Читаем без скачивания Братья: Кирилл и Мефодий - Валерий Воскобойников

Логофета дома не было. Спутники Константина передали его другим слугам и куда-то исчезли. Константина провели по широкой лестнице, выложенной белым мрамором. Он искупался в бассейне, смыл дорожную пыль.

Уже темнело, поэтому во дворце зажгли светильники. Ужинал Константин в большой пустынной комнате. Слуги вежливо улыбались ему, но разговора не заводили.

За ужином он едва не заснул, и его отвели на другую половину дворца, в спальную комнату.

Последняя его мысль была о том, что постель слишком огромна. Тут же он провалился в сон.

Позже он проснулся на миг от ощущения, что кто-то пристально смотрит на него. Он не сразу понял, где находится, увидел высокого важного пожилого господина и двух слуг.

— Едва поужинал, так за столом и заснул… — шептали слуги.

— Тихо, тихо, он просыпается, — ответил им также шепотом высокий господин и шагнул за дверь.

Константин повернулся на другой бок и проспал до утра крепко, без сновидений.

Рано утром его разбудил молодой улыбающийся слуга.

— Проснись, господин, — сказал он на языке славян, — наш хозяин ждет тебя.

Пока Константин одевался, умывался, слуга разговаривал не переставая.

— Меня хозяин специально приставил к тебе. Говорит: «Ты молодой, Андрей, и господин молодой. Ты славянин, и господин из Солуни, где все говорят по-славянски как по-гречески. А еще ты ловкий, быстрый и сообразительный. Будешь сопровождать всюду господина, потому что в первые дни в столице он растеряется». Я недавно продал себя хозяину. Отец задолжал тридцать номисм, когда покупал булочную, вот я и продал себя. Отец договорился, что после нового урожая он выкупит меня, и я снова стану свободным.

Константина позвали к логофету Феоктисту.

За завтраком Феоктист лишь успел спросить о дороге. Потом он сочувственно вздохнул, вспомнив друнгария Льва, отца Константина.

— Дельный и честный был человек.

Они быстро вышли из дому, и им подвели коней.

— Сейчас я представлю тебя царской семье, а позже можешь походить по городу.

Славянин Андрей поехал позади свиты.

Быстрыми шагами, едва отвечая на поклоны, логофет вел Константина по дворцу.

Константин едва успевал поразиться тому, что видел, как сразу перед ним возникало новое чудо: лучшие скульптуры, свезенные из разных городов мира, яркие росписи, медные и серебряные двери палат, блистающие солнечным огнем.

Они вошли в небольшой зал, где царь любил совещаться с близкими людьми. Зал назывался консисторией.

Там уже находились двое: толстый лысоватый мужчина с богатыми перстнями на каждом пальце — Варда и длинный костлявый старик — дядя царицы и Варды, Мануил.

— Приветствуй, приветствуй! — шепнул логофет.

Константин упал на колени.

— Царица сегодня нездорова, она поручила нам познакомиться с твоим родственником, — сказал Варда.

Феоктист отошел к стене, а Константин остался стоять на коленях, и ему было неловко под изучающими взглядами важных людей.

— С виду он вполне благообразен, — сказал наконец Мануил. — А знания его пускай проверяют Фотий да Лев Математик.

— Я справлялся о нем у Льва, — заметил Варда. — Лев доволен талантами твоего родственника, Феоктист. Я думаю, пускай он пока учится у наших мужей сам, а позже, если мы увидим, что царю требуется специальный учитель, мы пригласим этого юношу снова.

И Варда милостиво разрешил Константину подняться.

Логофет вывел его из консистории, вручил кошелек с деньгами, потом подозвал служителя и поручил ему отвести юношу к выходу.

Они стояли в самом центре города — на площади Августеон и смотрели на статую Августы — святой Елены. Их ослепляло солнце.

— Сначала, как ты хотел, господин, книжные лавки, — сказал слуга Андрей. — Сейчас не все открыты, к вечеру их будет больше.

Константин увидел столы, лавки, развалы, тянущиеся вдоль площади. Здесь были тяжелые древние свитки, писанные непонятными знаками — иероглифами, книги арабов, математические таблицы, пьесы древних греческих писателей, трактаты на духовные темы, молитвенники. Что ж, теперь он станет сюда ходить ежедневно и постепенно просмотрит все, решил Константин.

Странные люди встречались им на пути. Они громко говорили, красиво жестикулировали. Некоторых окружали слушатели.

— Прежде чем назвать человека вором, надо внимательно исследовать мотивы его поступка и способы произведенного им действия, — внушал один пожилому крестьянину в застиранной тунике и грязной обуви, завязанной на ногах крест-накрест.

