Читаем без скачивания Люди как боги - 1 (сравнение редакций 1966 и 1971 годов) - Сергей Снегов

Андре зачастую в спешке хватается за первый попавшийся аргумент, не соображая, что тот повернется против него. Ошеломленный, он уставился на Ольгу. Этим воспользовался Ромеро.

— У меня возник один проект, — объявил он. — Я попрошу Веру помочь Эли.

Мне не хотелось, чтоб он обращался к Вере, но все замахали на меня руками.

— Через пять минут я лечу в Столицу, — сказал Павел. — Сейчас десять. В одиннадцать вы узнаете, Эли, благосклонна ли к вам судьба.

Он завершил эти напыщенные слова таким же напыщенным поднятием руки и удалился. Ромеро умница и добряк, но говорит и ходит, как древнеримский император.

Андре пригласил нас к себе в гостиницу. Лусин вспомнил о своем драконе: бедного дракона, вероятно, обижали пегасы. Леонид и Ольга торопились на галактическую базу, у Аллана тоже нашлись неотложные дела.

— Хотелось поругать тебя за дешифраторы, но придется отложить, — сказал он с сожалением.

Андре взял меня под руку.

— Погуляем еще и пойдем ко мне. Нет, я так рад, так рад, что вижу тебя, Эли!

8

В Каире я люблю летние вечера. Конечно, с тех пор как Управление Земной Оси научилось ориентировать в пространстве нашу планету, различие в климате разных широт смягчилось. Еще на моей памяти в Антарктике в иные зимы бушевали бесконтрольные снежные бури. Лет пятнадцать назад всерьез обсуждалось, не установить ли на Земле стационарный климат — вечное лето в тропиках, вечную весну на высоких широтах. Идею постоянной весны на шапках планеты и непрестанной жары в центральном поясе, однако, отвергли — и хорошо, что отвергли. Чувство жаждет перемен и противится однообразию. Нынешняя, расписанная по месяцам и неделям, смена тепла и холода, дождей и ясности, ветров и тишины мне по душе.

Однако каждое место на Земле имеет свою особую прелесть. Никакие старания метеорологов не придадут воздуху в Гренландии и Якутии южного аромата и неги. На севере мир суровей и светлее, а у тропиков природа задумчивей и нежней. Синий, напоенный выразительными, как крик, ароматами, южный вечер волнует меня своей музыкальностью, — возможно, это надо сказать по-иному, я просто не подберу слова точнее.

Именно так я и выразился, когда мы прогуливались с Жанной и Андре по бульвару под пальмами и кипарисами. Жанна сорвала амариллис, кроваво-красный, с дурманящим запахом. Садовые амариллисы на севере, более мне привычные, не пахнут. Этот изнемогал, источая благовоние, два-три вдоха из его распахнутой чаши заставляли усиленно биться сердце.

— Глупая! — Андре забрал цветок у Жанны. — Если Охранительница не заботится о тебе, то позабочусь я. В твоем состоянии надо быть осторожней.

Я поинтересовался, что за состояние у Жанны. Она мало изменилась за два года, что мы не виделись.

Андре объяснил, что они ждут мальчика. Он показал синтезированный по формулам портрет их ребенка, каким тот будет в десять лет. Я поразился, до чего малыш походил на Андре — те же глаза, нос, подбородок. Оказалось, Жанна на четвертом месяце, и вчера, перед отлетом в Каир на концерт, Медицинская[16] машина, обследовавшая Жанну, установила, когда будут роды, затем рассчитала и отпечатала будущий портрет сынишки.

— Вот генетический гороскоп Олега, мы хотим назвать его Олегом, — сказал Андре. — Чудный парень, не правда ли? Ты полюбуйся, какова степень его познавательных способностей, как высок индекс жизненной активности!

Индекс жизненной активности у малыша был на двадцать единиц выше, чем в свое время высчитали мне. И степень познавательных способностей незаурядна. Однако меня не так поразили способности их будущего сынишки, сколько его сходство с Андре. Все эти великолепные цифры, какими нас снабжают при рождении, не более, чем возможности: возможности нужно осуществить, чтоб они стали реальностью, а это штука непростая! Набор жизненных индексов, как они изложены в родовых паспортах, — потолок, до него надо еще дотянуться. А сколько людей проходит жизненный путь, не взяв возможную высоту. Пока человечество в целом ниже того уровня, какой ему внутренне присущ. Мы пока не дорастаем до себя, — вот беда нашего времени!

— Яркий пример неосуществленных возможностей — Павел Ромеро, — сказал я. — Разве у него не определили при рождении больших математических способностей? А он не терпит математики! Он любит одну историю!

— О тебе было вычислено, что ум твой критичен и насмешлив, — и разве это не так? — возразил Андре. — Ромеро — исключение. В Олеге же я уверен — он осуществит все, что предсказывают его генетические данные.

