Читаем без скачивания Зандр - Вадим Панов

Камни…

Камни – это нынешний мир. Камни всех размеров, песок, солнце, радиация и снова камни… А между ними – редкие зелёные зоны и ещё более редкие водоёмы. Настолько редкие, что в их существование никто не верит, потому что вода ушла вниз, в глубокие слои, прячется, не желая течь по Земле, которая стала камнем.

Настоящая вода глубоко, а та, что приходит с неба, чаще всего отравлена… Хотя… Отравлена она по древним меркам, по таблицам, которые составляли врачи до Времени Света, до того, как мир стал грёбаным, а мы сожрали столько радиации, словно нам делали рентген каждые тридцать секунд жизни… Всю жизнь… Всю прошлую жизнь…

Я плохо помню прошлую жизнь, но знаю, что по её меркам я отравлен. И телесно. И духовно. Я отравлен и ядовит. Я опасен. Иногда я противен сам себе.

Но я живу.

Я знаю людей, которые скормили себе пулю, но я живу.

Отравленный. И ядовитый.

Я не знаю, кто первым назвал зандр Зандром, но он не ошибся, чтоб меня на атомы разложило, он отыскал правильное слово, потому что, когда я оглядываюсь, я вижу только его – Зандр.

И когда я смотрю в себя, я снова вижу его – Зандр.

Зандр всюду.

Безжизненный. Пустой. Жестокий…»

(Комментарии к вложениям Гарика Визиря)

Аттракцион Железной Девы возник, едва багги взгромоздился на Кирпичи по северному серпантину: невдалеке, в полукилометре, а то и поближе, открылась серая башня, бывшая церковная колокольня, на маковке которой замерла бронзовая статуя. Если бы Визирь явился на плато по южной, широкой и пологой дороге, то до аттракциона пришлось бы проехать почти восемь километров, а так он сразу разглядел и знаменитую Башню центральной площади городка, и не менее знаменитую Деву на ней. Как этой колокольне удалось пережить Время Света и последующие за ним тектонические сдвиги: мощные землетрясения, появление Рагульских Утёсов и открытие вулкана Шендеровича, никто не понимал до сих пор. Но как-то пережила и стала визитной карточкой аттракциона, известной далеко за пределами Весёлого Котла.

С севера Железная Дева вплотную подходила к обрыву плато, но из предосторожности над ним не нависала: по краю предусмотрительный Скотт Баптист выстроил оборонительную линию, и едва багги поднялся на Кирпичи, как пришлось останавливаться у блокпоста, состоящего из двух бетонированных дотов. Из правой амбразуры на мир смотрел тяжёлый пулемёт, из левой – огнемёт и скорострельная авиационная пушка с электрическим приводом. А за дотами, вдоль дороги, были установлены шесть классических Железных Дев, по три с каждой стороны. И, судя по свежим кровавым следам вокруг первой, сейчас она не пустовала.

В этом аттракционе преступников не вешали.

И ещё в этом аттракционе все знали Визиря, поскольку за него промолвил словечко Баптист – атаман, богдыхан и повелитель Железной Девы, милостивый король, справедливый судья и главарь банды падальщиков имени себя. Баптист Визиря жаловал – в своё время разведчик составил для него идеальные карты Весёлого Котла, – и потому мелкие падлы препятствий комби не чинили.

– С разведки? – осведомился Штиль, когда Гарик выбрался из багги.

– Ага.

– С Франко-Дырок или из Ямы Доверчивости?

– С Франко-Дырок.

– И как там?

– Пусто и радиоактивно… – отделался Визирь стандартной отговоркой комби. – А у вас?

– Кровь видишь? – Штиль мотнул головой в направлении Дев. – Веномы пытались прорваться.

– Заразные?

– Здоровых пропустили бы, – слегка удивлённый странным вопросом, ответил падальщик. – Мы с веномами нормально, когда они нормально, а эти дикие шли, очумелые. Я их внизу разглядел, в бинокль, вижу, что первые десять тряпками замотаны по самые гланды, и ору: «Размотайтесь, черти!» А они прут. – Бой случился недавно, эмоции ещё не улеглись, и Штиль с особым удовольствием описывал Визирю проявленный героизм. – В общем, побежали они…

– Побежали? – уточнил комби.

– Ага.

– Так они пешком к Кирпичам подошли?

– Пешком, – подтвердил падла.

– То есть совсем дикие…

– Получается. – Штиль помолчал.

Веномы – жертвы жутких болезней, порождённых агрессивной химией и вырвавшимися на волю боевыми вирусами, усиленными и видоизменёнными повышенным фоном, – являлись одним из самых страшных порождений Времени Света. Истории о том, как два-три разносчика «кентуккийской эболы» или страшного «синдрома старухи Клинтон» превращали в кладбища целые области, не были сказками – такое случалось. И потому в веномов предпочитали стрелять без предупреждения, их появление считалось достаточным поводом для атаки… Раньше. Но постепенно ситуация поменялась. Исковерканные, но не заразные веномы стали мирными: вели оседлую жизнь, выживая так же, как все, и свободно торговали с чистыми. Опасность же исходила от веномов диких – заразных, болеющих и мечтающих утянуть в могилу как можно больше ненавистных чистых. Именно они считались бичом Зандра, его отравленной отрыжкой…

– Они орут: «Мы местные! Не стреляйте!» – а сами прут. Я им: «Стой! Суки! Докажите!» – а они прут и завывают, что местные. – Штиль потёр подбородок. – В общем, мы из пулемёта лупанули, они на землю попадали, меж камней укрылись, но я шуршание слышу – ползут, и врезал из огнемёта… Чуешь, мясом горелым воняет?

Воняло действительно изрядно. Пока разведчик ехал в багги, запах почти не ощущался, а вот на открытом воздухе вцепился плотно, и будь комби чуть менее опытен, наверняка почувствовал бы рвотные позывы.

– Вы их горелыми в Деву запихнули?

– Веномов в Деву? – притворно изумился падальщик. – Да я к этим гадам даже за сотню радиотабл не прикоснусь! Близко не подойду!

– Издали сожгли?

– Ага.

Рассказывая, Штиль успел проверить Визиря на радиацию, химически и биологически опасные внедрения, сделал экспресс-анализ крови и, судя по всему, остался доволен результатами. Не зря, покинув Франко-Дырки, Гарик провёл полный цикл обеззараживания, причём не только себе, но и багги, всему оборудованию и находкам.

– А в Железную мы их проводника посадили, – продолжил падальщик. – За то, что к нам вывел.

– Комби? – уточнил Визирь.

– Да. – Штиль знал, что Гарик заинтересуется, и ждал реакции.

– Откуда?

– Я не спрашивал.

Разведчик качнул головой, показывая, что понял и ответ, и то, почему ответ был именно таким, после чего заложил большие пальцы за портупею, помолчал и, выдержав паузу, спросил: