Читаем без скачивания Два адмирала - Джеймс Купер

— Все, все слышу, — отвечала Милдред, почти задыхаясь от усилия казаться спокойной.

— Так сходите скорее к сигнальным фалам и выдерните их из верхнего блока… когда вы это сделаете, возвратитесь сюда, и я скажу вам, что вы потом должны делать…

Милдред быстро побежала к сигнальной мачте. Она умела обращаться со всеми сигнальными фалами. В одну минуту она выдернула их из блока и свернула в кружок.

— Готово, Вичерли! — сказала она, подбежав к утесу и смотря вниз.

— Не спустить ли вам один конец? .. Но, Боже! Я не в силах одна поднять вас, а сэр Вичерли и батюшка, кажется, не в состоянии помочь мне! ..

— Не спешите, Милдред, и все пойдет хорошо, — отвечал Вичерли. — Обверните веревку кругом сигнальной мачты, потом свяжите покрепче концы ее и спустите ко мне. Будьте только, ради Бога, осторожны и не подходите близко к утесу!

Но Милдред не слышала последних слов моряка: она уже исполняла его поручение. Ее проницательный ум помог ей тотчас понять, чего от нее требуют, — и проворные ее пальчики скоро справились со своей задачей. Она связала концы веревки, как ей было сказано, и не более как через минуту эта веревка висела уже над головой Вичерли, который легко мог достать ее. Сигнальные веревки тоньше мизинца; но они обыкновенно весьма крепки и прочны. Вичекомб кроме этого знал, что веревка, ему поданная, была новая, ибо он сам за неделю перед тем помогал продеть ее в блок и, как будто чувствуя, что она так скоро ему понадобится, на всякий случай оставил ее длиннее обыкновенного. Таким образом, конец этой веревки спустился футами двадцатью ниже того уступа, на котором он стоял.

— Теперь все прекрасно, милая Милдред! — закричал он в восторге, когда ему удалось захватить оба конца веревки и обвить их вокруг своего тела под мышками.

Милдред взглянула вниз и поспешно отступила назад:

— Помогите, помогите ему, отец! — воскликнула она, закрывая лицо руками, чтобы не видеть отчаянной борьбы Вичекомба. — Если он упадет теперь, он непременно разобьется! О, спасите его, спасите, сэр Вичерли!

Но ни один из тех, к которому она обращалась, не мог оказать ни малейшей помощи. На ее отца снова нашел нервный припадок, между тем как баронет и по своим летам, и по своей неопытности был совершенно бесполезным в настоящем случае.

— Я вне всякой опасности, — крикнул снизу Вичерли. — Взгляните только, пожалуйста, господин Доттон, не трется ли моя веревка об утес.

— Все находится в отличном порядке, — отвечал сигнальщик. — Теперь, господин Вичерли, ослабьте, по возможности, веревку и дайте мне ее столько, сколько можете, не свертывая, однако, с себя. Вот так! Смотрите же, держитесь теперь, на всякий случай, как можно крепче за конец.

В ту же минуту веревка ослабла, и Доттон потянул ее вдоль утеса, пока она не облегла всего выступа, где и стала держаться сама собой. Теперь оставалось только Вичерли перескочить на эту отлогость и потом без всякого уже особенного затруднения подняться на самую вершину. Между тем уверенность, обнаруживаемая Доттоном, ободрила баронета и Милдред, и они снова подошли к утесу, остановясь в таком месте, где легко можно было спускаться с него, не подвергаясь опасности.

Когда Вичекомб сделал все приготовления, он стал на край выступа, потянул веревку, высмотрел опорную точку на другой стороне и сделал скачок. В мгновение ока он перелетел это расстояние, и когда веревка вытянулась почти вертикально, он стоял уже на почве, усеянной такими неровностями, что при помощи веревки ему нетрудно уже было подыматься. По мере подъема кверху веревка скоро сделалась для него лишней, и он вскочил на вершину. В ту же минуту Милдред упала без чувств на траву.

Глава III

Мне нужен герой.

Благодаря слабости отца молодому человеку открылся приятный случай отнести Милдред домой. Он так скоро нес свою ношу, что никто не мог заметить поцелуя, запечатленного им на бледной щечке прекрасной девушки, которую он нежно прижимал к своему сердцу. Когда он подошел к домику, Милдред от движения и действия воздуха начала приходить в себя, и Вичерли скоро вынужден был передать ее на попечение матери, рассказав ей в коротких словах обо всем случившемся.

Возвратясь к мысу, он нашел общество у сигнальной мачты пополнившимся еще двумя лицами: Диком, конюхом баронета, возвратившимся с посылки, и Томом Вичекомбом, наследником сэра Вичерли, одетым в глубокий траур по отцу. В последнее время Том Вичекомб очень часто начал посещать жилище Доттона, притворяясь пламенным любителем морского воздуха и величественного океана. Он и его однофамилец встречались тут несколько уже раз, и каждая новая встреча была недружелюбнее предшествовавшей, по причине, хорошо известной им обоим. Таким образом, и при настоящей встрече они обменялись холодными поклонами, бросая друг на друга взгляды, которые можно бы было назвать только неприязненными, если бы во взгляде Тома Вичекомба не просвечивало какой-то зловещей иронии. Несмотря, однако, на свою ненависть к Вичерли, он умел довольно хорошо скрыть свои чувства и обратиться к новоприбывшему с самым дружеским разговором.

— Я слышал, господин Вичекомб, — заметил наследник судьи, — что вы сегодня получили отличный урок в воздушном путешествии. Кажется, такое удовольствие более в американском вкусе, нежели в английском. Да, впрочем, я думаю, в ваших колониях происходят часто такие штуки, каких мы и во сне не видели!

Хотя это и было сказано, по-видимому, без всякой особенной цели и совершенно равнодушно, но в сущности было сделано с тонким расчетом. Главная слабость нашего баронета заключалась в слепом поклонении всему, что касалось родного, отечественного. Он давно уже увлекся тем чувством презрения ко всем землям, подвластным Англии, которое искони существует между всеми метрополиями и колониями. Молодой Вичерли живо чувствовал всякий намек, который хоть сколько-нибудь клонился к осуждению его родины. Хотя он и считал себя англичанином, хотя и был верноподданным короля английского, но в спорном вопросе между Европой и Америкой он был американцем; в самой же Америке в отличие от всех других колоний считал себя прямым виргинцем. Он слишком хорошо понял насмешку Тома Вичекомба, но преодолел свой гнев из уважения к баронету, а может быть, и потому, что был полон тех сладких чувств, которые еще так недавно испытал.

— Те, которые так думают о колониях Америки, — сказал он спокойно, — хорошо бы сделали, если бы сами посетили их прежде, нежели станут вслух выражать о них свои мнения; зачем говорить то, от чего со временем, может быть, придется отрекаться? ..