Читаем без скачивания Ужас приходит в полнолуние - Сергей Белошников

И тогда безошибочный инстинкт, подсказывающий, что здесь их ждет неминуемая смерть, погнал волков прочь, как можно дальше от этих мест. Люди — упорные, хитрые и мстительные существа. Они не остановятся, пока последний из волков не умрет.

И волки ушли.

Разделились на мелкие группы и ушли: часть за Уральский хребет, в равнинную тайгу Западной Сибири, часть на юг, в сторону великой реки Камы. А оставшиеся — на запад, за Тиманский кряж, в бескрайние и дремучие архангельские леса. На север же, в голодные пустыни Большеземельской тундры, никто из оставшихся в живых волков не пошел.

На том все и закончилось.

Мать Алексея, Ирина Сергеевна Лебедева, приехавшая на похороны Алексея и Катюши, сразу же после поминок забрала двойняшек и навсегда увезла их из Колобова к себе в Москву.

Того из мальчиков, который родился на семь минут раньше, звали Кирилл. Младшего — Филипп.

Глава 6. БАБУШКА

Шесть с половиной лет спустя, теплым июльским утром Ирина Сергеевна разбудила внуков и велела им идти умываться и — немедленно завтракать.

Сегодня воскресенье, а у них был заранее, еще с начала недели, запланирован на этот выходной поход в зоопарк.

Пока мальчишки с воплями и хохотом плескались в ванной, бабушка готовила завтрак. Жили они в самом центре, на Сивцевом Вражке, в старом краснокирпичном доме. Две комнатенки бабушкиной квартиры были жалким остатком огромных семикомнатных хором, принадлежавших до революции модному адвокату, сгинувшему вместе с семьей в кровавой неразберихе Октябрьского переворота.

Ирина Сергеевна гремела кастрюльками и ковшичками: она была женщина старой наркомпросовской закалки, и поэтому мальчики по утрам всегда получали традиционный завтрак — неизменную овсянку на молоке, яйца всмятку, бутерброды с сыром и колбасой, но сначала — натощак — виноградный или яблочный сок.

Ирина Сергеевна помешивала булькающую кашу и прислушивалась к собственным ощущениям. Чувствовала она себя просто отвратительно, и меньше всего ей хотелось идти с внуками в зоопарк. Спала она сегодня плохо, всю ночь ее мучали какие-то отрывочные, почти непристойные кошмары, в которых время от времени появлялся ее покойный Алешенька и — волки, волки, волки. А на рассвете проснулась и больше уснуть не смогла. И теперь Ирина Сергеевна чувствовала себя вялой и ослабевшей — болела голова, в висках стучали надоедливые молоточки.

Со двора в открытое окно кухни лезли пыльные листья давно отцветшей черемухи — квартира была расположена на втором этаже. Небо было затянуто белесым маревом, сквозь которое с трудом пробивалось солнце, — вчера целый день собиралась, да так и не собралась гроза. Ирина Сергеевна с надеждой подумала, что, может быть, пока мальчишки будут завтракать, все же начнется дождь, и тогда поездка в зоопарк отпадет сама по себе. Хорошо, если так.

На плите настойчиво стучали о стенки ковшичка сварившиеся яйца.

Ирина Сергеевна наклонилась к кухонному столу, чтобы достать пластмассовые подставочки под яйца. Но вдруг охнула: у нее резко закружилась голова и перед глазами поплыли черные дрожащие мушки. Ноги у нее подогнулись, и Ирина Сергеевна тяжело опустилась на табуретку, стоявшую у самого подоконника. Левая сторона лица вдруг онемела, онемела и левая рука, которую Ирина Сергеевна внезапно перестала ощущать. Веселые голоса и смех мальчиков, плещущихся в ванной, стали вдруг куда-то отдаляться, таять и тихим эхом закружились в теплом утреннем воздухе. Ирина Сергеевна попыталась что-то сказать — что-то очень важное, необходимое, но не только не сумела открыть рот, но не смогла сделать даже малейшего движения: внезапно в правую сторону головы с неимоверной силой вонзился длинный ледяной клинок. Дыхание у нее перехватило и в ушах тоненько и протяжно зазвенело.

Откуда ей было знать, что в организме у нее неожиданно произошел мощный выброс адреналина. Артерии старого, больного тела тут же сузились, и из-за этого артериальное давление резко поднялось. Кровь по аорте рванулась от сердца, в том числе и в головной мозг. Изношенные, тонкие стенки сосудов головного мозга не выдержали. Первой лопнула стенка средней правой мозговой артерии, за ней бесшумно и стремительно полопались более мелкие сосуды, и алая артериальная кровь мгновенно проникла в мозговую ткань, прекращая доступ питания к клеткам головного мозга и таким образом частично прекращая его деятельность. А затем один за другим еще несколько сосудов, не выдержавших непосильного давления, лопнули в стволе головного мозга. Это означало его необратимое разрушение. А следовательно — и смерть всего организма.

