Читаем без скачивания Жабьи дети - Ольга Репина

Мадам Женевьева вздохнула и сказала:

– В таком случае я советую тебе сразу же переговорить с хорошим адвокатом и доверить ему подписание контракта.

– А никакого контракта нет и в помине, – засмеялся Франсуа. – У нас все на доверии.

– Это, милый племянник, совсем плохо, – ответила мудрая тетушка и чтобы сгладить впечатление напряженности от их разговора, который, по правде говоря, ее сильно озаботил, предложила пойти посмотреть комнату, в которой Франсуа будет жить и работать.

– Но к этому разговору мы еще вернемся, – сказала она. – И прошу тебя, не делай необдуманных поступков без моего совета.

Франсуа вздохнул, поняв, что сделал глупость, так откровенно переговорив с престарелой и отставшей от жизни теткой. К тому же он помнил о том, что тетушка не любила финансовых авантюр, поскольку в жизни она видела нужду, о чем часто любила вспоминать.

Они поднялись по крепкой, но скрипучей лестнице на второй этаж. С этой лестницей у Франсуа было связано много воспоминаний о шишках, ссадинах и даже об одном переломе, так как он, по словам тетки, в детстве был очень подвижным.

– Вот твоя комната, Франсуа, – сказала мадам Женевьева, пропуская племянника вперед. – Та самая, в которой ты провел все свое детство, отрочество и раннюю юность. Как видишь, в ней мало что изменилось.

Франсуа прошел по комнате, попрыгал на одному ему ведомой половице, которая издала знакомые звуки, похожие на сломавшуюся фисгармонию покойного мсье Орсэ.

Тетушка засмеялась.

– Вспомнил таки, проказник! А помнишь, как изводил гувернанток своими концертами на половице?

И она залилась счастливым смехом.

– Я постаралась создать в комнате как можно больше уюта, чтобы тебе было приятно проводить здесь время. Однако, не настолько приятно, чтобы ты лишал меня своего общества.

Франсуа упал на пышные перины кровати и, закрыв глаза, перенесся в детство, когда он, маленьким мальчиком, засыпал в этой мягкой постели, мечтая о ярком и счастливом будущем. И вот теперь он взрослый, но яркого и счастливого будущего хочется так же, и он не знает, когда оно явится и предъявит себя во всей красе.

Франсуа хмыкнул. Пожалуй, он немного приукрасил тетушке свои дела там, на кухне. Что на него нашло? Расслабился под действием вкусной и сытной еды?

Мадам Женевьева на цыпочках вышла из комнаты, полагая, что племянник задремал. Но Франсуа не спал, он думал.

Конечно, его положение в Сорбонне было шатко и непрочно. Это в провинции кажется, что если ты работаешь в парижском университете, известном на весь мир, то можешь себе позволить все или почти все в жизни. Как рассказать тетушке, которая считает его самым талантливым, самым способным, что он, по сути, не может обеспечить свои потребности только заработной платой. Иногда её едва хватало на приличную еду, поскольку почти все средства идут на аренду за съёмное жилье и оплату труда прачки.

Да, работа ученого сейчас не в особом почете. Бегать же дополнительно по урокам и заниматься репетиторством он не имеет никакого желания. Это значит всегда бегом, всегда в мокрых ботинках и почти всегда на пустой желудок. Он затеял дельное научное исследование, недаром им сразу же заинтересовался сам мсье Дюлок. Одному Богу известно, как сведения об исследованиях Франсуа в университетской лаборатории, похожей на сарай, проникли к этому финансовому гуру. Об этом, кстати, следует на досуге поразмышлять.

То, что мсье Дюлок предложил Франсуа для начала – повергло того в шок. Он хотел заплатить за научные исследования Франсуа в сфере биологии и медицины, при условии, что все результаты исследований автоматически сразу же становятся собственностью фармацевтической компании «Дюлок и Дюлок». Предложил очень выгодные условия при совместном внедрении разработок. И это притом, что Франсуа только начал разрабатывать тему гуморальной регуляции и действие гормонов на организм человека. Правда, мсье Дюлок сразу же оговорил, что направление исследований придется немного изменить, но изменить не кардинально. Это он прибавил после протестующего жеста Франсуа, который слушал разглагольствования мсье Дюлока в роскошном кабинете на Елисейских полях.

Кабинет этот резко контрастировал с тем, что видел в жизни сам Франсуа Тарпи, хотя назвать его бедным человеком ни у кого не хватило бы совести. Франсуа стало обидно, когда он вспомнил, как секретарша мсье Дюлока презрительно оглядела его с головы до ног, прежде чем уведомить патрона о приходе мсье Тарпи.

