Читаем без скачивания Одиссея Грина - Филип Фармер

Ответный поцелуй Эмры был, пожалуй, слишком страстен — она пыталась сгладить резкость.

— Ты меня не обманешь, — произнесла она. — Ты собирался проехать мимо. Хоть бы детей поцеловал! В чем дело? Я надоела тебе? Ты говорил, что принимаешь ласки герцогини только из-за карьеры и потому, что боишься, как бы она не нашла способа расправиться с тобой, если ты ей откажешь. Ладно, я тебе поверила… почти поверила. Но как можно тебе верить, если ты пытаешься проскользнуть мимо, даже не заглянув домой? В чем дело? Мужчина ты или нет? Ты что, боишься взглянуть в лицо женщине? Не тряси головой! Лжец! Не забудь поцеловать Гризкветра. Ты же знаешь — он очень впечатлительный мальчик и обожает тебя, и чепуха это, будто в твоей стране взрослые люди не целуют ребятишек такого возраста. Ты не в своей стране! Что за странные бессердечные люди, должно быть, живут там! Даже если это так — ты можешь позабыть тамошние обычаи и немного приласкать мальчишку. Пойдем домой, и я достану из подвала того удивительного челоусмейского вина, что доставили недавно в мой погреб….

— С каким это кораблем оно прибыло в погреб? — со смехом воскликнул Грин. — Ради всех боев, Эмра, я знаю, что прошло два дня с тех пор, как я видел тебя. Но не пытайся двухдневный разговор втиснуть в десять минут. Особенно при твоей манере разговаривать. И перестань распекать меня при детях. Ты же знаешь — это для них вредно. Они могут перенять твое презрение к главе семьи.

— Я тебя презираю?! Да я целую землю, по которой ты идешь! Я постоянно говорю им, какой ты прекрасный человек, хотя трудно убедить их в этом, когда ты вот так являешь свою сущность и они видят правду… Да еще…

Был только один способ утихомирить ее: переговорить, перекричать, перехватить инициативу. Трудная задача, особенно когда чувствуешь себя таким усталым, а она постоянно бьется за первенство. Проблема еще и в том, что она не чувствовала никаком уважения к мужчине, которому могла заткнуть глотку, пологому было просто необходимо обуздать ее.

Он достиг этого, крепко сдавив ее в объятиях, от чего сжатый между ними ребенок даже заплакал. И пока Эмра успокаивала ребенка, он начал рассказывать ей, что случилось во дворце.

Она молча слушала, изредка вставляя острые словечки, а время от времени просила уточнить подробности. Он рассказал ей о таких вещах, о которых постеснялся бы говорить при детях два года назад. Но необычайно откровенное и свободное общество рабов избавило его от природной сдержанности.

Они прошли через контору, где работали шесть ее служащих и секретарей, через жилые комнаты и дальше, на кухню. Она позвонила в колокольчик и приказала Инзакс, прелестной маленькой блондиночке, сходить в погреб и принести кварту челоусмейского. Один из клерков просунул в кухонную дверь голову и сказал, что господин Шезхъяренти, хозяин андунанагрском судна, желает видеть Эмру, чтобы уточнить, куда выгрузить редких птиц, что она заказывала семь месяцев назад. Он-де ни с кем, кроме нее, не хочет разговаривать.

— Пусть немного остудит свои пятки, — ответила она.

Клерк проглотил это и убрал голову. Грин взял Пэкси, свою дочь, и играл с нею, пока Эмра накрывала на стол и разливала вино.

— Так долго не может продолжаться, — говорила она. — Я люблю тебя, а к себе не чувствую того внимания, к какому привыкла. Тебе надо поскорее найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать отношения с герцогиней. Я баба ревнивая, и мне требуется много любви. Ты нужен мне здесь.

Грину нечего было терять, соглашаясь с ней: все равно он собирался убраться подальше в ближайшее же время.

— Ты права, — ответил он. — Я скажу ей об этом, как только подвернется удобный случай. — Он пощупал шею в том месте, где ее коснется топор палача.

— Но причина должна быть весомой.

Эмра, казалась, вся расцвела от радости. Она подняла свой стакан и сказала:

— За здоровье герцогини. Пусть ее заберут демоны!

— Ты бы придерживала язык хоть при детях. Они по простоте душевной могут ляпнуть твои слова еще кому-нибудь, а если это дойдет до ушей герцогини — гореть тебе на костре при следующей охоте на ведьм!

— Мои дети не настолько глупы! — усмехнулась она. — Они берут пример с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.

Грин допил свое вино и встал.

— Надо идти.

— Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать тебя хоть на одну ночь в неделю?

— Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти, потому что должен встретиться с купцом Майреном в Доме Равенства. Дела, ничего не поделаешь.

— Да знаю я! Ты будешь только трепаться о своих намерениях, а решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть, а ведь годы уходят…

— Если так будет продолжаться и дальше, то через полгода я просто помру, — ответил он. — Я устал и хочу выспаться.

Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.

— Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет, что ты заболел.

— Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.

— Что еще за дело?

— Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.

— Какое же это может быть дело?! — Она снова вспыхнула гневом. Клянусь, тут замешана женщина!

— Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин, а вовсе не ищу новых хлопот себе на шею. Нет, просто Майрен взял с меня клятву во что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня падет гнев всех его богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.

— Знаю я твое отношение к нашим богам, — ответила она. — Ладно, демон с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю на все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.

— До этого не дойдет, — ответил он, поцеловал ее, потом детей и вышел. Он поздравил себя с тем, что ему удалось нейтрализовать Эмру на целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой план за неделю, он в любом случае останется в проигрыше. И ему придется бежать из города в просторы долины Ксердимур, где по заросшей травой равнине бродят стаи диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы и бог знает что еще…

4

Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства, в стенах которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку. Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его ценность в качестве предохранительного клапана для сброса социального напряжения, которою хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих хозяев, глядя им в глаза, и оставаться безнаказанными. Конечно, и хозяина ничто не удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда, терял свои законные права. Бывали здесь и схватки, хотя и не часто. Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но каждый убийца обнаруживал, что, пусть даже стража не обратит на него внимания, ему придется столкнуться с местью родственников. Много ссор начиналось и кончалось здесь.