— Всякий, кто нарушил постановление эпарха, заслуживает плетей, но это вовсе не значит, что… — говорил другой.

— Что это за люди? — спросил Константин.

Андрей презрительно махнул рукой.

— Это адвокаты, показывают свое искусство, ждут, не наймет ли их кто вести судебное дело… А вот здесь, господин, — Андрей указал на ряд домов вдоль улицы, — есть тоже интересное для тебя. Здесь работают каллиграфы, переписчики книг.

Сейчас, в жару, окна и двери мастерских — эргастерий были открыты и можно было стать рядом с каллиграфом и смотреть, как он, обмакнув острое гусиное перо в рог, наполненный чернилами, вырисовывает букву за буквой. Потом берет другое перо, павлинье, отточенное иначе, и выводит на полях цветными чернилами кораблик, голубые волны и золотые солнечные лучи. Это казалось чудом: только что был пустой лист, и вот уже буквы, говорящие о радости, нечаянной встрече или о горе и потере близкого человека.

В детстве Константин писал пером на пергамене, но чернила были другие — расплывались от влаги. Потом в Солунь перебрался ремесленник, умевший делать чернила из сока дубовых орешков, они не смывались водой, их можно было лишь соскоблить острым ножом.

Когда они отошли от эргастерий, Андрей спросил:

— Почему так — греческие книги есть, латинские — есть, даже у арабов свои книги, а у славян нету. Почему бог не дал славянам книгу?

Константин и сам не знал почему. Нечего ему было ответить.

На главной улице, Месе, как и вчера, было людно.

Армяне, персы, славяне, итальянцы, евреи, арабы работали в лавочках, торговались у прилавков, стояли, подперев стены, и разглядывали прохожих.

Отражая яркие лучи, ослепляли глаза изделия ювелиров.

Потом пошли свечные лавки. Хозяева на глазах у прохожих из обломков свечей отливали новые.

Бородатый старик с повязкой на левом глазу выдувал из раскаленного стекла сосуды. Вокруг стояли зеваки. Один сосуд лопнул, и осколок угодил какому-то неосторожному в щеку.

Иногда толпа посреди улицы расступалась. Верхом на конях в окружении свиты проезжали важные сановники, в окружении прислужниц проехала богато одетая женщина.

— Жена эпарха, градоначальника нашего, — узнал Андрей, — в монастырь на богомолье едет.

Он помахал одной из прислужниц рукой, и та, чуть отстав, ему ответила.

Сначала Константин не понял, что за люди лежат между мраморных колонн, под прекрасными статуями. Одетые в грязные лохмотья, они тянули руки к проходящим мимо и умоляли о помощи.

— Больные, — объяснил Андрей, — съехались отовсюду, надеются, что их тут вылечат… Господин, позволь обратиться к тебе с просьбой? Зайдем к моему отцу. Мне редко удается навестить его.

Они свернули на боковую улицу. Даже сейчас, в разгар дня, здесь были сумерки и стоял удушливый запах, от которого кружилась голова. Здесь жил мастеровой люд Константинополя — плотники, каменщики, красильщики шелка.

Наконец они дошли до булочной, которой владел отец Андрея.

— Эй, отец, это мой новый господин, он тоже из Солуни, как и ты! — закричал Андрей уже издалека.

Отец в это время отпускал два хлеба пожилому мужчине.

— Отец, дай нам воды, господин измучился, пока мы дошли!

— Да не покинет радость тебя, молодой господин! Как хорошо, что ты осчастливил мой дом своим приходом! — поздоровался отец. Потом он повернулся к сыну. — Вода у нас свежая, на обычном месте. Да не из общей посуды дай юному господину попить, а из отдельной — для хорошего гостя.

Пожилой покупатель не уходил. Он недовольно топтался, разглядывая хлеб, кряхтел, а потом спросил:

— Что, сегодня снова хлеб у тебя полегчал?

— Можно подумать, это от меня зависит, — возмутился отец Андрея. — Словно ты не знаешь: каждое утро эпарх сообщает, в какой форме выпекать хлеба. И все булочники города пекут хлеб именно в такой форме. Сегодня ты за три обола получаешь средний хлебец, дней через десять за те же три обола получишь другой. А привезут зерно из Фракии, и ты за свои три обола получишь вот такой хлеб! — Отец Андрея показал, какой это будет огромный хлеб.

— А где братья, мама? — спросил Андрей.

— Братья зерно мелют, мама у себя.

— Зайдем, господин, посмотришь, как мы живем.