Читаем без скачивания Другая женщина - Евгения Перова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но как ты поняла, что это я?!
– Я тебя узнала! Там столько твоего! Леа – это же Людмила, правда? Я, как вернулась из Питера, первым делом перечитала «Письма» – она так похожа! Знаешь, она нам всем понравилась! Даже маме! Пока она не поняла, что… ну…
Дима вздохнул:
– Катюш, маме я не стал говорить, она бы все равно не поверила. Но тебе скажу. Настя – вовсе не моя дочь. И эту женщину я совсем не знаю.
– Но как же…
– Это чудовищное недоразумение.
– Но почему же ты тогда уходишь?! Папа?!
– Потому что не могу больше так жить. И я прошу тебя – позаботься о маме. Я поступил с ней подло. Она не заслужила.
– Я не понимаю… Но… Она все-таки существует?! Другая женщина?! Или ты ее выдумал?
Но отец не ответил – еще раз поцеловал ее и ушел в ночь. Во тьме вспыхнул голубоватым светом экран его мобильника, и Катя долго смотрела на удаляющийся мерцающий огонек. А потом вернулась к матери.
Глава 2
Двадцать четыре часа из жизни мужчины
Высокая молодая женщина медленно брела по ночной улице – впереди бодро бежал маленький песик, белый с черными и рыжими пятнами.
– Чарлик! Пора домой! Хватит!
Но Чарлик сделал вид, что ничего такого не слышал, и с заинтересованным видом устремился за угол, натягивая поводок.
– Да что ж такое-то…
Песик обернулся, завилял хвостом и снова насторожил уши, потом коротко тявкнул, всем видом показывая, что там, впереди, происходит что-то очень и очень интересное: ну, пойдем же! Женщина покачала головой – ладно, пойдем. Ничего интересного там впереди наверняка нет – пустая набережная, ночная Нева и разведенный Благовещенский мост. Но потом прислушалась и невольно ускорила шаг: кто-то громко читал стихи:
Люблю тебя, Петра творенье!Люблю твой строгий, стройный вид,Невы державное теченье,Береговой ее гранит…
На набережной действительно было пусто, только на парапете площади Трезини стоял какой-то парень и, размахивая руками, во весь голос – очень выразительно! – читал Пушкина:
Люблю воинственную живостьПотешных Марсовых полей,Пехотных ратей и конейОднообразную красивость…
Надо же! Меньше всего она рассчитывала увидеть такую сцену и невольно улыбнулась: забавно. Наверняка приезжий. Ее привычное уныние вдруг как-то рассеялось. Молодой человек дочитал и поклонился в сторону Невы.
– Браво! – воскликнула женщина и зааплодировала, а Чарлик пару раз тявкнул, поддерживая. Молодой человек обернулся, увидел своих слушателей и покачнулся…
– Осторожно!
…Но выправился и легко спрыгнул на асфальт. Они оказались почти одного роста и, если бы могли видеть себя со стороны, заметили бы, что удивительным образом «рифмуются» друг с другом: темноволосая женщина в черных брюках и светлой ветровке – и белокурый молодой человек в светлых джинсах и темной рубашке. Но, кажется, Чарлик это заметил: он радостно напрыгивал на незнакомца, пытаясь лизнуть.
– Чарлик! Веди себя прилично!
Молодой человек опустился на корточки и затормошил песика, который повизгивал от радости и все-таки ухитрился пару раз лизнуть его в нос.
– Вы поздно гуляете! – сказал молодой человек, поднимаясь.
– Да, так уж вышло.
– Ведь это Васильевский остров, правда? Похоже, я оказался тут в ловушке: мосты развели, метро закрыто…
– Да, недавно развели.
– И никак не выбраться на ту сторону?
– Боюсь, что нет. Но Благовещенский мост часа в три сводят ненадолго, можете проскочить. Только все равно никакой транспорт не ходит, если только такси. Вам далеко?
– В Обухово.
– Прилично!
– А Благовещенский – это который?
Женщина показала:
– Вот этот, рядом.
– Да, влип я. Увлекся! Так светло – даже не верится, что ночь!
– Белые ночи.
– А я думал, они только в мае бывают!
– До середины июля.
– Здорово! Так мост в три часа сведут, говорите? Еще часа полтора надо где-то прокантоваться… А давайте я вас с Чарликом провожу?
– Ладно, только с одним условием: по дороге будете читать стихи. Идет?
– О, этого – сколько угодно! Пушкина?
– Что хотите!
– Тогда – вот это:
В те ночи светлые, пустые,Когда в Неву глядят мосты,Они встречались как чужие,Забыв, что есть простое «ты»…[1]
Они медленно шли по полутемным переулкам. Чарлик трусил впереди, иногда оглядываясь, а женщина посматривала, чуть улыбаясь, на незнакомца, который читал одно стихотворение за другим. Наконец, она остановилась около углового дома:
– Ну вот, вечер поэзии окончен. Это мой дом.