— Пока он лишь более похож на тебя, чем ты сам, ибо ты любишь менять свою естественную внешность. Ты не прятался возле машины, когда Жанну просвечивали?

Они в голос запротестовали. Жанна надула губы. Она гордилась сходством своего будущего сына с отцом больше, чем его высчитанными заранее необыкновенными способностями. В природе женщин много необъяснимого. Достаточно сказать, что генетические гороскопы девочек осуществляются далеко не так точно, как гороскопы мальчиков.

— Роды, по расчету, будут нелегкими, — говорил Андре. — Жанне надо придерживаться строгого режима. Охранительница же, нерадивая,[17] слишком редко одергивает мою неразумную жену!

— Охранительница, не сомневаюсь, исправно выполняет свои обязанности, а ты, как всегда, тревожишься попусту.

— С тобой временами неприятно спорить. Ты до того логичен, что непереносимо. Рано или поздно ты женишься на Ольге, и вместо разговоров вы будете вычислять и обмениваться цифрами, как словами!

— Не смей! — сказала Жанна и обняла меня. — Эли — хороший, и я люблю его, а тебя нет. Я рада, что ты улетаешь надолго и оставляешь меня одну.

Слова Андре напомнили мне, что Ромеро обещал потолковать с Верой. Шел двенадцатый час. Я мог бы вызвать Веру по ее шифру. Не надо, решил я про себя, она подумает, что я упрашиваю ее.

Однако не прошли мы и двух шагов, как на аллее вспыхнул видеостолб и в нем загорелся силуэт Веры. Она сидела на диване и улыбалась мне. Я видел люстру и цветы справа, остальное терялось во тьме меж цветами и картинами. Слева от Веры кто-то стоял, мне показалось, что это Ромеро, но Вера поняла, куда я смотрю, и освещенное пространство сузилось, охватывая лишь ее.

— Брат, — сказала Вера, — ты мог бы по приезде на Землю явиться ко мне.

— У меня были дела по командировке, — сказал я. — И я не знал, что на вашей суматошной Земле стало модой ходить в гости.

— Ты мало изменился, Эли, — заметила она.

— Другие находят, что я очень изменился, — отозвался я.

Улыбка ее погасла. Она пристально, словно не веря, что это я, всматривалась в меня. Она раздумывала обо мне, чтоб не совершить ошибки. Такой я ее знал всегда — порывистой, резкой, но всегда справедливой.

— А теперь ты хочешь лететь на Ору?

— Разве запрещено человеку хотеть, что вздумается?

— Не все желания осуществляются, Эли.

— Я уже это изучал в курсе «Границы возможного» и, кажется, получил за благоразумие высший балл — двенадцать.

— Боюсь, твоего благоразумия дальше экзаменов не хватило.

— Я часто огорчался своему благоразумию на экзаменах.

Она засмеялась. Я люблю ее смех. Никто так не умеет смеяться, как Вера. Она словно освещается при смехе.

— Тебя не переговоришь, брат. Завтра вечером приходи. Обстоятельства стали другими, и, возможно, твое желание осуществится.

Я не успел ни поблагодарить, ни узнать, почему обстоятельства стали другими, — видеостолб погас. Андре в восторге пожал мою руку:

— Итак, ты едешь с нами, Эли!

— Вера сказала: возможно.

— Если Вера говорит: возможно, это значит — наверно!

Жанна тоже поздравила меня, но по-своему. Она сказала, что двумя сумасбродами на Земле станет меньше, а она устала от сумасбродств. Потом она прислушалась к себе.

— Охранительница требует, чтоб я легла, Андре. Не понимаю, почему такая спешка, еще нет двенадцати.

Андре схватил нас с Жанной под руки.

— Немедленно в гостиницу! Я могу объяснить, что случилось. Ты сегодня чувствуешь себя хуже, но не знаешь этого, а Охранительница на то и Охранительница, чтобы все знать о нас.

Мы прошли в их номер. Жанна удалилась в спальню, а я вышел на балкон.

Внизу лежал спящий Каир, над ним раскинулась звездная полночь.

9

Может, я сентиментален, но у меня все внутри замирает, когда я остаюсь один на один со звездным небом. Наших пастухов-предков охватывал страх при виде Вселенной, сверкающей на них тысячами бессмертных глаз, меня же охватывает восторг. Они и понятия не имели, как неисчислимо велик раскинувшийся вокруг мир, и все же ощущали себя исчезающе малыми перед лицом звездного величия. Я отлично знаю, сколько десятков и сотен парсеков до каждой из ярких звезд, но не чувствую себя ничтожным перед их грозной отдаленностью и громадой. Это блажь, в ней неудобно признаваться, но мне всегда хочется протянуть руки далеким мирам, так же вспыхивать и менять свой блеск, так же кричать, кричать во Вселенной сияющим криком!..