Читаем без скачивания Кен - Наталья Андреева

Ксения вздохнула:

— Ему некуда было идти. Знаете, у меня есть хотя бы маленькая комнатка. Соседи, конечно, негодяи. Но это хоть что-то. А он приезжий. Женя просто-напросто выставила его за дверь.

— Она что, всегда так делала?

— Нет. Она так никогда не делала. Наоборот, очень любила устраивать жизнь своих старых, поломанных игрушек. Находила им работу или новую любовницу. Денег давала в крайнем случае.

— Почему же этого, последнего, просто выставила за дверь?

— Не знаю. Может быть, сгоряча. Я уверена, что если бы он сегодня…

Ксения испуганно замолчала. А вдруг не одна она, проснувшись сегодня утром на раскладушке, вспомнила про другую, удобную постель и в сытом, обеспеченном доме? И он мог оказаться на стадионе. Тоже купить билет, дождаться удобного момента и…

Она зажала ладонью рот, чтобы не испортить все окончательно.

— Куда же он пошел, этот ваш Герман?

— Я позвонила одной моей подруге. Не подруге, так, старой знакомой. Она в разводе сейчас, но в отличие от меня муж выменял ей отдельную двухкомнатную квартиру. Я просто не могла оставить Германа на улице.

— С чего вдруг такая забота, а?

— Жалко.

— Кого вам еще жалко?

«Себя», — хотела было сказать она. Больше всего себя. Но потом вспомнила, что именно поэтому проигрывала самые важные в жизни матчи Женя. От жалости к себе, от неумения не щадить себя. Стоит ли так себя мучить, если дома все равно ждут уютная постель, хороший ужин и красивый мужчина, всегда готовый приласкать?

— Я просто… — начала она и не договорила.

Противник решил передохнуть и тоже со вздохом спросил:

— Хорошо, давайте адрес. Поедем к этому вашему Герману. И хорошо, если бы…

Ксения и так все поняла. Хочет закончить все быстро, с первого же матч-бола. А она была уверена, что Герман не убивал, потому и дала его адрес. Хотя в чем можно быть уверенным до конца?..

Уже провожая следователя к дверям, Ксения замерла на пороге. Услышала:

— Очень хотелось бы оставить вас в покое. Но…

Сама знала, что это вряд ли получится. Он еще вернется. Потому что, уже закрывая за собой дверь, с насмешливой улыбочкой сказал:

— И все-таки, Черри…

1: 0

Оставшись одна, она прежде всего подумала: как много успела сказать и как, в сущности, не сказала ничего. Как объяснить ему, что Женя не была такой уж плохой, хотя и хорошей не была тоже? Просто такой, какой ее вырастили обеспеченные родители. В детстве ей дарили игрушечных людей — Барби и Кенов, а потом она так же легко стала получать живых. Денег у Евгении Князевой для этого хватало.

Сказать, что она никого не любила, значило солгать. Ксения столько раз слышала романтическую историю из счастливого детства подруги, что ей в конце концов стало казаться, будто все это происходило с ней самой. Освещенная солнцем терраса, старинная скатерть с золотистой шелковой бахромой и букет сирени в керамической вазе шоколадного цвета. Ох как пахла эта поздняя, темно-бордовая сирень! Она была вся такая мохнатая, упругая на ощупь, а когда белая ножка «счастливого» цветка с пятью лепестками касалась губ, то казалась удивительно сладкой.

На этой даче восьмилетняя Женечка была счастлива, как никогда. Теннис был для нее еще игрой, интересной и увлекательной, а не способом зарабатывать деньги на жизнь. Ей нравилась и новая, очень красивая ракетка, и шершавые мячики, цветом похожие на неспелые лимоны. Женечка играла в спорт, это получалось у нее очень здорово, и взрослые умилялись.

«Ах, какая очаровательная девочка! У нее, должно быть, настоящий талант!» — говорили гости семейства Князевых в один голос. И Женечка старалась, все выше подбрасывая свой шершавый мячик, и ракетка в ее руках была удивительно легкой и точной.

И был соседский мальчик, двумя годами старше. Женечке казалось, что он похож на маленького ангела. Удивительно красивый мальчик, с кудрявыми светлыми волосами. Женечка звала его про себя «маленький принц». В самом деле, в мальчике было что-то печальное. Прекрасная поэтическая обреченность. И для него Женечка старалась гораздо больше, чем для всех этих навязчивых взрослых. На солнечной террасе они играли в свои игры, и влюбленность Женечки хотя и была детской, но настоящей и острой.

