Читаем без скачивания «Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, по крайней мере, мне казалось тогда.
Оставшиеся до поездки дни я с тревогой следила за погодой. Синоптики говорили о надвигающемся циклоне. Мама была на даче, а отцу я сказала, что еду на турбазу.
Я понимала, что ложь быстро раскроется, но пусть родители узнают о путешествии потом, когда поездка будет уже позади, чем волнуются все выходные. Палатку и спальник я выпросила у Зиновия. Выдавая мне хитрый инвентарь, его жена Вера объяснила, как ставить палатку. В свернутом состоянии она была не длиннее пятидесяти сантиметров и не толще пятнадцати.
— Она, собственно говоря, одноместная и очень маленькая, — сказала Вера. — Не промокает абсолютно. Вдвоем тесновато, но жить можно. Плохо только то, что она совсем низенькая, но вам ведь там не месяц жить, на пару дней хватит. В принципе, в ней тепло, а если будет холодно, и станет совсем невмоготу, зажги буквально на десять минут свечу, воздух в палатке быстро нагреется. А это спальник.
Спальник странного коричневого цвета был каким-то очень тоненьким.
— Не смотри на него так, он синтепоновый и теплый. У тебя «пенка» есть? — спросила она меня.
— Что?
— «Пенка». Ну, коврик такой, чтобы спать и не замерзнуть. На улице-то вон что творится. А Байкал всегда Байкал, даже летом.
— Нет, нету! — испуганно ответила я, косясь на окно, за которым ливмя лил дождь, а температура упала до тринадцати градусов.
— Целый я тебе не дам, мы сами едем в выходные на Олху. Но у меня есть обрезок, — она вытащила из-за шкафа что-то розовое. — Держи. Вот досюда хватит, — Вера выразительно показала, докуда именно хватит коврика, — ногами придется пожертвовать, но ноги, в общем, в отношении простуды не так уж и важны… Почки намного серьезнее.
Шлепая домой по лужам, я с ужасом думала о предстоящей поездке и не понимала, что же мне нужно на себя надеть, чтобы не замерзнуть. «Надену свитер, нет два, и еще рубашку. И футболку. Нет, две футболки. И трико. И шерстяные носки. А еще придется взять шарф и вязаную шапочку! Сверху надену кожаную парку, — она длинная. Надо бы еще резиновые сапоги… А вдруг станет тепло? Я буду странно выглядеть в резиновых сапогах. Значит, надену мамины балоневые ботинки. Они вроде бы не промокают. И перчатки! А еще надо обязательно взять денег, мало ли что…
В таких «оптимистических» мыслях я провела всю ночь перед поездкой.
— И куда мы все это будем привязывать? — с юмором спросил Алексей, когда увидел меня с сумками.
Упрек был справедлив, нужно было куда-то разместить палатку, спальник, сумку с вещами, сумку с продуктами, обрезок коврика и меня.
Впрочем, с некоторым злорадством я увидела, что вещей у него никак не меньше. К мотоциклу, вернее, к самодельной спинке, которую Алексей прикрутил только вчера, уже были привязаны сумка, солдатский вещмешок и какой-то пакет. В пакете оказалось шерстяное одеяло. Одет Алексей был явно не для Байкала. Косуха, джинсы и коричневые туфли. Вместе мы представляли собой довольно комичное зрелище.
Возились мы долго, но к мотоциклу приторочили все. «Соло» стал похож на этажерку.
Вещмешок привязали на бак. Остался пакет с одеялом. Одеяло вытащили, прикрутили к спинке, сверху натянули пакет — от дождя.
— Поехали? — спросил Алексей, когда я кое-как втиснулась между ним и одеялом.
— Поехали! — пискнула я. И мы поехали. Пока только до «Ангары», где был назначен общий сбор.
Нас встретила пустая площадка.
— Вообще-то уже одиннадцать, — недоуменно протянул Алексей. — Где остальные?