Франсуа всегда весьма щепетильно относился к знакомствам с представителями высших сословий и буржуа. Поэтому нарядился в свой лучший темно-синий костюм, тщательно подобрал рубашку и галстук, обновил бархоткой туфли и специально приехал на такси, чтобы весь облик остался первозданно аккуратным. Тетушкины уроки не пропали даром.

Однако, секретарша, маленькая смазливенькая обезьянка, позволила себе нечто, обидевшее и насторожившее Франсуа. И сейчас он очередной раз переживал ее язвительный взгляд, направленный на его ноги: все было почти безукоризненно, но поношенные, хоть и чистые туфли его выдали. Невозможно держать весь гардероб наготове в ожидании того, что сегодня тебя неожиданно пригласит на кофе знаменитый миллионер-фармацевт.

«Гадюка, – подумал Франсуа о секретарше. – Посмотрим, как ты меня встретишь, когда я подъеду к конторе на роскошном авто и одежде от лучших парижских портных».

– Хотя не это должно меня сейчас занимать, – сказал Франсуа вслух и повернулся на бок, потому что ему показалось, что в комнате еще кто-то есть.

Он не ошибся. На пороге стояла служанка Дениз с подносом в руках и с любопытством смотрела на Франсуа. Он увидел, что ее юбка по случаю визита в его комнату стала еще короче.

– Интересно, а что вас должно сейчас занимать? – хихикнула она, прикрыв по-крестьянски рот ладошкой.

Франсуа нисколько не смутился, а наоборот обрадовался, поскольку Дениз понравилась ему при первой встрече. Девушка это поняла и продемонстрировала знаки, понятные только мужчине, которому они предназначены: итак, она уже готова на все. Или почти на все, мсье.

Удивительнее всего, что даже если при таком немом диалоге присутствуют посторонние, они ничего не видят и не замечают. Как не заметила сигналов, подаваемых Дениз и этой «готовности номер один», мадам Женевьева.

– Хочешь знать, милашка, что меня сейчас должно занимать? – засмеялся Франсуа и, кубарем скатившись с кровати, подлетел к Дениз. – Я тебе отвечу. Например, меня должно занимать, почему твоя юбочка за последние полтора часа укоротилась на десять сантиметров? Почему ты без моего разрешения зашла в комнату хозяина и наблюдала за мной? То есть меня должен занимать вопрос: а чего ты хочешь?

Дениз неторопливо поставила поднос на столик возле зеркала, поправила на пышной груди булавку, которая закалывала передник, проведя после этого руками по талии и бедрам, а затем, прикоснувшись отполированным коготком указательного пальца к ослепительно белым, но мелковатым зубкам между пухлыми коралловыми губами, сказала:

– Того же, что и ты!

Франсуа рассмеялся, но тепло желания уже отравило его быструю и горячую кровь.

– Ах ты, маленькая дрянь! Только хозяин на порог, а ты уже рядом с его постелью предлагаешь свои услуги. Воистину чудовищные нравы в провинции. Это от общей бедности или твоей личной порочности? Вот достойная тема для исследования психоаналитика! В Париже проститутки более сдержанны, чем горничная у старой святоши в провинциальной Нормандии!

Он крепко схватил Дениз повыше локтя за руку и притянул к себе. Его обдало специфичным запахом здорового женского цветущего тела, однако, это же его и оттолкнуло, ослабив желание. Парижские женщины мылись тщательнее.

Ноздри Франсуа дрожали, втягивая новый для него запах, который ему не нравился, но был интересен как биологу и человеку, интересующемуся всеми явлениями жизни. Нормандская потаскушка – это тоже явление жизни, хотя изучать его Франсуа расхотелось. Опять сказались тетушкины уроки чистоплотности.

Он отпустил Дениз, удивленно смотревшую на этого мужчину, которому еще минуту назад она нужна была позарез для удовлетворения его желания. Она не понимала, что случилось. Любой житель Понтабери мужского пола (так она считала) многое бы отдал, чтобы прижимать к себе Дениз в спальне, ничего не заплатив при этом и ничем не рискуя.

Она фыркнула и сделала это достаточно выразительно для того, чтобы вывести Франсуа из состояния транса.

– Вы, мсье, всегда так непоследовательны? – спросила она, поворачиваясь к зеркалу и краем глаза наблюдая за собеседником.

– Это не твоего ума дело, мадемуазель Дениз, – ответил Франсуа.

Слово «мадемуазель» резануло слух не только самому Франсуа, но и Дениз, которая никогда не слышала, чтобы к ней обращались подобным образом, ибо вся ее жизнь была наполнена делами, не позволявшими жителям Понтабери называть ее «мадемуазель». Поэтому достаточно вежливое обращение было ей воспринято как оскорбление.