Однажды они бегали вокруг стола, и «маленький принц» случайно зацепился за длинную бахрому скатерти. Женечка вспоминала потом не его лицо, не опрокинутую вазу с сиренью, не капельки холодной воды, стекавшие на пол по золотистой бахроме, в памяти остался запах разлитого одеколона, потому что испуганный мальчик схватился за скатившийся на пол пузырек. Его руки и губы пахли одеколоном, и этот запах Женечка почувствовала на своей щеке, когда ее коснулся легкий детский поцелуй. Она в отчаянии смотрела, как он бежит к дверям, сжимая в руках злосчастный пузырек, и в сознании ее отпечаталось слово: «Саша». Потом она не могла вспомнить, было ли то название одеколона или имя «маленького принца». Но одно знала определенно: никого с тех пор она так не любила, как этого кудрявого мальчика, исчезнувшего в то лето из ее жизни навсегда.

И сейчас Ксения вспомнила эту историю. Было в ней что-то тревожное и для нее самой. Таились какие-то воспоминания, спрятанные за другие, менее больные и спокойные. Следователь мог думать про Женю все, что угодно, но Ксения и не собиралась ему рассказывать никаких романтических историй детства. К чему? Пусть думает, что у Князевой все было лишь прихотью: одинаковые имена, красивая внешность, бесконечные поиски и безболезненные потери. Женя цеплялась за свои детские воспоминания, потому что взрослые не приносили ей радости. Цепь ассоциаций замкнулась в тот момент, когда разлился одеколон из стеклянного флакона. Это был постоянно повторяющийся сон. А наутро ее неудержимо тянуло на новые поиски.

Ксения тяжело вздохнула, вспомнив про завещание. Если бы с ней самой все было в порядке, то самым разумным было бы ни в коем случае не выяснять, кто из приятелей любил Женю больше, а кто меньше. Ибо нет такого прибора, который с точностью мог бы замерить чью-то привязанность. Но хорошая девочка Черри решила все сделать как должно. По крайней мере попробовать. Найти их всех и узнать, что они испытывали к убитой подруге.

Ксения уже заранее ругала себя. Но ей не хотелось получить все даром. Потому что задача решалась просто: тот, кто больше всех любил Женю, тот и убил ее. Кто хотел доказать, что он не игрушка, и остановить ее вечный поиск. Кто-то из шестерых — тот, кто был в последний момент Женей узнан. И попал ножом точно в сердце, потому что уж очень хотел его наконец найти.

«Славная девочка Черри. Добрая девочка. Послушная девочка», — ругала себя Ксения, но знала, что завтра все равно пойдет туда, куда долгое время запрещала себе ходить. Следователь начал с конца списка, она же решила отыскать его начало. Все-таки Женя была ей не чужой. И те шестеро тоже не все чужие. И заснула она с единственной мыслью: «Сегодня я проиграла гейм на чужой подаче. Это нормально. Но не все потеряно. Это было только начало партии. Завтра я буду играть уже не на чужой, а на своей подаче. Я сама к нему пойду».

Гейм второй

30: 0

Долгое время она запрещала себе думать о том, чтов Москве есть такая улица. Потом упорно не признавала, что на этой улице есть дом с таким номером. А выяснив номер дома, заставляла себя пропускать цифру 28 в нумерации квартир. Двадцать седьмая и сразу же двадцать девятая. Нет квартиры, нет и того человека, который в ней живет.

Сегодня Ксения успокаивала себя тем, что в этот запретный дом ее ведет крайняя необходимость. Она дождалась вечера, потому что знала: днем он на работе. Евгения считала своим долгом упомянуть к слову некоторые подробности о том, кто долгое время был между подругами яблоком раздора.

«Ты знаешь, одна моя знакомая недавно сказала…»

«Мы как-то случайно встретились…»

Хотя Ксения отлично знала, что в жизни Евгении Князевой ничего не происходит случайно. Во всяком случае Ксения знала теперь не только номер дома, но и номер квартиры, и график его работы, и даже должность на фирме.

«Если он не один, я тут же развернусь и уйду. Развернусь и…»

Он был один.

В первый момент, как только открылась дверь, она хотела убежать. Потом услышала:

— Черри, детка, ты вернулась?!

Если бы он назвал ее иначе, Ксения тут же бросилась бы ему на шею. Но это имя было не из первой их жизни и даже не из второй. Ибо во время второй она еще не была Черри. И, отталкивая его руки, она отчаянно крикнула:

— Пусти!

— Ну хорошо, хорошо, — отступил он. — Проходи.

Все равно Ксения видела, что он обрадовался. За шесть лет можно было изучить выражение его красивого лица: от крайнего недовольства до щенячьего, безрассудного блаженства. И только потому, что Ксения знала его так же хорошо, как себя, она подумала: самое смешное то, что они до сих пор любят друг друга.