Читаем без скачивания Катастрофа - А Кобринский

- Мороженое продают без шоколадной глазировки.

- И это все?

- Ешенька, иди кушать, - позвала жена. -Кофе или чай будешь пить?

Кофе был горячий. Евсей дул на поверхность, выбирая из сахарницы рафинад. Пил вприкуску. И привычки и внешность у него были потомственными. Евсей надкусил смоченный уголок рафинада и задумался, перебирая в памяти генеалогическое древо своего рода - здесь были все те, чьи гены путешествовали в его клетках: попы, князья, фабриканты, купцы, помещики, крепостные и даже раввины - о последнем кричали узко посаженные глаза. Среди ответвлений встречались и с гемофилией, и с лишними пальцами, но с защечными мешками и с железой, которая вырабатывала бы яд - нет, - таких еще не бы-ло! "Отклонение от нормы? А вдруг положительная мутация - может быть я новый вид Homo Sapiens на земле?" Ободрив себя сверхфантастическим предположением, Евсей прикоснулся губами к стакану. Отхлебнул. Кофе еще не остыл и кадык судорожно подскочил вверх. Зазвонил телефон. Лиза приподнялась...

- Сиди, - сказал Евсей и поспешил в комнату.

- Я слушаю... А - это ты!.. Сама понимаешь, что мне это все... Ладно, уделю... Двадцать минут - не больше!

- Кто звонил? - спросила Лиза: из кухни до-летал ее зычный голос и хлесткий удар ладонью по столу,

- Чего ты стучишь?

- Это я моль прихлопнула. Я уверена, что эта гадость из ничего рождается, - сказала Лиза и повторила. -Еша, кто звонил?

- Оно тебе надо, - хозяин положил трубку и вернулся.

Лиза допила кофе, накормила собаку и пошла раскладывать пасьянс. Верный пес побежал за хозяйкой. Евсей остался на кухне. Раскрыл записную книжку, начал "доводить до ума" очередное стихотворение. Речь шла о старике, которого немцы расстреляли на проселочной дороге. Дорога была обобщенной - пыльная, бесконечная, уходящая на закат. Стихотворение заканчивалось так: старик падает, хватается руками за сердце, "как болят мне ноги" - шепчет и умирает. Местечковое выражение не смущало Евсея - оно было к месту - оно было близким ему и миллиону предполагаемых читателей. Да, фраза ему нравилась - сказано было расковано: "По-нашему - по-чечеловски!" Чечелевка - бывшая окраина города. Там Евсей провел свое детство. В том, что оно было голодным, виновата его бабушка - бывшая графиня безумно любила животных. "Кошачье отродье!" - оно запомнилось ему своей прожорливостью. Варенье жрали! - старуха даже к сладкому своих мяукалок приучила. Котов и кошек Евсей ненавидел. Детство было не только голодным, но и босяцким. Бедный мальчик был вынужден стать карманником. Ворованные копейки уходили на бутерброды, Еда на виду у всех была делом опасным, но Евсей не прятался... Даже теперь, когда он дорос до права называться интеллигентом, если ему угрожали насчет морды- (надо заметить, что случалось и такое!), он находил в себе мужество и предупреждал: "Учтите, я из чечеловских!" Героическое время говорило само за себя. Хулиганы по-жимали ему руку - думали "свой" и находили более покладистую жертву. Нет, комплекса неполноценности у него не было - душевная чистота мешала ему завершить стихотворение фразой "как болят мне ноги" - и не только это! - он был прирожденным аналитиком: любое сомнение, даже подсознательное, должно иметь причину и следствие - "Мне мешает мелодия. Какая? Ах, да - вот она", - чтобы проверить себя, стал напевать текст. Остановился. "Болят мои раны!" - подобие найдено. "Все, что угодно, только не плагиат", - подумал и, гордясь собой, честно, по-пушкински зачеркнул чечелевскую находку,

7

"Пинг-понг, пинг-понг; пинг-понг, пинг-понг" - звонили назойливо, Евсей захлопнул записную книжку и, поспешно сунув ее в карман, пошел открывать дверь.

- Сюда, - сказал он, показывая рукой на кухню. -Лиза, я занят, - голос был повелительным. На кухне появилась блондинка. Одной рукой она прижимала к животу сумочку, другой - рулон, Вид у нее был не столько решительным, сколько старался таким казаться. Зрачки смотрели в разные стороны - создавалось впечатление асимметричности: такой взгляд бывает у эпилептиков. Хозяин подошел к вешалке, понюхал пальто с кожаными вставками и огненно-рыжим ворсом: пахло типографией.

- Ну, что у тебя, показывай, только побыстрее, - выпалил, влетая на кухню с сигаретой в зубах.

- У меня предпраздничный выпуск. Наш редактор заболел, а я ни бум-бум, сказала она писклявым голоском и присела на краешек стула. -Ничего, если я закурю, - открыла сумочку. -Материал у меня есть. Сама отпечатала. Евсей, помогите разместить.

- Разворачивай свое хозяйство, да поживее, - резанул хозяин и выбежал. Вернулся с линейкой-строкомером. Да! - он редактор заводской многотиражки... Выше не получилось, но все равно - те, кому это было нужно, те его знали. Что говорить - газетчиком он был опытным! К нему даже за помощью обращались. Вот и сейчас... - Ищи передовицу! Шапка или заголовок? Дай мне эту "собаку", затараторил и выхватил из рук блондинки отпечатанный текст. -Раз, два, три, четыре, пять.., - зашевелились его губы, подсчитывая количество строк. -Смотри, верно подсчитала! - воскликнул с наигранным изумлением, сверив получившуюся в уме цифру с карандашной надписью на отпечатанном бланке. -Я начинаю уважать тебя, - добавил и, не глядя на макет, точным движением отчертил линию.

- Евсей, скажите, - блондинка затянулась и выпустила к потолку аккуратные кольца дыма. -Мой директор порядочный человек?

- Ты всегда была неисправимой дурочкой, ~~ шепнул и, стараясь переменить скользкую тему, пробубнил, - расскажи лучше, как тебе работается?

- Меня недавно в партком выбрали. Обязанностей прибавилось. Вы же знаете, что отказывать не в моем характере.

- Тебя скоро депутатом сделают, - сказал хозяин с иронией. -Вот будет хохма. Приду к тебе на поклон, а меня молодой мужчина - твой секретарь - не пропустит.

Рассмеялись оба. Работа двигалась к концу. Евсей сделал последнее движение и облегченно вздохнул - макет был разбит на гранки.

- Я еще до утра над ним сидеть буду, - сказала блондинка, сворачивая свое добро в рулон. -Вы, Евсей, умный - расчертили и все, а мне разбираться надо, Я за этот выпуск головой отвечаю,

Хозяин проводил гостью, помог одеть пальто и открыл дверь.

- Попытайся разобраться сама, - сказал громко и нарочито. Меня от всего этого, - постучал указательным пальцем по рулону, - тошнить начинает. И не вздумай звонить! Мне Мандельштама дочитать надо.

Сквозь дерюгу светилась настольная лампа. Хозяин читал.

- Получилось! - сказала Лиза и с наслаждением зевнула; собрав карты в колоду, покинула диван и направилась к прикроватной тумбочке. -Евсей, я ложусь!

Когда хозяин откинул дерюгу, диван был застелен. Жена лежала лицом к стене. На темном полосатом одеяле белела бархатная рука. Евсей скинул штаны и, выключив свет, юркнул в постель.