Читаем без скачивания Сын меча - Пол Андерсон

Перед ними замаячила внешняя стена. Под заходящим солнцем люди занимались своими делами, по тропинкам мелькали благородные и слуги. Она смотрела вокруг сквозь пелену, которая застилала ей глаза. Все как будто глядели на нее, все глаза в мире сверлили ей спину, и она не осмеливалась обернуться. В любой момент мог раздаться окрик, в любой момент стражник мог побежать, и она медленно шла в сопровождении моряков. Ей вспомнились ночные кошмары, когда она летела и летела сквозь серые тени, а ноги тянули вниз, так что она едва могла двигаться, и все ближе и ближе слышались барабанящие копыта погони, пока их грохот не заполнял весь мир, и она с криком просыпалась среди ночи. Тогда к ней подходила мать, чтобы ее успокоить, а иногда и отец с печальными глазами — чтобы пошептать ей на ухо. Но они были мертвы, и теперь она не могла проснуться.

Ее взгляд упал на блестящую черную голову Пепи, который рысью бежал рядом с ней. Бедный маленький карлик, смелый уродец, он был всем, что у нее осталось, он был последним звеном, которое связывало ее с реальным миром в этом затянувшемся сне. Вдруг она подумала, что Пепи был ближе ее сердцу, чем Тутанхамон.

Они подошли к воротам.

— Позволь нам пройти снова, — сказал Пепи.

— Зачем ты идешь с ними? — зевнул Амес.

— Не твое дело, — огрызнулся Пепи. — Пусти!

— Почему, — состроил гримасу часовой, — вы могли украсть что-нибудь у ее высочества. Я не поверю ни одному иностранцу, проходящему через мой пост. Откройте ваши сундуки. Сейчас на ваших плечах они кажутся тяжелее, чем когда вы входили.

— Ну, — медленно сказал Пепи, — ее высочество становится в эти дни несколько беззаботной. Тоас, у тебя есть, что подарить этим солдатам?

Киприот проворчал что-то и стал неохотно копаться в своем кошельке. Амес и три других стражника со смехом взяли его монеты.

— И взглянуть на вашу женщину, — сказал капитан. — Покрывало и тяжелая мантия — странное одеяние для Египта, чьи женщины, как правило, ходят с открытым лицом. Я бы посмотрел, что ты так хорошо прячешь от чужих глаз.

— Нет. — Голос Тоаса стал твердым и холодным. — Позволь нам пройти, или будут неприятности. — Он сбросил свою мантию, показывая меч. — Мы все вооружены. Мы пройдем или будем здесь драться?

Тут Амес открыл ворота, и они вышли. Как только Анхсенамен прошла мимо, капитан, стражников быстрым движением руки сорвал с нее покрывало.

Мгновение он стоял, уставившись на нее, и его лицо вытянулось от удивления. Раздался скрежет металла — это Тоас вытащил свой меч. Вспышка на солнечном свете — и Амес, споткнувшись, упал.

Тоас повернулся, рывком освободил клинок и вонзил его в лицо другого часового. Ужасный хруст костей был не слышен из-за страшного вопля.

Один из крепких критян поднял свой нагруженный ящик и обрушил его на голову еще одного стражника. Череп и ящик раскололись пополам, и драгоценности рассыпались в луже крови. Пепи по-обезьяньи прыгнул — сверкнул его огромный кинжал, поразив последнего противника, как будто он сам был одним из моряков.

— Идем! — Тоас спрятал свой окровавленный меч и подхватил за талию женщину, которая была близка к обмороку. — Бросьте тот ящик, оставьте по одному на двоих. Бежим!

Они неслись по широкой улице, шесть мужчин и девушка с оставшейся у них половиной драгоценностей царицы. Народ, увидев бегущих иностранцев, с воплями бросился врассыпную. Сзади в садах послышались звуки горна.

— Сюда! — выдохнул Пепи.

Вниз по другой улице, в узкую вонючую аллею, через нее на внутренний двор и дальше, в лабиринт столпившихся грязных хижин. Они вклинились в массу людей, суетящейся бедноты Фив, кипящей вокруг. Рев голосов стоял в воздухе. Они с трудом прокладывали путь сквозь толпу.

Много позже Тоас остановился. Анхсенамен, покачиваясь, стояла рядом с ним, и он увидел, как она задыхалась от рыданий, а ее лицо побелело. Он грубо схватил ее за плечо и встряхнул.

— Иди! Иди! Ради Миноса, и исполни свою роль!

Пепи сказал жалобным голосом:

— Нет способа помочь моей госпоже. Она не привыкла к кровопролитию.

— Ей лучше привыкнуть к этому, или оно само решит ее судьбу. Идем!

Они медленно прокладывали себе путь сквозь водоворот толпы. Фивы проснулись от дремоты, весь город вышел на улицы, и люди занялись своими делами. Купцы на базарах, напоминающих кирпично-глиняные пещеры, предлагали свои изысканные товары; носильщики спешили, задыхаясь под своей ношей; нищие и проститутки навязывали свои услуги. Было тяжело проталкиваться сквозь толпу на узких, извилистых улицах между грязными стенами, а смерть шагала по пятам.

Анхсенамен тесно прижалась к Тоасу, подталкиваемая толпой, кричащей на пьяных. В какое-то мгновение она испуганно подумала, что если кто-то ее узнает, крик тогда усилится, и солдаты бросятся на них.

Будто прочитав ее мысли, Тоас вдруг наклонился к ее уху и прошептал:

— Не бойся, что тебя узнают. Люди из царского дома всегда так далеки от этих людей, что они не могут представить тебя без золотого балдахина и множества рабов.

Она попыталась говорить, но горло ее пересохло, и она смогла только кивнуть. Он заметил, как ее волосы светились на солнце иссиня-черным цветом. «Ради всех Богов, — подумал он, — какая приятная девушка!» И теперь, когда у него была только половина причитающейся ему платы, он мог бы поспорить, что в силе оставалась лишь половина его сделки. Но сначала они должны были выбраться из этого крысиного гнезда — города.

«Странная это страна — Египет», — продолжал он свои размышления. Он никогда не понимал ее. Египет был царем мира и его золотой казной, он был полон жизни, люди смеялись здесь чаще, чем в других местах, которые он знал. Египетские женщины были сладки и желанны, египетское пиво было кровью жизни. Но даже здесь носится тень смерти — пирамиды и сфинкс на Гизе, могилы в Долине Царей на том берегу реки, отвратительная темнота пещеры изготовителей мумий, изумительные колонны и колоссы, построенные в честь звероголовых богов, когтистая власть жречества, которое высасывало все ради своей жизни, не задумываясь о вечности. Эхнатон ненадолго позволил свету сиять над Египтом, и за его труды его памятники были теперь разрушены, а его имя проклято, и за его дочерью по улицам Фив гнались солдаты.

О, отец Нил, ты течешь, широкий и прохладный в великолепии зелени, и смех поселился среди твоих лотосов, а Ра, дарующий жизнь, качается на сияющих крыльях, заглядывая в глаза Солнцу. Но меж твоих траурных лент плавают крокодилы и едят тела убитых.

Тоас снова вспомнил огромный, продуваемый сквозняками коридор в горах Кипра и далекое голубое море, и солнечный свет, лившийся по ветреным склонам и разбивавшийся о волны на миллионы кусочков. Эх, хорошо было бы вернуться домой, если им когда-нибудь это удастся.