Читаем без скачивания Авантюристка - Эмиль Брагинский

Певцов (вздохнул). Рискните!

Елена. Мое появление для вас находка, щекотание нервов, новая игра, похлеще той, которой вы балуетесь с профессором Сухаревым, я слышала: «Здравствуй, Бим!» Кажется, были такие знаменитые клоуны.

Певцов (сухо). В своих поступках я ни перед кем не отчитываюсь! (После некоторой паузы.) Мы с Павлом Вениаминовичем слишком задерганы институтами, академиями, конгрессами, редколлегиями, командировками, у меня еще и телевидение. Вот мы и играем в клоунов. Эмоциональная разрядка.

Елена (опять не удержалась). Но самое главное, вы узнали меня, довольно скоро. Иначе бы так шуганули! Чего вам, персоне на недоступной высоте, бояться какой-то дамочки с маниакальной идеей преследования?

Певцов. Нет. Именно мне, поскольку я на виду, ваше нелепое появление может повредить более, чем кому-то заштатному и неизвестному.

Елена (неожиданно). А как вы относитесь к великому фламандскому художнику Питеру Пауэлу Рубенсу?

Певцов. Значительно лучше, чем к вам.

Елена (снова роется в сумке, добывает оттуда книжку). Не могу сказать, чтоб вы мне оригинально надписали… Вот откуда я знаю ваш почерк! (Читает с выражением.) «Милой Лене на добрую память. О точка Певцов». (Передает книгу растерянному Певцову.) Я суеверная, а поездка в Москву началась замечательно. На аэродроме захотела попить и спрашиваю буфетчицу: «Стаканы чистые?» А буфетчица отвечает: «Для всех чистые, а для тебя вымою!» (И победоносно уходит в дом.)

Картина третья

Утро следующего дня. На террасе накрыт стол для завтрака, но пока терраса пуста. Осторожно ступая, появляется Марина. Шепчет кому-то невидимому.

Марина. Ближе не подходи!.. Встань за деревом!.. Да не за таким тонким… Отойди назад!.. Да не шурши ты листьями! Не наступай на ветки!.. За елкой стой, да не за той, а за соседней… Я говорила, чтоб ты ждал на станции… Чего ты сюда притащился!.. (Подходит к столу, ест. Потом берет булочку, с размаху кидает в окно.) Лови!

Входит Певцов. Марина улыбнулась отцу.

Доброе утро, папа! Я ем!

Певцов тоже усаживается за стол, чтобы позавтракать.

Певцов. Ты откуда возникла?

Марина. Особое поручение. Мама просила, чтоб ты задержался на даче до понедельника!

Певцов (раздраженно). Опять ей понадобилась моя московская квартира?

Марина. Когда ты разъезжался с мамой, ты еще не вылезал на телевидении, тогда тебя знали только оголтелые математики, а теперь ты известен всей стране.

Певцов (усмехнулся). Включая маму.

Марина. Ей важно пустить пыль в глаза, собрать у тебя избранную компанию, доказывая, что она до сих пор состоит с тобой в неразрывной духовной связи!

Мужской голос (откуда-то из сада). Кинь еще!

Певцов (вздрогнул). Что такое?

Марина. Наверное, нищий или голодная собака. (Отламывает кусок хлеба, бросает.) Кстати, приморская Лебедева еще здесь?

Певцов. Приморская еще здесь.

Марина. Чуть не забыла. Мама просила рублей тридцать пять. (Певцов привычно вздохнул, привычно отдал деньги.) А про Лебедеву я все поняла, у нее нет… никакого ребенка!

От этого непредвиденного умозаключения Певцов, как говорится, остолбенел.

Певцов. Но она специально приехала… и тетрадки, и фотографию показывала…

Марина (фыркнула). Подумаешь, проблема – какое-то фото, неизвестно чье. (Таинственно продолжает.) Она проникает к тебе в дом, афиша у нее броская…

Певцов. Какая афиша?

Марина. По-вашему – лицо. Ноги выигрышные, секс наружу, и если учует в тебе слабинку, то заплачет на твоем материально-обеспеченном плече и дрожа прокурлыкает: «Я влюбилась в тебя по цветному телевизору и, погибая от боли в сердце, придумала твоего ребеночка, чтобы увидеть тебя воочию, прости, любимый… А если на самом деле хочешь сына, сотворить его – пара-тройка пустяков!..»

Мужской голос (из сада). Кинь еще!

Теперь уже Певцов отламывает от батона ломоть и бросает.

