Читаем без скачивания «Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву! - Валерий Киселев

Гришин переглянулся с Канцедалом. Оба нахмурились.

– А о полковнике Смолине[1] и капитане Полянцеве вам ничего не известно?

– Нет. Связь с ними мы потеряли раньше.

– Спасибо, товарищ Ковалев. Идите отдыхайте.

Когда Ковалев ушел, Гришин достал папиросу.

– Вот, Петр Никифорович, еще одна страничка истории нашей дивизии… Что же произошло со Смолиным? Не хочется думать о нем плохо.

– Да, жалко Макаревича, жалко. Как бы там ни было, но честь полка он спас. Ты веришь, что они в одном бою подбили одиннадцать танков?

– Братушевский – сильный артиллерист. Его батарея и до войны была лучшей в полку. Был бы жив да знать бы все обстоятельства этого боя – подали бы на Героя.

– Да-а, – протянул Канцедал. – Из пяти комиссаров полков остался один Михеев. А Иванова мне что-то больше всех жаль…

– Из командиров полков один Малых остался, – добавил Гришин. – Потери, потери… Разве думали, что такого сильного состава не хватит и на три месяца войны. Сколько людей потеряли, и каких людей…

– И что, думаешь, напрасно? – спросил Канцедал. – Я слежу за обстановкой и по газетам, и, по-моему, нам досталось воевать с самой сильной группировкой немцев на всем фронте. И, думаю, воевали мы в целом неплохо.

– Да, это большое дело, что у нас кадровая дивизия, – сказал Гришин. – Если бы не это, давно бы от нас ничего не осталось.

– Да, костяк у нас сохранился, несмотря ни на что. Как думаешь, дальше не побежим – к Волге?

– Немец подвыдохся, это чувствуется. Но маневрирует лучше нас. Ты думаешь, у нас так уж намного по сравнению с ним меньше сил? Не всегда умеем ими как следует распорядиться – вот беда. Но уверен, что если по нам будет нанесен главный удар, выстоим. Сейчас все же выстоим.

– Это без артиллерии-то, Иван Тихонович?

– Удар танковой дивизии сдержим, готов спорить. Ты вспомни бои под Трубчевском. Чем тогда воевали?

– Да, иной раз кажется, что хотя нас и меньше, но стали сильнее, чем тот состав, с которым выехали на фронт. Воевать стали злее и увереннее. Нет, с таким народом воевать можно…

Ветеринарный врач капитан Набель, уставший за день, сидел в избушке у дороги, дожидаясь, когда сварится ужин. На дороге послышался шум мотора, и вскоре в избушку постучались.

– Можно на огонек? – спросил, открыв дверь, высокий мужчина.

Вошли двое.

– О, почти коллеги, – Набель посмотрел на эмблемы медиков, – а я конский доктор. Проходите. Капитан ветслужбы Набель, или проще, если сумеете выговорить, Никтополион Антонович.

Вошедшие недоуменно переглянулись, услышав необычное имя.

– Никтополион – значит занимающийся государственными делами ночью. Хотите, конятиной угощу?

– А фронт здесь с какой стороны? – спросил худощавый, с впалыми щеками. – Стрельба отовсюду…

– А что вы за птицы?

– Мне в полк майора Князева. Назначен врачом, – ответил высокий в не по росту короткой шинели и представился: – Военврач Пиорунский.

– А мне в медсанбат, – ответил второй. – Гуменюк Иван Иванович.

– Располагайтесь, переночуете, – предложил Набель, – утром покажу дорогу, – он достал из чугуна три куска мяса. – Любите конину?

– Как вам сказать… Не пробовал еще, – ответил Гуменюк. – А вы давно на фронте?

– С третьей недели войны.

– И все время в этой дивизии?

– Да. С формирования. Два раза судьба меня от нее отрывала и снова, чудом, возвращала.

– Повидали, значит, много чего?

– Выгрузились мы под Чаусами, – начал свой рассказ Набель, чувствуя, что нашел хороших слушателей. – Только с эшелона – стрельба. Я пошел узнать, в чем дело, – немецкие танки. Стали запрягать лошадей, а у нас у одной повозки сломалось дышло, пока я его заменял, гляжу – остался один. Пошел на восток. Спустился лесом по речке Проня, вышел в район Кричева, там, на шоссе, – поток людей, повозки, орудия, машины, и все спешат на восток. Случайно узнал, что ветчасть полка впереди. А самолеты их – ну просто издевались над нами. Под Кричевом затор, сбрасывают с дороги повозки, машины. Врача там нашего убило, пулей в спину, с самолета. Добрался до Рославля. Там войск полно, а понять ничего не можно, все движется вперед. Указок на дорогах нет, едем на Юхнов, какие-то войска идут и на Брянск. Наконец, дошел, до столицы осталось всего сто километров. Завернули нас оттуда к Брянску, потом снова оказался в Рославле, оттуда опять со многими приключениями попал в свою дивизию, и то хорошо, что Бодякшина встретил, нашего дивизионного ветврача, он думал, что я уж давно убит. Вот какой крюк по России пришлось сделать. Потом отступали на Стародуб, и, наконец, Трубчевск. Вот только здесь и начал конями заниматься, а то все было не до них.