Я рвалась в бой, то есть в дорогу, но Алексей был неумолим.
— Надо ждать, а то неудобно получится.
— Но в двенадцать нас ждут иркутяне!
Через десять минут вдали показался свет, значит, это ехал кто-то из наших. И точно, возле нас притормозил Денис. Он тоже хотел ехать, но его «Соло» был не зарегистрирован, без номеров.
— Здравствуйте! — сказал он, заглушив мотоцикл. — А где Мотороллер?
Мотороллером ребята между собой называли Антона. Как оказалось, тот раньше долго ездил на японском мопеде и даже ремонтировал их. Сам себя Белецкий гордо называл Полковником.
— Не знаю, ждем.
— Я не могу ехать на этом, — Денис кивнул на «Соло», — а он мне обещал свой второй мотоцикл — «Кавасаки». Ты не знаешь, у него есть телефон? Нет? Я тогда с вами подожду, ладно?
Я снова стояла под тополями, курила и посматривала на небо, — низкие мутноватые облака резво бежали над бетонным спортзалом и не обещали нам ничего хорошего.
Надо бы поехать сейчас, пока не пошел дождь. Антон появился только без двадцати двенадцать.
— Я еще не завтракал даже, — не терпящим возражений тоном сказал он. — Почему опоздал? Проспал. Сейчас поеду, поем, заеду за Иришкой. Денис, ты со мной?
Они укатили, а мы остались. Алексей укоризненно покачал головой.
— Там, ведь, ребята ждут, а он спит… Не понимаю.
— Поехали? — с надеждой спросила я.
— Поехали… — он пнул кикстартер, сел на довольно забормотавший мотоцикл, подождал, пока я устроилась сзади, и — дубль два! — мы поехали!
Он остановился, как только мы выехали на Московский тракт*[Отмеченное смотри в конце книги].
— Я тебя очень прошу, не дергайся, когда я маневрирую, сиди спокойно. Ты сползаешь вперед? Отодвигайся, когда я еду прямо, хорошо? Специально наклоняться в поворотах не надо. Сиди, как сидишь, и ничего не делай! И я очень прошу, — держись вот здесь, да хоть за сумку, хоть за спинку, когда я торможу. Ясно?
— Хорошо, — я не знала, куда деваться от стыда, но я и в самом деле сползала вперед, и мне все время приходилось отодвигаться от Алексея.
Не то, чтобы мне было неприятно прижиматься к нему, скорее, наоборот, но все же было как-то неудобно… Если бы тогда я знала, что за рулем «Соло» он только вторую неделю, и что до этого он никогда раньше не водил мотоцикл-одиночку, я бы, наверное, смотрела на все иначе. Но я этого не знала. И слава Богу!
Ветер выхлестывал слезы из глаз, черный, крашенный нитрокраской «черпак» то и дело приходилось поправлять, но все это было ерундой по сравнению с предстоящей поездкой. Разлохмаченные ветром березы проносились мимо, мокрый асфальт блестел, как намазанный маслом, а проходящие мимо машины обдавали нас брызгами воды и грязи.
— Где вас черти носят? Леха, ты почему один? А остальные где? — так встретили нас иркутяне. Их было всего четверо на трех мотоциклах.
— А, Белецкий проспал, так что они позже поедут. Белецкого дожидаться не надо, сказал, догонят. Будет два мотоцикла, — он и еще Денис.
— Тогда по коням? По ко-оням!
— По ступам! — крикнул кто-то, и все засмеялись.
Итак, нас было шестеро на четырех мотоциклах. Мы как-то очень быстро выбрались из Иркутска, и наша маленькая колонна выстроилась следующим образом: первым ехал Руслан, у него был холеный, крашеный в сервисе серый «Урал». Двигатель, отполированный до зеркального блеска, сиденье «ступенькой»* приводили в трепет знатоков. Руслан был почти брюнетом, с маслянистыми, темными, как у мексиканца, красивыми глазами и большим ртом. Он был влюблен в свой мотоцикл и имел на это полное право. А еще он был обладателем «модного» итальянского закрытого шлема-интеграла* ярко-красного цвета и кожаной коричневой куртки.
