Читаем без скачивания О русском воровстве, особом пути и долготерпении - Владимир Мединский

Такие далеко идущие выводы сделаны о стране и о народе, которые как будто ничем посланника не обидели. А вот по поводу немцев и народов Прибалтики такие же выводы не делаются (хотя оснований гораздо больше). Логика железная! Обворовали - но все равно честные. Не воровали - но я же знаю, что ворюги.

Еще один иноземный посол, на этот раз из Голландии, Фан-Кленк рассказывает, как его обманули в Москве - всучили негодную шкурку соболя с вылезшей шерстью. Нехорошо, кто спорит? Но почему уважаемый дипломат распространяет сильные эпитеты на весь народ и считает, что все русские - жулики и воры?[10]

Скоро мы увидим, что о нравственных качествах русских есть и совершенно другие высказывания иностранцев. Но именно негативные оценки (по большей чести мало доказательные и пристрастные) были любовно собраны, сочтены за истину в последней инстанции и легли в основу очередного мифа о неискоренимой русской вороватости. Почему?

Наверное, механизм тут принципиально такой же, как и механизм создания других черных мифов о России. Есть люди, иногда непонятливые иностранцы, а иногда разобиженные на жизнь соотечественники, которые сказали о нашей стране и нашем народе некие обобщенные гадости. И есть другие люди, которые их с большим мазохистским удовольствием повторяют, постепенно превращая чужую злобную остроту или литературный анекдот в истину в последней инстанции.

Со временем мы даже научились не только жить с таким представлением о самих себе, но даже ловко выворачивать этот миф, превращая русскую склонность к криминалу чуть ли не в достоинство. А если и не в достоинство, то, по крайней мере, в некую вполне приличную, не очень мешающую жить национальную особенность.

Возьмем хотя бы «Алтын-толобас», книгу господина Чхартишвили.[11] Повествование в романе ведется в двух временных пластах: в XVII веке и в наши дни. В XVII веке в Россию приезжает завербованный иноземец, голландец Ван Дорн. Не успел он пересечь границу, как на первом же постоялом дворе его обокрали. Разумеется, за границей с путешественником никак не могло произойти ничего подобного! А у нас это норма, что поделаешь. Ван Дорн находит один выход из положения: принимается продолжительно и пребольно избивать самого вероятного преступника. И возвращает украденное! Дальнейшие приключения Ван Дорна тоже в таком духе: он забывает поднести «подарки» чиновникам - ведь за границей, «во всех цивилизованных странах» взяток не берут, все честные. А у нас, понятное дело, национальные традиции такие. И опять обижают Ван Дорна, приходится прибегать к высокопоставленным покровителям.

В XX веке отдаленный потомок Ван Дорна, британский подданный Фандорин опять приезжает в Россию. И с ним происходит то же самое! Не успели колеса поезда застучать по русской территории, как его обокрали. Действия те же: насилие над предполагаемыми ворами, возвращение украденного. И далее - невероятное количество криминальных приключений. Мафия, перестрелки, ночные клубы, заказные СМИ, наемные суперкиллеры, «стрелки», бандитские бани и «терки» в ресторанах, крестные отцы и т. д., и т. п. Все это в Москве, конечно же. Ведь в России без этого невозможно.

Приключения и предка, и потомка выглядят, скорее, весело, чем страшно, но образ страны рисуется… понятно какой. Получается, мы и правда отличаемся от Запада невероятной криминогенностью, вороватостью, преступными наклонностями. Нигде нет и никогда не было ничего подобного нашему «беспределу».

«Зато» как все увлекательно и весело! Россия предстает местом жизни веселых и симпатичных «беспредель-щиков». Жить здесь возможно не по законам, а только «по понятиям», приспосабливаясь к «вековым» обычаям русских. Тогда и воры не очень опасны, и даже профессиональный убийца-киллер, которому «заказали» Фандо-рина ХХ века, оказывается симпатягой. Приятный такой парень, просто работа такая. И вообще мы славные ребята, с нами легко и здорово. Не зря же и Ван Дорн в XVII веке, и его отдаленный потомок Фандорин в ХХ навсегда остаются в России.

А ведь и правда, здорово придумано! Не отрицая того, что русские - вор на воре, никакого закона в стране нет, автор все равно талантливо создает весьма привлекательный образ России, только как бы «от обратного». Диву даешься.

Здесь мы выходим на еще одну удивительную особенность русской интеллигенции.