– Да-а, – протянул Пиорунский. – Вот это одиссея… Скажите, а раненых много сейчас?

– Нет. Сейчас затишье. Я вижу, вы спать хотите? Давайте я вам соломы постелю.

– А сами вы где ляжете?

– На лавке, не беспокойтесь.

Так началась дружба этих людей. На фронте они всегда были готовы к худшему, но верили в жизнь, хотя и отлично понимали, что всем дожить до Победы не удастся. Один из них не доживет до Победы всего несколько месяцев, когда позади будут такие испытания, что, казалось, сама судьба теперь должна бы смилостивиться и дать ему жить…

Роман Хмельнов, старший военфельдшер санроты полка Князева, прибывший в полк в середине сентября, несколько дней без сна и отдыха работавший на санитарной обработке прибывшего маршевого пополнения, после очередной бомбежки оказывал помощь раненым. К нему медленно подошел человек, тоже военфельдшер, судя по эмблемам в петлицах, среднего роста, с очень усталым видом.

– Здравствуйте, – не по-военному сказал он. – Я назначен военфельдшером батальона, со мной медсестра, совсем девочка. Голодные, конечно, но не в этом дело. Можно у вас отдохнуть? Завтра на рассвете мы уйдем.

– А сам откуда будешь?

– Из Ростова-на-Дону. Фамилия – Богатых. Иван Иванович.

– Хотите каши, селедка есть.

– Спасибо. А вы откуда?

– Из Москвы. Жена и сын там. Чувствую, вы на фронте не первый день?

– Начал под Белостоком.

– А я под Кобрином, у Бреста. Отступали, значит, вместе, только разными дорогами.

И оба, еще не зная друг друга, почувствовали взаимную симпатию, потому что понимали: проделать такой путь и остаться в живых – многое значит.

«Вот как бывает: от самой границы отступаем, а встретились в глубине России…» – подумал Хмельнов.

Иван Богатых начал есть, но от усталости аппетита не было и, завернувшись в шинель, быстро уснул.

«Чувствуется, волевой парень, сообразительный, подтянутый. Не скажешь, что окруженец», – думал Хмельнов о новом знакомом. Сколько друзей и товарищей полегло за эти три месяца войны, несколько частей сменил он за лето, в этой дивизии ни с кем еще не подружился, а с этим человеком поговорили всего несколько минут – и уже хотелось дружить.

«Бывает же такое, – думал потом Роман Хмельнов. – Или повлияло то, что судьба оказалась примерно одинаковой, или еще что-то неуловимое, но когда утром Иван ушел в батальон, мы расставались, как старые знакомые. Как друзья…»

Эти люди пронесли свою дружбу, которая началась в брянских лесах, через десятилетия…

Утром 20 сентября, до завтрака, в блиндаж к полковнику Гришину вошел его первый адъютант лейтенант Серый, которого послали в Горький, как только дивизия вышла из окружения в Трубчевск.

– Товарищ полковник, здравия желаю! Шефы приехали! Подарков – одиннадцать грузовиков да три орудия, две легковушки…

Гришин вышел из блиндажа. Под соснами стояла колонна автомашин, из которых уже выгружали какие-то ящики, а вокруг ходили, оживленно переговариваясь, бойцы и командиры. Гришин подошел к группе штатских.

– Товарищ Рогожин! – поздоровался он с заведующим военным отделом обкома партии. – Здравствуйте! Как доехали? Как там дома?

– Здравствуйте, Иван Тихонович. Привет вам от земляков, от товарища Родионова. Как воюете? А то никаких вестей от вас два месяца. Вот вам письмо от жены.

Гришин взял конверт, в глазах его потеплело, но сразу читать письмо он не стал, положил в нагрудный карман гимнастерки.

– Как там в тылу?

– Народ у нас трудится, ждем от вас победы.

– Вот победы пока нет…

– Настроение, вижу, у бойцов хорошее, рвутся в бой.

– Да, настроение есть.

– Собрались на скорую руку, но кое-что привезли. Своим ходом добрались, за неделю. А это от товарища Родионова подарок, – показал Рогожин на легковую машину.

– Спасибо, передайте ему от меня привет и благодарность.

– Передовую бы нам посмотреть, Иван Тихонович, с людьми поговорить. Мы писем много привезли. Как только узнали, что дивизия вышла из окружения, так жен в обком – целые делегации.

– Давайте сначала позавтракаем.

Весть о том, что приехали шефы из родного города, быстро разнеслась по дивизии. Читали письма от родных, и многие мысленно были в это время дома.