Вторым ехал Виктор Макаров. С ним я уже была знакома. Он как-то приезжал в Ангарск и показывал, как можно на «Урале» крутить «восьмерку»*, которая рассчитана на «Восход». Он был совсем молод, только что отслужил. Высокий, по юношески стройный, длинноногий. К плечам его тело вдруг разворачивалось накачанной мускулатурой. У него были светлые, рыжеватые волосы, вытянутое лицо.
В косухе, в военных штанах и берцах, он был похож на классического «киношного» немецкого солдата, а когда он сидел на мотоцикле, сходство увеличивалось. Не хватало только автомата и немецкой каски. Наверное, он знал об этом и «Урал» построил себе под стать, — серое громадье казалось похожим на мастодонта. «Рогатый» руль он рассчитал и выгнул сам, сзади мотоцикл зрительно увеличивали большие квадратные кофры. Вместе со своим «Уралом» он казался выходцем из какого-то фантастического фильма, вроде «Безумного Макса».
Потом ехали мы.
Четвертый мотоцикл оказался старенькой, чахоточной «Явой» синего цвета, на которой ехали двое: некто Эдик, владелец мотоцикла, и некто Илья. Пару они составили только потому, что у одного был мотоцикл, а у второго — «права».
Я глядела вокруг во все глаза, потому что понимала: такого я больше никогда не увижу. Даже если проеду здесь еще сотни раз, это будут другие поездки, и время будет другое, и я, я — тоже буду другой. Так что нужно смотреть, смотреть и запоминать.
Надвигающиеся махины фур, вдруг, в последний момент, резко уходили в сторону, автомобили, сигналя, проносились мимо так быстро, что я даже не успевала их рассмотреть, мельчайшие капли воды висели над дорогой, оседая на мотоцикле, на одежде, на очках, сама дорога, окутанная завесой влаги, с её обочинами, с бесцветными, словно забытыми, безлюдными деревеньками, мелькавшими по обе стороны, неслась нам навстречу. А потом начался Култукский серпантин, и я вцепилась что есть силы в ремешок сиденья, потому что одно дело ехать по этой дороге на неторопливом автобусе, и совсем другое — нестись на заднем сидении мотоцикла в компании молодых, отчаянных байкеров. Я боролась с приступами головокружения, и дело было не в страхе. Мир вдруг обрушился на меня всеми своими запахами, всеми ощущениями, — мне было очень холодно, но нужно было терпеть, мне было страшно, — и, одновременно, я испытывала самый бешеный восторг, холодный воздух набивался в легкие, но хотелось кричать и петь. Тогда я еще не знала, что все это — вкус самого прекрасного напитка, в состав которого, несомненно, входят запахи дождя и некошеной травы, бензина и кожи, мокрого асфальта и влажного песка на узкой обочине. Сюда входят звуки клаксонов маленьких спортивных машин и мощный рев груженых КАМАЗов, выхлоп мотоцикла и звук, с которым на скорости врезается в шлем бабочка, хруст гравия под колесами и камень, отлетающий из-под колеса встречной машины. Сюда входил скупой на краски лес, который тянулся вдоль дороги: и редкие мрачные ели, и ясные высокие сосны, и белый костистый березняк. Сюда входили сопки, реки и овраги, отчаянные виражи и крутые спуски, на которых закладывало уши, затяжные подъемы, которые «Урал» преодолевал с трудом. Сюда входили обгоны по встречной, гулкие мосты, от перил которых отражался звук мотоцикла, шлейфы грязи, тянущиеся за грузовиками, и туман, холод от которого проникал до самого сердца.