Она так никогда и не успела узнать, что это было практически мгновенное и обширное кровоизлияние в мозг.

Ирина Сергеевна привстала, со свистом втягивая сквозь судорожно сжатые зубы ставший густым и сладким воздух, и даже выдохнуть его сумела. Но вот снова сделать вдох она уже не смогла. Перед ней, стремительно приближаясь, завертелся длинный переливчатый тоннель, в конце которого внезапно вспыхнул ослепительно розовый горячий свет. Последняя мысль Ирины Сергеевны была: «Почему же розовый?..»

И тут же для нее все кончилось.

Так Кирилл и Филипп осиротели во второй раз.

Глава 7. БРАТЬЯ

Наверное, невозможно по-настоящему описать или изобразить жизнь в детском доме, если ты там не жил. Сиротой. А так — и рассказывать о ней бесполезно.

После смерти бабушки братья, естественно, попали в детдом. Ведь родственников у них практически не осталось, если не считать по-прежнему живущую в Колобово тетку Катюши, их двоюродную бабушку и запойную пьяницу. Но ей они, естественно, были не нужны.

А в детдоме, как ни странно, ничего особенно страшного с Кириллом и Филиппом не произошло. Это, конечно, скорее было исключением из того, что подтверждают правила. Можно сказать, что с детским домом, а вернее с директором детдома, братьям редкостно, фантастически повезло.

Когда все закончилось (первый ужас — когда они, толком не понимая, что случилось, но догадываясь, что случилось нечто страшное и окончательное, обнаружили на кухне мертвую Ирину Сергеевну и, рыдая, захлебываясь слезами, стали барабанить в дверь к соседке тете Маше и кричать, что бабушка ничего не говорит, только смотрит жалобно) — похороны, чужие дяди и тети, задающие непонятные вопросы, вздыхающие, гладящие по голове и говорящие странно-непонятные слова «собес», «опека» и «отчуждение жилплощади», — на третий день после похорон Ирины Сергеевны мальчиков посадили в старенькую, чихающую мотором «Волгу»-пикап и отвезли в чистое, но пахнущее совершенно по-чужому здание где-то в центре Москвы, в недлинном тупичке неподалеку от Трубной площади. Туда же смущенно покряхтывающий рыжий пожилой шофер приволок три больших чемодана, набитых вещами братьев.

Кирилл и Филипп сидели в длинном светлом коридоре на широкой деревянной скамье и крепко держались за руки. Они вообще как взялись за руки еще перед отъездом из квартиры, где они так замечательно жили с бабушкой, так больше и не разнимали рук.

И молчали.

Они больше не плакали. Последний раз они плакали от страха, когда обнаружили на кухне упавшую лицом на подоконник бабушку Иру. С той самой минуты, как их окружили чужие люди, братья замолчали и перестали плакать.

Они молчали, когда толстая женщина в белом халате расспрашивала их в большом кабинете о самочувствии. У женщины было широкое доброе лицо, но, как она ни пыталась их разговорить, братья не сказали ей ни слова и рук не расцепили.

Они не реагировали ни на вопросы, ни на шутки, ни на предложения пойти пообедать. Руки они разняли только на короткое время, когда их все же заставили поесть.

Там, в маленькой столовой таинственного здания в тупичке около Трубной, под присмотром все того же, словно от жары отдувающегося рыжего шофера, они послушно съели невкусный гороховый суп и пережаренные котлеты. Допивая компот, Филипп хотел было сказать брату, что бабушкины котлеты гораздо вкуснее, потому что она добавляет в фарш чеснок и яйцо, но Кирилл пихнул младшего под столом ногой, и младший промолчал.

И дальше они молчали еще почти час, пока их снова не посадили в ту же «Волгу»-пикап. Вместе с ними села новая женщина, не та, которая забирала их из бабушкиной квартиры, и не толстая в белом халате, а другая, помоложе, с красивыми кудрявыми волосами. Машина развернулась в тупичке и поехала крутить по переулкам. В скором времени мальчишки увидели в окошко машины, как Москва редеет, уступая место пригородным домикам и полям, а потом пикап, прибавив скорость, покатил в сторону Калуги.

Ехали они довольно долго и до места добрались только к вечеру, часам к семи, когда солнце уже начало скатываться к горизонту. В дороге от всех переживаний и волнений последних дней братьев окончательно сморило. Они уснули, прижавшись друг к другу, но даже во сне не расцепляли рук. И проснулись только тогда, когда «Волга», шурша шинами по гравию, свернула с заасфальтированной улицы на длинную узкую дорожку и, проехав через кирпичные ворота в высокой металлической ограде, направилась прямо к крыльцу большого старинного дома.