Читаем без скачивания Блокада. Книга 1. Охота на монстра - Кирилл Бенедиктов

— А мне ведь позарез нужно с вами идти! Может, это шанс мой, такой один раз за всю жизнь дается!

— Какой шанс? Ты о чем, майор?

— Да неважно! — махнул рукой Кошкин. — В общем, так, товарищ Петренко. Я принял решение. Иду с вами. Но если вернемся живыми — ты об этом, пожалуйста, молчи. Как человека тебя прошу, ладно?

«А может, он и ничего парень, — подумал Тарас, вытирая бритву о полотенце и пряча ее в кожаный чехольчик. — Кто сказал, что раз особист — значит непременно сволочь?»

Вслух он сказал:

— Ладно, майор. Но если за пятнадцать минут не соберешься — выходим без тебя, ясно?

2

Конечно, ничего у них не получилось.

Не могло получиться. Вокруг Коло-Михайливки было сосредоточено столько сил, что прорваться к ней не смогла бы и танковая бригада. А Тарас взял с собой всего двадцать пять человек — правда, самых лучших. Вести больше посчитал неправильным — передвижение крупных групп легче засечь, да и стоявшая перед ним задача не требовала участия всех бойцов отряда. Потрепать врагу нервы можно и так.

Удивительным было скорее то, что им удалось добраться до Пятничан. По железной дороге время от времени проезжали патрули на дрезинах, но от них люди Тараса научились прятаться уже давно. Лежали в грязи, накрывшись зелеными плащ-палатками, пока лязг дрезины не затихал в отдалении. А потом оказалось, что в яблоневом саду на окраине Пятничан стоит зенитная батарея, о которой ничего не знал даже Кошкин, и по дорогам туда-сюда снуют мотоциклы с автоматчиками в черной форме. Тарас в бинокль разглядел, что погоны их сверху были закрыты клапанами.

— Это что за клоуны? — спросил он Кошкина. — На армейцев вроде непохожи. Гестапо?

Майор сплюнул.

— «Великая Германия», — ответил он. — Эсэсманы. Дерутся, как черти. Раньше их тут не было.

Тарас вновь подивился про себя осведомленности особиста, но говорить ничего не стал. Прикинул, что незамеченными мимо черных эсэсманов они к балке не проберутся, и решил двигаться на юг, к Бондарям. Повсюду на дорогах стояли усиленные посты охраны, но один боец из местных знал тропку через топи, которые немцы считали непроходимыми. До Бондарей добрались уже на рассвете, мокрые, вымазавшиеся в болотной тине, уставшие до свинцовой дрожи в ногах. Стоявшее на берегу реки село казалось вымершим — не мычали коровы, не пели петухи, не слышно было скрипа дверей и хлопанья раскрывающихся навстречу утру ставней. Партизаны осторожно заглянули в один дом — пусто, в другой — то же самое. Посреди села на столбе висела фанерная доска с криво намалеванными русскими буквами: «Всем жителям деревни явиться к 10.00 на берег для последующего переселения. Администрация». Над этой доской висела аккуратная жестяная табличка с ровной немецкой надписью: «Sonderzone. Schutzgebiet».

— Чего написано? — спросил Тарас у майора.

— «Особая зона, охраняется». Жителей выселили… — Майор повел головой, оглядываясь. — Интересно, где ж у них тут наблюдательный пост?

— Найдем, — буркнул Тарас. С обещанием он поторопился — где бы ни прятались фашистские наблюдатели, партизан они засекли первыми.

С двух сторон по бойцам хлестнули пулеметные очереди. Ревя мотором, выскочил из-под увитого виноградом навеса мотоцикл с коляской, помчался прямо на Тараса с Кошкиным.

Сидевший в коляске черный эсэсовец поливал их огнем из автомата.[1] В руке майора мгновенно оказался пистолет с коротким дулом, плюнул пламенем. Эсэсовец схватился за плечо и начал медленно выпадать из коляски. Секундой позже Тарас срезал водителя — мотоцикл проскочил мимо них и врезался в нарядный зеленый штакетник. Партизаны рассыпались по улицам села, ведя огонь по вторым этажам домов, где засели пулеметчики.

— Все, майор, — крикнул Тарас, на бегу стреляя в выскочившего из переулка рослого патрульного. — Надо отходить!

— С хрена ли! — рявкнул где-то за спиной Кошкин. — Сейчас этих сук в землю вобьем и дальше двинемся!

И вбили ведь! В Бондарях фашистов, к счастью, было немного — вряд ли больше дюжины. Тарас потерял пятерых своих людей, но из черных эсэсманов не ушел никто. Кошкин, легко раненый в руку, снова скалился во все тридцать два зуба.

— Теперь прямой дорогой на Коло-Михайливку! Отсюда до нее рукой подать. Дадим сволочам прикурить!

