Читаем без скачивания Рыжий Будда - Сергей Марков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будто слезает он с седла, подходит ко мне, протягивает руку и говорит:
– Здравствуй, русский брат! Помнишь, как мы с тобой делили пищу и ночлег?
Помню дальше, смотрит он на меня, и как всегда улыбка на щеке у него, как паучок, бегает.
– Русский брат! Мы с тобой не только оружие держали. Помнишь, как ты мне посоветовал монголам плуги дать и русскую обувь заводить?
Действительно, настоял я тогда на том, чтобы после необходимого пролития крови великий воитель прославил себя и добрыми полезными делами.
А мой новый знакомый способен ли на добрые и великие дела?
Конечно, нет! И поэтому люди такие, как он, могут лишь злодеями быть. Злодей, с тоской в груди, опасней всего на свете, хуже всякого убийцы, который из нужды ближнему своему брюхо распарывает.
Поэтому и Джа-Ламе, великому проливателю крови, я все жестокости прощаю. Но вот моего нового знакомого в тот день я никак простить не мог.
– Нечего сказать, хороший буддист, подающий руку насилию.
Великое заклинание буддистское говорит: «ом-мани-па-дмэ-хум», и значит это: «О, ты, сокровище, покоящееся на лотосе!»
Разве может божество на лотосе запятнать себя кровью, и разве лотос растет средь кровавых луж?
Боюсь я, что над суждениями моими посмеется образованный читатель, ибо опять повторяю, учен я на медные деньги, на медные деньги труды наших писателей покупал, а читал их в седле, гоняя купеческие гурты по пустыням Монголии, а также Западного Китая.
Итак, тороплюсь я кончить эту запись и хочу только сказать, что сделана она для того, чтобы показать будущему моему читателю, какие бывают люди, которых и земле тяжело носить.
Всем известны мои взгляды на право отнятия жизни, но тут я должен сказать с болью в сердце, что такие люди, как помянутый много раз здесь офицер, жить на земле не могут и даже не должны. Их сама судьба порешит, а если этого долго не будет, то, простите, и я при всех своих взглядах сам пошлю смерть ему. От этого чудесные весы справедливости всей вселенной содрогнутся лишь на минуту, а после пребудут навеки в благодетельном спокойствии.
Где сейчас дикий герой записи моей? С тех пор, как уехал он со станции почтовой в степи и в седло сел, не слышал я о нем ничего. Чем тешит он безумное сердце свое и где и какой ценой, может быть, могилу себе нашел?
Сейчас снова великие бедствия черным крылом осенили мою вторую родину, Колыбель Народов, великое сердце вселенной… Сердце это не должно остановиться, не засушат его великие пески, и укажем мы отсюда Востоку – Тибету, Индии и другим странам новый великий и ясный путь…»
Тихон Турсуков положил на минуту перо и задумался; дожидаясь опять, когда высохнут чернила новой страницы.
Турсуков писал черной жирной тушью; ряды острых, как вороненая сталь, слов радовали его своей стройностью.
Турсуков думал, что эта стройность совпадает со строгим течением его мыслей. Он тихо барабанил пальцами по столу, дул на исписанный лист, помогая туши сохнуть.
Толстые жилы на его шее бились спокойно и ровно.
Вдруг Турсуков прислушался: ему показалось, что кто-то застучал в окно. Стук повторился, он был отрывистым и осторожным. Вслед за этим на окне вырос силуэт конской головы, руки, державшей натянутый повод.
Всадник, подъехавший к самому окну, постучал в стекло третий раз. В окне мелькнула поднятая рука. Турсуков ответил ей обратным условным стуком и быстро пошел к дверям.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
целиком посвященная «царице Тамаре»
Мечтания прапорщика Куликова
Царица Тамара вошла в его жизнь, как свеча, быстро осветившая недра темной комнаты.
Ведь это было поистине так, ибо царица Тамара заставила прапорщика Куликова впервые за его короткую жизнь почувствовать странное, неизвестное до этого, тревожное и, вместе с тем, незабываемое чувство.
Куликов часто восстанавливал в своей памяти все, связанное с чудесным явлением женщины. Его мысли вырастали, как деревья, стройным порядком вначале, но после ломались и падали под напором ветра, олицетворявшего трезвый разум.
Но однажды Куликов полностью восстановил и навсегда запомнил минуты первого томления, заставившие его уже взрослым думать над тем, каким образом его сознание восприняло таинственный ток.
Вот что вспомнил Куликов.
… Ему восемь лет, он живет в тихом и глухом городке, где его отец строит железную дорогу.
В городе много необычайного и странного для мальчика.
Во-первых, на пыльной площади около желтого, похожего на отцовскую чернильницу, собора всегда сидит почтенный Моргун-Поплевкин. Он собирает подаяние по дворам, а имя свое получил в знак своей таинственной привычки часто моргать бесцветными ресницами и сплевывать под ноги прохожим.
У Моргуна-Поплевкина есть друзья – страшный бородач, которого зовут Мужиком Андроном, и толстый босяк с синей губой, по кличке Чернослив. Все трое иногда, как это видел мальчик, пьют водку из одной бутылки и после валяются в бурьяне около собора, пока друзей не выгонит оттуда чахоточный городовой со странной фамилией – Американцев.
Это, конечно, самые интересные и загадочные люди! Кроме них есть еще торговец лимонами и апельсинами – Огонек. Взрослые говорят, что Огонек ходит за своим заманчивым товаром на «линию».
И вот мальчик, во сне, видит, как Огонек идет пешком, как всегда, за город. Огонек проходит луга, поросшие незабудками, минует мохнатый и черный волок и, наконец, попадает в чудесную зону, где находится склад его сокровищ.
Там, на золотой, обязательно круглой поляне, лежат – направо апельсины, а налево – лимоны. Их разделяет знаменитая «линия», прямая, почти невидимая черта.
Огонек садится у этой обетованной грани, закуривает папиросу «Трезвон» и начинает набивать свою котомку.
Апельсины завернуты в тонкую благоухающую бумагу, на которой изображен кудрявый всадник на золотом коне, – обертка лимонов украшена видом огнедышащей горы. (Вулканы или огнедышащие горы – так сказано в книге, которую читал мальчику недавно отец.)
В город Огонек приходит обыкновенно босиком, навеселе. У ручья, за околицей он каждый раз моет запыленные ноги, но каждый раз не может отмыть ногтей, и поэтому кажется, что торговец апельсинами ходит на черных подковах.
Огонек часто приносит свои сокровища в дом родителей мальчика, и тогда у ребенка бывает много золотых бумажек с портретом Гарибальди.
Эти бумажки можно унести Муре и Тоне, хоть они и ничего не понимают в военном деле, как девчонки. Человек на золотом коне держит в руке шпагу, и, следовательно, он – военный.
Мура и Тоня – погодки. Они очень похожи друг на друга и, зная это, говорят мальчику: «Мы обе – вылитые мамы. Мы очень похожи на нашу маму».
Их мать – необыкновенная женщина. Она учит городских детей грамоте.
В доме мамы Инны, как зовут дети маму девочек, живет даже сирота – глухонемой мальчик в голубой матроске. Он играет на большой золотой трубе, и в это время в золоте трубы отражаются рояль, громадный глобус и чучело волка, которого волки в своей семье, по рассказам Муры, звали Иваном Михайловичем.
Глухонемой мальчик умеет читать и находить на глобусе Лондон, чего еще не могут делать Мура и Тоня.
Коля Куликов уже прошел весь букварь, убедясь, что буква «ф» действительно чем-то похожа на филина, а «с» – суха, как сухарь, нарисованный возле этой буквы. Через год Коля уже читает все, что попадается ему под руку из книг отца. Там есть замечательная книга со стихами и картинками на отдельных листах. На каждом листе – четыре картинки с подписями из четырех строчек.
В этой книге Коля впервые прочел стихи о царице Тамаре, успел их забыть, пока сама царица не заявила о своем мучительном существовании.
Все произошло в один из зимних вечеров, когда на холодных окнах росли ледяные цветы и у волка Ивана Михайловича особенно ярко светились стеклянные глаза. Мама Инна оставила Колю сегодня ночевать у себя, так как он засиделся у девочек. Дети сидят в углу и рассказывают друг другу страшные истории.
– К нам может прийти Моргун-Поплевкин, – шепчет Мура, кладя голову на плечо Тони.
– И Мужик Андрон, – добавляет Тоня, косясь на Ивана Михайловича.
– Ничего, мы им покажем! – храбро говорит Коля. Он мужчина, он должен быть отважен, как апельсиновый Гарибальди.
– Мама Инна даст мне ружье, – добавляет он. – Я буду стрелять в них, и они испугаются. И тогда на помощь прибежит Американцев. У него револьвер на красном шнурке. Он их посадит в кутузку!
– А что это такое? – спрашивает Тоня, преисполняясь гордостью за чужую отвагу.
– Кутузка – это меленькая тюрьма. Мне Огонек говорил, что там бегают крысы. Моего папу садили в большую тюрьму, когда он был студентом.
– О, я боюсь крыс. Они рыжие!… – тянет Мура и вдруг начинает прислушиваться. Глаза ее делаются большими и неподвижными.
– Кто-то стучит! – прерывающимся голосом говорит Мура и начинает хныкать. – Я ничего плохого Моргуну-Поплевкину не делала, никогда не дразнила, ей-богу…