете? У вас же, наверное, есть рабочая комната?
— Нет, только спальня.
— Ладно, — кивнула Катя, — тогда побеседуем в гостиной.
Не дожидаясь ответа хозяйки, Катя села в кресло, обозрела обстановку и изрекла:
— А у вас не богато. Мебель российская, люстры не от Сваровски, и ковров нет.
— Совершенно не хочу отдавать бешеные деньги за то, что можно купить за умеренную цену, хрусталь не люблю, а от шерстяных половиков начинаю кашлять, — невесть по какой причине стала я объяснять наглой девице.
— Ага, все так говорят, а потом понимаешь: просто бабок на приличные вещи не хватает.
— Послушай, — возмутилась я, — ты зачем пришла? Я не ждала гостей, да еще таких капризных. Если желаешь посмотреть на светильники, усыпанные гранеными стекляшками, ступай к Сыромятниковым — вон их дом громоздится, за елями. Вот там в каждой комнате «красотища»: бронзовые торшеры в виде обнаженных прелестниц, пледы из норки и прочая чепуха.
— Мне о вас рассказывали, — перебила меня Катя. — Вы случайно разбогатели, получили наследство. Так?
Сколько бы я ни объясняла, что деньги Макмайера достались Наташке и моим детям, люди все равно считают именно меня богатой женщиной [3], поэтому решила, что спорить сейчас со странной гостьей пустое дело, и просто промолчала.
— Но вам скучно сидеть просто так, — абсолютно не смущаясь, продолжала Катя, — поэтому и работаете агентом по специальным поручениям.
— Кем? — вытаращила я глаза.
— Ой, ладно притворяться! — отмахнулась девушка. — Весь поселок в курсе, о вас много чего болтают.
— Догадываюсь, — буркнула я. — На чужой роток не накинешь платок.
— Во, правильно! — закивала гостья. — По мне, тоже так: пусть врут чего хотят. А правда, что ваш хахаль ментовский министр?
— Александр Михайлович наш друг, он полковник милиции, — каменным голосом ответила я. — А ты, деточка, зачем явилась? Какую газету представляешь? «Желтуху» или «Клубничку»? Кому я сейчас интервью даю?
Катя захихикала:
— Не, я учусь в школе. Вы Лику Солодко знаете?
— Ликусю? Конечно! Мы дружим. Жаль, редко встречаемся, — заулыбалась я. — То у меня дела, то у нее очередная свадьба. Ликуся у нас девушка пламенная, сколько раз выходила замуж, и не упомнить. Кстати, откуда тебе известна ее фамилия «Солодко»? Лика была Ковалевой, потом Ермоловой, Шлыковой, Шелатуниной, Аржашиковой, Нистратовой, потом вроде Солодко, если, конечно, я не путаю порядок. Может, Ликуся сначала стала Аржашиковой, а потом Шелатуниной? Кстати, после Солодко она…
— Попала в тюрьму, — вдруг тихо сообщила, проявив осведомленность, Катя. — И сгнила бы там, но вы ее выручили [4].
— Лика ни в чем не виновата!
— Ага, но судья решила иначе.
— Ликуську подставили!
— И никто, кроме вас, ничего не понял! — стукнула маленьким кулачком по подлокотнику кресла Катя.
— Так откуда ты все-таки знаешь Лику? — удивилась я.
Катя нахмурилась.
— Она собиралась выйти замуж за моего папу, но потом он, идиот лысый, женился на Соньке. Вы же детектив, особый агент. Или я ошибаюсь?
— Ну…
— Только не врите!
— Послушай, детка… — вскипела я.
— Лучше вы меня послушайте! — внезапно как-то жалобно пискнула Катя. — Так вот, Лика велела вам передать: «Дашута, помоги Катьке». Она и сама вам позднее позвонит, если, конечно, не забудет. У Лики, вам же известно, в голове сквозняк свищет.
Я села в кресло, положила ногу на ногу и велела:
— Начинай, я вся внимание.
Надо отдать должное Кате: она стала говорить спокойно, четко и без уводящих в сторону подробностей. Вкратце история выглядела так.
Катин отец, Игорь Семенович Тришкин, не всегда был богатым человеком. В свое время он служил простым сотрудником в НИИ, мирно протирал брюки за письменным столом с десяти утра до шести вечера. У него имелись жена Юлечка и дочка Катенька.
Юля работала художницей. Вернее, мозаисткой: молодая женщина делала картины из кусочков камня, которые потом крепились к фасадам домов или на внутренние стены зданий. Многие, наверное, помнят клубы или холлы крупных предприятий, украшенные мозаикой. Как правило, это были изображения молодых людей: юноши держали в руках тубусы [5], циркули и огромные линейки, девушки сжимали голубей, а впереди живописной группы помещалось изображение человека лет сорока, который нес над головой спутник или ракету. Впрочем, встречались разные варианты. Например, если предприятие выпускало шины, то рабочий мог вздымать ввысь колесо, а мозаичные панно во Дворце культуры ткацкой фабрики украшала дама с рулоном материи.
Юля зарабатывала намного больше мужа, но она любила Игоря, поэтому никаких споров в семье по поводу денег не возникало. Все у Тришкиных шло хорошо: подрастала лапушка-дочка, имелась квартира и небольшая дачка… Вот на фазенде, расположенной в старом московском поселке, и произошла трагедия.
Юлечка очень любила дачу, каждую свободную минуту она торопилась туда и с огромным удовольствием занималась интерьером. В начале девяностых годов прошлого века покупка даже самой обычной настольной лампы превращалась в авантюрное приключение, поэтому Юлечка предпочитала делать вещи собственноручно. Она плела абажуры, шила занавески, ткала ковры и, естественно, украшала домик мозаикой.