Читаем без скачивания Время московское - Алексей Фомин

— А то же самое масонство? Насколько мне известно, оно интернационально по сути своей.

— Знаете… На протяжении последних нескольких сот лет человеческой истории масоны не были замечены в заведомо деструктивных, античеловеческих действиях. Да, они устраивали революции, да, они создавали новые государства и вели их к вершинам прогресса, как мое богоспасаемое отечество…

— Никакого прогресса не существует, — не совсем вежливо перебил Александра Лобов. — Это еще Бердяев доказал.

— Ох… — тяжело вздохнул американец. — Все у вас не как у людей.

Оставшееся до отлета время Роман Михайлович провел в гостиничном номере, работая с полученной информацией. Уже дома, засыпая, Лобов вспомнил слова Александра, сказанные при расставании: «Может быть, они начали с вас, русских, а потом займутся и остальными. Но сейчас это — ваша война, и я не записываюсь на нее добровольцем, да и, сказать честно, вам не советую. Но если вы все-таки решитесь выйти один против огромной силищи, то помните, что ваше Временное правительство в тысяча девятьсот семнадцатом целиком состояло из масонов, но они не смогли противостоять железной воле всего лишь одного человека».

III

Коридор был длинный-предлинный, тянущийся на многие сотни метров, иногда плавно сворачивающий направо или налево, а иногда резко обрывающийся вниз или прыгающий вверх. В коридоре горел приглушенный голубоватый свет, сочившийся прямо из мягких, податливых стен. Справа и слева тянулись двери, одна за другой, одна за другой; бесчисленное количество дверей. Нина Федоровна никогда не плутала, она всегда знала, какая именно дверь ей нужна. Вот и сегодня она быстро достигла нужной и открыла ее. За дверью оказался небольшой уютный зальчик в японском ресторане. Вернее, даже не зальчик, а просто отдельный кабинет. Ее клиент обедает вместе с каким-то мужчиной, оба ловко орудуют деревянными палочками. Нина Федоровна никак не могла понять этого нашего обезьянничанья. Во времена ее молодости говорили: «низкопоклонство перед Западом». А это и не Запад никакой даже, а самый что ни на есть Восток. Ну едят они там деревянными спицами, так это от бедности. Зачем же за ними повторять? Ну не едим же мы свои, русские щи и кашу деревянными ложками… Ладно, пусть что хотят, то и делают; ей-то уж не так и много осталось денечков-то, чтобы тратить их на воспитание этих, нынешних… Да даже если бы и хотела перевоспитать… Кому она может что-нибудь сказать? И кто даст ей сказать? Это не то что раньше, когда можно было на партсобрании в цеху вылезти на трибуну перед пятью сотнями человек и врезать, что думаешь. Правда, и тогда не особо давали… Но ей рот никому не удавалось закрыть!

«Нина Федоровна, у вас все в порядке? Объект перед вами, Нина Федоровна. Вам что-то мешает?» — Это Роман Михайлович. Беспокоится. И действительно, что-то она сегодня отвлеклась, замечталась. Неужто старческий маразм начинается? Рановато вроде. Шестьдесят пять — разве это возраст? Нина Федоровна продефилировала по зальчику и пристроилась рядом с клиентом, выжидая удобного мгновения. Вторжение — самый ответственный момент. Проведешь его неудачно, и у клиента так голова разболится, что он не то что говорить — думать ничего не сможет. Тогда, считай, вся работа насмарку. Нина Федоровна примерилась и, изловчившись, проникла к нему в голову. Клиент даже не дернулся нисколечко.

Сегодня у нее легкое задание. Не надо ломать личность клиента, программировать на определенные действия либо жестко допрашивать, подвергая насилию его сознание и считывая всю хранящуюся там информацию. Сегодняшнее задание — сидеть и слушать. Слушать, что говорит, слушать, что думает. Сегодня, как выразился Роман Михайлович, ей придется покопаться в голове у одного телевизионного деятеля.

