Читаем без скачивания Жизнь в кавычках. Роман - Света Нахимберг

Пока ехали в направлении «от войны, бомбёжек» все, сидевшие в вагонах видели, как по обочинам дорог, примыкающих к железной дороге, бредут беженцы, они были одеты по-летнему, видимо им не удалось прихватить с собой что—нибудь из вещей. Некоторые были ранены, окровавленные повязки «украшали» головы, руки, ноги. Это было тягостное зрелище. Вдруг несколько самолётов начали догонять эшелон с беженцами, они опускались так низко, что видно было ухмыляющихся лётчиков, от этого становилось ещё страшнее: беженцам некуда было бежать, на ходу было очень опасно прыгать из вагона. Самолёты очередями из пулемётов прошивали путь движения состава: крыша вагона стала продырявленной, были слышны стоны, крик и плач. Этот первый обстрел состава забрал у Хаи и Натана их мальчика, Бураха, пуля попала ему в голову, поэтому он не успел даже вскрикнуть. Хая онемела от ужаса: как же так, она не смогла уберечь своего мальчика, она окаменела от горя. Обнимая своего сыночка, она не воспринимала действительность, не могла поверить, что мальчику уже ничем не помочь…

Она жалобно смотрела на Натана, ища у него поддержки, а он стоял над ними и горько плакал. Старшие девочки, Дора и София, забрали у неё Бураха, завернули его в покрывальце, чтобы во время остановки попытаться похоронить его. Хая не могла плакать, в груди у неё был не тающий кусок льда, он так сильно давил на сердце, что оно тоже превратилось в кусок льда. Натан обнял её и говорил: «Поплачь, дорогая, тебе станет легче!» Но она как будто не слышала его слов, только молча смотрела в одну точку: там лежал подготовленный к погребению её сынок. Девочки начали плакать, малыши ничего не понимали, они просто устали и хотели кушать и пить, но ни того, ни другого не было.

Ждали остановки и надеялись поменять что-нибудь из вещей на хлеб и молоко. У Хаи молоко после смерти Бураха пропало, Клара теребила её и просила есть. Хая дала ей грудь, но молоко не приходило, оно сгорело от потрясения. Наконец, состав начал ехать далеко от автомобильной дороги, уже не видно было беженцев, но тревога не покидала всех, кто находился в вагоне. Вдруг состав начал замедлять ход и остановился посреди степи: не было видно ни одной хатки. Оказалось, что железнодорожный мост был взорван, и ехать было нельзя. От неизвестности люди метались, не зная, что предпринять: идти дальше пешком в неизвестность было страшно, да и дети очень хотели есть и пить, а где всё это взять в голой степи…

Клара очень сильно плакала, она беспокоила Хаю тем, что у неё поднялась температура. Старшие девочки и няня похоронили Бураха, поставив символическую дощечку с надписью, надеясь, что когда-нибудь они смогут похоронить его по-человечески. Хая поделилась тревогой за Клару с Натаном, но он тоже ничего не мог сделать, тем более, что ему был необходим укол и он очень плохо себя чувствовал. Хая понимала и его боль, столько сразу свалилось на неё. Она сделала ему укол, но лекарство надо было экономить, ещё не известно, когда они доберутся до аптеки. Кларе становилось всё хуже: у неё началась рвота, она сквозь всхлипывания просила пить, но воды не было. Хая, посоветовавшись с Натаном, решила спуститься к реке, может там окажется хорошая питьевая вода, но надежды на это не было никакой. Тем не менее, Хая, подобрав юбку повыше, чтобы она не мешала при спуске к реке, начала потихоньку спускаться. Ноги вдруг заскользили, и она кубарем скатилась вниз.

Река у берега была заросшей высокой травой, так что пришлось идти по берегу, чтобы добраться до воды. Вдруг она услышала уже привычный вой самолётов: их было три, но Хая не могла взобраться на гору, всё время срываясь вниз, а самолёты стали обстреливать остановившийся состав: им было очень просто выполнить своё чёрное дело, вагоны были забиты беженцами, они боялись выскочить из вагона, не зная, что безопаснее. Самолёты расстреляли весь свой боевой запас и улетели в сторону Киева. Хая, едва взобравшись на гору, побежала к своему вагону: там её ждала ужасающая картина, убитые и раненые лежали вперемежку, кто-то сильно кричал от боли, кто-то рыдал от утраты близкого человека. Хая, по одежде, узнала няню, та лежала на животе, а на спине у неё была «строчка» от пуль. Под ней плакала Каролина, дочка Хаи: няня прикрыла её при обстреле своим телом. У Каролины были перебиты ручки, она, видимо, от болевого шока, только плакала, а не кричала что есть мочи. Хая подбежала к ней, вытащила из-под нянечки, начала завязывать ей раненные ручки, чтобы не терять кровь. Но эти повязки не были стерильными, и через два дня у Каролины тоже поднялась температура: теперь две её маленькие доченьки умирали у неё на глазах, а она не могла ничем им помочь. Они «сгорели» одна за другой, Натану тоже становилось очень плохо, и Хая вынуждена была делать ему столь дефицитные уколы. Девочек похоронили в одной могилке на берегу реки, на высоком месте, чтобы найти их, когда-нибудь, как и их братика Бураха. Рядом с ними похоронили нянечку…