Певцов. Собака прожорливая!

Мужской голос. Спасибо!

Певцов. И вежливая собака!

Марина. Эту Лебедеву, папа, гони, как говорит наш друг Сухарев, в хвост и в гриву, и без прокорма! (К появившейся Вале.) Валя, ты лично отвечаешь за безопасность отца! (Убегает.)

Валя держит в руках монографию Рубенса.

Валя. Раньше я полагала, что она берет нахрапом. Сама затея настолько абсурдна, что в этой абсурдности лежит залог успеха. Никто не поверит, что она все это просто взяла и сочинила. Но Рубенс – это уже вещественное доказательство! (Садится за стол и ест.)

Певцов. Доказательство чего? Что я кому-то надписал первую попавшуюся книжку? От этого дети не рождаются!

Валя. Когда надписал, при каких обстоятельствах?

Певцов (искренне). Понятия не имею.

Валя. Стоит это ляпнуть на суде, и ты припух! Не помнишь начала, тем более забыл продолжение.

Певцов. Ты разговариваешь так, будто я уже под следствием!

Валя. Ты именно там!

Певцов. Пойми, я объездил столько стран, городов, встречал такое количество людей – вокруг меня вечно круговорот лиц, как я могу помнить, что делал в Южанске четырнадцать лет назад!

Валя. То, что у тебя выпадение памяти, – тоже против тебя! (Решительно.) Надо от нее откупиться, пока не поздно! И предложить сразу много, чтобы ошарашить!

Певцов (вскинул голову). Подкуп противоречит моим принципам!

Валя (с издёвкой) Самые отвратительные поступки всегда совершаются во имя высоких принципов! (Зовет). Елена! Елена Кирилловна!

Никто не отзывается.

Певцов. Я тебе категорически запрещаю!

Валя. А категорические запреты ведут к росту преступности! (Идет в дом и сразу возвращается.) Она исчезла!

Певцов. Ну и к лучшему!

Валя. Чем крупнее ученый, тем он хуже соображает. Держи! На самом видном месте она оставила тебе подарок с подковыркою!

Певцов (берет с опаской). Что такое?

Валя. Сенсационный снимок – ты с ней в обнимку.

Певцов хочет в сердцах сразу порвать фотографию.

Папа, с негатива, который у нее, можно отшлепать таких отпечатков тьму-тьмущую, знаешь, для стенда «Фотодокументы обвиняют»! Вещественное доказательство номер два, это уже удар ниже пояса!

Певцов. Вроде я и… вроде действительно обнимаю!..

Валя (заглядывает в снимок). Еще как обхватил ручищами!

Певцов. Но… кого я обнимаю?

Валя. Слушай, правда, кого? Тут вон какая волосатая барышня.

Певцов. Волосы до колен!

Валя. А черты лица, ну-ка!

Певцов. Все молодые женщины похожи друг на друга. Но, видишь, нос не этой формы, а лоб вообще из другой оперы!

Валя (с надеждой). Может, ты надписал книжку не ей, а этой, с волосами. Неужели ты стольких обнимал, что не можешь вспомнить?

Певцов. Кажется, припоминаю… туманно…

Валя. Ну-ка, развей туман!

На террасе появляется Сухарев, он явно в возбужденном состоянии.

Сухарев. Вся эта заваруха, Олег, с твоим лишним ребенком – мелочь быта. Я приехал на дачу передохнуть и, надо же, сразу встретил начальника кадров!

Певцов. Это не к добру! Это как черную кошку!

Сухарев. Несколько лет назад мне прислали по распределению научного сотрудника – недоумок, не отличал лошадь от осла.

Певцов. Пусть бы не различал, но уважал хотя бы ослов!

Сухарев. Зато он выступал на всех политзанятиях и был до крика заметен в общественной жизни. Потом я нашел выход, выдвинул его куда-то, и он исчез!

Валя. Я догадалась – теперь твоего недоумка назначают директором твоего института.

Сухарев. Я буду бороться! Всякая наука, Валюша, как и все на земле, начинается с любви. Наша – с любви к лошадям!

Никто не заметил, как и когда подошла Елена с полотенцем, перекинутым через плечо.

Елена. С детства мечтала научиться ездить верхом!

Сухарев (азартно). Сегодня лошадь важна как никогда. Если все деревни обеспечить лошадьми, при наших непроезжих для машин дорогах… (Только что первым увидел Елену.) Это вы? Не подлизывайтесь ко мне! (Круто поворачивается, уходит.)