До Коло-Михайливки от Бондарей было действительно недалеко. Дорога поднималась на холм, ныряла в ложбину и вновь взбиралась в гору — вот и все дела. Беда в том, что по дороге двигаться нельзя было ни в коем случае, а по полям — можно, но только в темноте. Пошли через лес, надеясь выбраться из него уже где-то в окрестностях загадочного объекта. Не вышло — к полудню лес кончился, начались вырубки. Тарас осторожно взобрался на гребень, на котором когда-то росли высоченные красивые сосны, достал бинокль… и опустил его.

Все было ясно и без бинокля. По полю, лежавшему между вырубками и Коло-Михайливкой, двигались на него танки — штук десять. Легкие, вооруженные пулеметами, а не пушками, но — танки. А по бокам от танков шли черные эсэсманы, и было их за сотню. Лаяли, рвались с поводков овчарки. Рычали моторы. Плыли над полем густые облака пыли.

Выматерился неслышно подошедший сзади Кошкин.

— Уходить надо, — снова сказал ему Тарас. — Сомнут нас, майор.

Молчал особист, скрипел зубами от злости. Так ничего и не ответил Тарасу.

— Уходим, — приказал Тарас, вернувшись к отряду. — Идем к реке, будем перебираться на тот берег.

Там их и зажали — у самой воды. С одной стороны — прочесывающие лес солдаты с овчарками, с другой — обошедшие лесной массив легкие танки. А потом по реке подошли моторные катера и обрушили на партизан такой шквал огня, какого, наверное, не видели и в аду. Тарас ушел в камыши и оттуда подстрелил пулеметчика на одном из катеров, но на этом его счастье закончилось. Катер басовито ухнул в ответ, зеленая илистая вода перед самым лицом Тараса встала стеной и ударила его мокрой тяжелой ладонью. Небо качнулось над ним, а потом надвинулась непроглядная чернота.

Но он не умер.

Он понял это, когда пришел в себя на дощатом полу сарая. Ребра отзывались острой колющей болью каждый раз, когда Тарас пытался вздохнуть, глаза заплыли и почти ничего не видели.

Кто-то склонился над ним, взял за подбородок рукой в черной кожаной перчатке (кожа почему-то была очень холодной) и что-то пролаял по-немецки.

— Не понимаю, — хотел сказать Тарас, но только хрипло закашлялся. Ему показалось, что ребра по одному засовывают в мясорубку. Рука в перчатке брезгливо отдернулась.

— Он не понимает по-немецки, герр Доннер, — объяснил другой голос, жирный и вкрадчивый. — А по-русски ты понимаешь, большевистская сука?

Комната начала кружиться вокруг Тараса.

— Царицкий, — велел первый голос, — узнайте, что партизаны делали в Бондарях и зачем они пытались проникнуть в Коло-Михайливку.

— Слушаюсь, герр Доннер. Ты, гнида, очнулся? Отвечай, что вы забыли в Коло-Михайливке!

Тарас собрал все свои силы и постарался ответить четко:

— Маму твою мы там забыли, подкормыш немецкий… очень уж ей в последний раз со мной понравилось…

Очень тяжелый и очень твердый сапог врезался Тарасу в ребра, и спасительная тьма вновь накрыла его.

Второе возвращение к жизни было еще хуже. Теперь над ним стояли трое — потный толстяк в штатском, коренастый лысый амбал в военной форме гестапо и высокий костлявый офицер с серебряными молниями СС в петлицах. В руках у офицера был шприц.

— Сейчас вам станет лучше, — пообещал он и улыбнулся. — Намного лучше. Переведите ему, Царицкий. А когда вам станет лучше, мы поговорим, как добрые товарищи.

Толстяк перевел, елейно улыбаясь. Улыбка не мешала ему с ненавистью смотреть на Тараса.

— Тамбовский волк тебе товарищ, — прохрипел Тарас. Этого Царицкий переводить не стал.

— Закатайте ему рукав, — велел офицер. Потные пальцы коснулись предплечья Тараса, и того передернуло от отвращения. Тарас дернулся, но Царицкий с неожиданной силой припечатал его к полу. В голове сразу же зашумело.

— Не бойтесь, — дружелюбно сказал офицер. — Это даже не больно.

Игла скользнула под кожу, безошибочно нашла вену. Руке стало жарко, будто в нее вливали расплавленный свинец. Потом Тарас почувствовал, как боль его отпускает — сначала нехотя, цепляясь за каждый сантиметр тела, как защитники города бьются с превосходящими силами противника за каждый дом. Потом боль схлынула, унесенная теплой волной, и Тараса охватило давно забытое чувство блаженства.

Офицер приподнял ему веко, поглядел на расширившийся зрачок, и остался удовлетворен увиденным.

— Also, — произнес он приятным баритоном, — мне кажется, наш друг готов к разговору. Для начала давайте познакомимся. Меня зовут доктор Эрвин Гегель. А как зовут вас?