– Понятно. А вы не знаете, поблизости нет какого-нибудь ночного кафе? Или хотя бы скамейку найти, а то я весь день на ногах…
– Кафе… Боюсь, что нет. Скамейки есть в Румянцевском парке – тут недалеко! Надо вернуться опять на набережную и налево. Правда, это немного подальше от Благовещенского моста. – Она некоторое время смотрела на своего спутника, потом, чуть усмехнувшись, решилась: – Знаете что? Пойдемте-ка ко мне. Посидите, отдохнете. Чаю выпьете. Все равно я не засну.
– Это, наверно, неудобно. – Он быстро взглянул ей в глаза, и у женщины возникло неприятное ощущение, что любитель поэзии прочел ее мысли. Она слегка покраснела:
– Ничего. Ну что, идем?
– Спасибо. Вы меня просто выручите.
Поднимаясь по лестнице, он не выдержал:
– Вы очень смелая женщина!
– Хотите сказать – безрассудная?
– А вдруг я какой-нибудь маньяк?
– А вы маньяк?
– Нет.
– Ну вот. Почему-то мне кажется, что маньяк не стал бы посреди ночи читать Пушкина над Невой.
– Вы уверены? Впрочем, если я и маньяк, то только литературный!
На площадке четвертого этажа горел яркий неоновый свет, так что они смогли наконец разглядеть друг друга, и женщина подумала, что ее спутник гораздо моложе, чем ей показалось сначала, – лет двадцать пять, пожалуй. А молодой человек понял, что женщина несколько старше, чем он предположил: пожалуй, ей уже хорошо за тридцать.
Чарлик приплясывал и скулил около одной из дверей. Женщина сказала:
– Подождите, мне надо завести собаку! Это пара минут!
Вернувшись, она открыла дверь квартиры напротив и пригласила его войти, а заметив удивление, объяснила:
– Это не моя собака.
– Вы брали ее напрокат?!
Она засмеялась:
– Нет! Это собака Розы Михайловны, соседки. Я иногда гуляю с Чарликом, когда ей совсем отказывают ноги. А сегодня он еще и животом мается, бедный, поэтому пришлось… Но у меня все равно бессонница, так что… Проходите! Осторожно, там ступенька.
Он прошел на кухню и огляделся: довольно большое помещение, расположенное ниже уровня прихожей. Круглый стол, диван… резной буфет темного дерева…
– Я поставлю чайник. Что вы предпочитаете – кофе, чай? Есть зеленый.
– Да мне все равно. Спасибо. А где бы…
– Направо по коридору.
Когда он вернулся, стол был накрыт: заварной чайничек, заботливо укутанный полотенцем, тонкие чашки с розами, забавная масленка в виде кочна капусты, плетенка с хлебом, тарелки с ветчиной и сыром, хрустальная сахарница… Все разномастное, но уютное и явно старинное.
– Угощайтесь! Вы наверняка голодны.
– Спасибо!
Он размешал сахар в чашке затейливой ложечкой с витой ручкой и откусил сразу половину бутерброда с ветчиной, который она подала. Прожевав, вдруг отложил недоеденный бутерброд, встал и слегка поклонился:
– Простите, я не представился: Дмитрий Артемьев!
– Как красиво, – сказала она, улыбнувшись. – Прямо-таки девятнадцатый век: Артемьев, Иртеньев, Арсеньев… Герой романа.
– Вряд ли я гожусь в герои романа. Простой программист.
– Вы тут в командировке, Митя? – Он как-то удивленно взглянул на нее, потом медленно ответил:
– Да, в командировке. Завтра домой. Мы тут охранные системы устанавливаем… в одной фирме. А вы?
– Что – я?
– Как ваше имя?
– Ах ну да! А я – Люся Попова. – И засмеялась, увидев выражение его лица. – Что? Не похожа я на Люсю Попову?
– Ни капельки! Вам это так не подходит! Я думал – Евгения, Ирина, Софья… Как-то так. Но Люся! Да еще Попова!
– Попова – девичья фамилия, а по мужу я Карчевская.
– А где ваш муж? Он не будет сердиться, что я здесь?
– Он умер.
– Простите!
– Ничего. Это было давно.
– Значит, вы Людмила?
– Нет, не Людмила. Леонида. Леонида Аркадьевна Карчевская.
– Боже, как изысканно! Я даже не знал, что есть такое женское имя – Леонида! А как же вас зовут близкие?
– Лёка. Тоже странное имечко, да? Это папа нас так назвал: Калерия – Каля, моя старшая сестра, и Леонида. Папа хотел мальчика, а получилась я. Такая девочка-девочка. Но я давно откликаюсь на Люсю, так проще.
– Люся… Нет, совсем не годится! Мне нравится Лёка! Можно, я буду так вас называть?
Разговаривая, они исподтишка рассматривали друг друга, то и дело встречаясь взглядами. Митя сразу оценил стройность и изящество этой высокой женщины – что-то балетное было в ее осанке, в легкой походке, в строгой грации движений. Темноволосая, белокожая, с яркими карими глазами и нежным ртом, верхняя губа которого чуть выступала над нижней, – Митя вдруг вспомнил княжну Кити из «Анны Карениной».