Хая и Натан, как могли, поддерживали друг друга, такое горе объединило их ещё больше, терять детей было очень больно, это знает только тот, кто сам пережил такую утрату. Но им надо было держаться: у них ещё была маленькая Сара, ей было всего 8лет, но она была такая маленькая, худенькая, очень красивая, с вьющимися косичками и чёлочкой, такая беззащитная. А Лиле было 10лет, но она уже многое понимала, не хныкала, что хочет кушать, но ведь их тоже надо было поить и кормить. Хая с Натаном решили идти по степи, куда глаза глядят, а вдруг им повезёт, и они найдут какой-нибудь приют. Дора, Соня, Лиля, Сара – их детишки, которые такое пережили за эти несколько дней, что не всякому взрослому пришлось бы пережить за целую жизнь…

Они шли очень долго, ночевали под открытым небом, плотно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. Хорошо, что, Хая успела собрать самое ценное и необходимое в ту красную скатерть со стола, теперь они могут хоть на что-то надеяться, обменивая что-нибудь на хлеб и лекарства. Через 2 дня они увидели вдали деревеньку, это прибавило сил, но в то же время их мучила неизвестность: а вдруг там фашисты? Они скрытно подбирались к деревушке, предупредив младших детей, чтобы они вели себя тихо и ничем не выдали своего присутствия. Натан отправился поближе к деревеньке, он следил за теми, кто выходит из домов. Вроде бы никаких намёков на фашистов не было, тогда он пробрался к одному из домиков, тихонько постучал в окно. Выглянула женщина. Натан спросил: «Фашистов в деревне нет?» – «Та пока нема, но усих мужчин призвали на фронт», – и она горько заплакала. Натан объяснил ей, что он с женой и детьми уже много дней ничего не ели и не пили. «Пустите нас передохнуть на несколько дней?» – «Кликайте свою жинку с детишками!» Натан бегом побежал к Хае и детям с радостной новостью. Хозяйка поставила на стол отварную картошку, молоко, несколько маленьких кусочков хлеба. Хая предупредила, чтобы все ели очень осторожно, не переедали, а то может быть плохо после стольких дней голода. Дети разом повзрослели, они всё понимали и съели по одной картошине и выпили чуть-чуть молока. Натану нельзя было есть картошку при его заболевании, он позволил себе только кусочек хлеба и стакан молока. Хая спросила, есть ли в деревеньке медпункт? Натану был необходим инсулин, его осталось буквально на несколько инъекций. Оказалось, что фельдшерско-акушерский пункт есть в соседней деревне, там тоже пока нет фашистов, а фельдшерица очень хорошая женщина, обязательно поможет. Хая с Натаном пошли в ФАП за инсулином, а дети после еды уснули прямо на печи средь белого дня.

Фельдшерица действительно оказалась очень милосердной женщиной, но инсулин – это очень дорогой препарат и Хая сняла с пальца одно из колец: «Достаточно?» – «Как же я его продам? И деньги сейчас не известно, какие будут, ведь война идёт! Берите бесплатно, сколько есть, всё и забирайте, вы мне только „Белый билет“ покажите, ведь наших мужчин всех призвали, а Вы не на фронте, я запишу данные в журнал!» Хая была очень рада такой щедрости: теперь инсулина должно хватить на несколько недель, а там, может быть, до города какого-нибудь доберёмся. Они вернулись в хатку, где спали их дети. Они не стали надолго оставаться у радушной хозяйки, чтобы не быть ей в тягость. Расспросили, как добраться до Семёновки. Хозяйка, как могла, рассказала им куда идти, положила в туесок несколько варёных картофелин, хлеб и бутылку молока. Натан и Хая были безмерно благодарны ей, пожелали выжить в надвигающейся «мясорубке» и отправились в неизвестность.

Они долго шли, начались лесистые места, идти становилось очень тяжело. Ветки хлестали идущих сзади, старшие девочки и Натан по очереди несли малышей. Они очень быстро уставали, а останавливаться было очень опасно, они не были уверены, что идут правильно, но выбора не было и они шли всё дальше и дальше, надеясь выйти к людям. Еда закончилась, они собирали ягоды, съедобные травы, иногда им попадались родники, и они досыта пили эту живую воду, девочкам не давали пить её холодную, Натан и Хая грели её в руках и давали малышкам.