Нина Федоровна лежала на низкой широкой кушетке. На голове у нее был надет шлем с датчиками, провода от которых тянулись к энцефалографу. Судя по тому, как расслабились ее мышцы, Лобов понял, что она уже вступила в контакт. Быстрое мелькание зрачка в узкой прорези не до конца прикрытых век свидетельствовало о том, что она находится в фазе быстрого сна. Губы ее задвигались, быстрой скороговоркой она что-то принялась шептать. Лобов, привстав с табурета, склонился над ней и еще раз проверил крепление ларингофона у нее на шее, потом, повернувшись к монитору, — качество записи. Все работало штатно. Вообще-то во время сеанса оператор должен постоянно контролировать ситуацию, не отходя ни на шаг от слипера, но Нина Федоровна была старым, испытанным кадром, более двадцати лет работающим с Лобовым. К тому же у нее несложное задание. Только наблюдение. Наблюдение и запись. Да и то, признаться, более сложных заданий он давно ей не давал. Шестьдесят пять лет все-таки. Несмотря на прекрасное для этого возраста здоровье, Лобов боялся рисковать, оберегая своего самого опытного слипера. Она работала с ним с самого первого дня, с того момента, когда он, только начиная эксперименты по измененным состояниям сознания, набрал первую группу людей с экстрасенсорными способностями. Людей, которым еще предстояло научиться быть слиперами. Из этой первой группы у него осталась одна Нина Федоровна. Она работала с Лобовым, когда он еще был кадровым офицером разведки, не изменила его делу, когда финансирование проекта прикрыли и Лобов ушел в отставку. С тех пор Роман Михайлович далеко продвинулся вперед — от робких экспериментов до практического применения технологий измененного состояния сознания.

Внимательно прислушавшись к мерному жужжанию генераторов электромагнитных полей и бросив еще один цепкий взгляд на спящую Нину Федоровну, Лобов вышел в соседнюю комнату. Не отрываясь от монитора, Вера задала ему дежурный вопрос:

— Ну как там? Все нормально?

— Угу, — хмыкнул Лобов.

Для того чтобы сделать свой личный выбор после встречи с Александром, Роману Михайловичу потребовалось не так уж много времени. Хватило двух с половиной часов, проведенных в самолете. Не считая, конечно, того времени, что Лобов, запершись в гостиничном номере, потратил на изучение собранных Ракитиным материалов. Дело в том, что ему, Лобову Роману Михайловичу, страшно не нравилось то, что ныне претендовало на гордое звание его, лобовской, Родины. Более того, его, умного, образованного, трудолюбивого русского мужика в глубине души оскорбляло, что это воровливое и непотребное государство, ежедневно и ежечасно лишающее русский народ еще одного шанса на выживание, носит царственное имя — Россия. Теперь же, после ознакомления с ракитинскими материалами, все встало на свои места. Не нужно ни для кого искать оправданий, пытаясь объяснить необъяснимое. Это просто иго. Новое иго, только глубоко замаскированное и законспирированное. Поэтому для себя Лобов решил, что будет драться с ними до последнего вздоха. Веру он посвятил почти во все тонкости предстоящего им дела, и она, не раздумывая, дала Лобову свое согласие. Без Веры ему было бы сложно, ведь она — не только помощник и секретарь, но и дипломированный врач, опытный реаниматор, несколько лет проработавший в «Скорой».

Каждый сеанс отнимает у слипера довольно много сил, и нужно умело помочь ему восстановиться. Кроме того, возможны всякие непредвиденные обстоятельства. Слипер может столкнуться с сопротивлением и противодействием, а иногда и с агрессией. Короче говоря, в долгой лобовской практике бывали случаи, когда слипера удавалось спасти только благодаря точным и своевременным действиям врача. А был у него также случай (правда, это было еще на заре лобовских изысканий в духовно-нематериальном мире), когда слипера спасти не удалось. Эта трагедия осталась его личным крестом, который нести ему до конца дней своих. Хотя… Никто его тогда не винил, он даже получил правительственную награду за ту операцию вместе со своим погибшим слипером, награжденным посмертно. Но все же… Ни забыть этой смерти, ни простить ее себе Лобов не мог. Так что без толкового, опытного врача ему никак не обойтись. Был еще один маленький аспектик в отношениях Веры и Лобова, и, знай о нем Роман, он мог бы ни о чем ее не спрашивать. Потому что ее «да» всегда лежало в его кармане. Но Роман Михайлович даже мысли не допускал, что его особа может заинтересовать такую молодую (все-таки на семнадцать лет младше него), эффектную женщину, как Вера. Между тем она влюблена была без памяти в этого седоусого крепыша, что, однако, не мешало ей, а может быть, и способствовало, подтрунивать над ним по всякому поводу и без.

Со слиперами было несколько сложнее. На тот момент их было у Лобова четверо, считая и Нину Федоровну. Кандидатуру одного из них Лобов отверг сразу же, даже не сделав ему никакого предложения. Этот человек работал с ними исключительно из-за денег и для задуманного Лобовым дела не годился по определению. Еще один отказался сразу же, как только Роман сказал ему, что новый заказ существенно опаснее их обычной работы. Остались у него Нина Федоровна и Валентин, причем для серьезной, активной работы годился лишь Валентин.