Оправдание преступников

- А ты!… Ты - вор! Джен-тель-мен удачи… Украл, выпил - в тюрьму! Украл, выпил - в тюрьму! Романтика!

Русская интеллигенция исстари вообще не очень видела разницу между добропорядочным гражданином и жуликом. Для городских интеллигентов вор, крестьянин, рабочий, мещанин, купец как-то не сильно различались. Все они сливались в одну смутную массу «народ», и по одним легко судили о других.

Хитров рынок и его обитатели. 1900-е гг. Почитайте Гиляровского «Москва и москвичи» о Хитровке. Погуляйте потом в районе Солянки-Маросейки-набережной Яузы теплой летней ночью. Не поверите, как говорил бессмертный НТВшный Хрюн: «Вставляет»

Гиляровский описывает поразительную вещь, как московские «интеллигенты» умилительно просят его съездить с ними на Хитровку, Кулаковку, в притоны Сухаревки, в разного рода подозрительные кабаки и сомнительные кварталы для того, чтобы… пообщаться с отбросами общества: нищими, ворами и бродягами.[12] Своего рода «хождение в народ», правда, очень комфортное - близко от дома, ночуем «у себя», - дешево и сердито.

Здесь действительно некое отличие российского интеллигента от европейца: никогда бы не пришло в голову британцу искать общения с народом на «Дворе отбросов», а французу - на «Дворе чудес».[13]

Зато русские современники Гиляровского почему-то искали «настоящий народ» на Хитровом рынке и, видимо, судили о нем также по обитателям этого мрачного места.

Вспомним, что и народники конца XIX века считали бродяг и воров самой обычной частью народа. Соответственно, они и народу легко приписывали такое же отношение к блатному миру. Хотя сам народ, особенно крестьяне, надо думать, были с ними совершенно не согласны.

Можно привести много самых фантастических представлений, которые городские умники приписывали народу. Взять хотя бы отношение к Степану Разину. В русском «трудовом крестьянстве» вообще-то никогда не жаловали уголовных, и многократный убийца и грабитель Степан Разин никогда не был народным героем, образцом для подражания и объектом восхищения. Никто и никогда в деревне не пел о нем песен и с почетом его не вспоминал, и «подвигов» его не собирался воспроизводить. В народном сознании Степан - разбойник и страшный преступник, поправший все законы божеские и человеческие.

В середине XIX века русские фольклористы собирают сказания народа и обнаруживают: нет на самом деле никаких ни сказок, ни былин, ни историй о «положительном» народном герое Стеньке Разине-казаке. Есть устрашающие истории о его жестокости, о кровавых и мрачных деяниях. Народная молва помещала Разина строго в аду, и наказание ему было определено под стать грехам: вечно грызть раскаленные кирпичи.

И что же? Интеллигенция устыдилась и одумалась? Нет. Напротив, она создала странный романтический культ разбойника.

История такая. В книге голландского ремесленника Яна Янсена Стрейса (или Стрюйса) «Три путешествия» описано, как Степан Разин утопил в Волге некую персидскую княжну. Книга издавалась во времена Алексея Михайловича Романова в Амстердаме, потом ее перевели на многие языки. На русском книга вышла в Москве только в 1935 году.[14] Этот Стрейс с 1668 года работал парусным мастером в России и находился в Астрахани во время разинского бунта.

В 1824 году в журнале «Северный Архив» в статье о путешествии Стрейса был воспроизведен фрагмент из его книги: «…Мы видели его [С. Разина] на шлюпке, раскрашенной и отчасти покрытой позолотой, пирующего с некоторыми из своих подчиненных. Подле него была дочь одного персидского хана, которую он с братом похитил из родительского дома во время своих набегов на Кавказ. Распаленный вином, он сел на край шлюпки и, задумчиво поглядев на реку, вдруг вскрикнул: „Волга славная! Ты доставила мне золото, серебро и разные драгоценности, ты меня взлелеяла и вскормила, ты - начало моего счастья и славы, а я, неблагодарный, ничем еще не воздал тебе. Прими же теперь достойную тебе жертву!“ С сим словом схватил он несчастную персиянку, которой все преступление состояло в том, что она покорилась буйным желаниям разбойника, и бросил ее в волны. Впрочем, Стенька приходил в подобные исступления только после пиров, когда вино затемняло в нем рассудок и воспламеняло страсти. Вообще он соблюдал порядок в своей шайке и строго наказывал прелюбодеяние».[15]