Категории
Самые читаемые

Читаем без скачивания Любовь и хлеб - Станислав Мелешин

Читать онлайн Любовь и хлеб - Станислав Мелешин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 73
Перейти на страницу:

— Когда вырастешь, пойдешь ко мне женой?..

— Я твоя жена давно. Я твоя, только твоя… — И заплакала, что-то поняв и испугавшись вдруг.

Он засмеялся от радости, от преданной наивности Майры и этим обидел ее.

Он уже выздоровел, а она все еще продолжала приходить и оставалась ночевать, не стесняясь целовала его. Оба были счастливы и оба поняли, что пришла любовь.

Однажды ночью появились отец и брат. Они стали, прислонившись спинами к косяку двери, и запричитали молитвы. Майра испуганно забилась в угол, поняв, что они пришли за ней. Саминдалов закрыл ее, встав посреди юрты, упер руки в бока и заговорил первым:

— Я знаю, вы пришли за Майрой. Рума отец Кимай, и ты брат Бахтиар, по закону седых стариков спасенная от смерти становится или сестрой, или дочерью, или женой. Майра мала еще, значит она сестра и дочь мне пока. Вырастет — женой моей станет. Пусть у меня живет!

Кимай вздрогнул: прав Саминдалов! Бахтиар схватился за нож.

— Ты, отец, богатый выкуп получил за Майру, когда она в люльке еще была. Этот закон раньше в силу вступил. Хочешь в жены Майру — покрой выкуп!

Кимай оскалился: прав его сын Бахтиар. Рукой отвел Саминдалова в сторону, взял Майру за волосы, выругался:

— Идем! Бабушка одна была, забыла ее! Она в небо ушла — умерла! Ты забыла о родных от радости. Идем! А ты, Саминдалов, забудь ее.

Майра заплакала, и Саминдалов не понял почему: то ли ей жаль бабушку, то ли его самого.

Тяжело было жить Степану рядом с Майрой и не видеться с ней подолгу. Охота неудачной была — сердце болело, рука дрожала при выстреле, слезы мешали целиться метко, все Майра перед глазами стоит! Да разве выкуп так скоро соберешь — годы нужны. Тогда он продал свою юрту и, простившись с Майрой, ушел из стойбища. Майра плакала и бежала за ним, хватая его за рукав, просила взять с собой, а он отгонял ее от себя, боясь, что уйдет она незаметно с ним и не вернется обратно, тогда отец разгневается еще больше и никакой выкуп не поможет. Майра отстала.

С наступлением холодов Степан еще охотился у Няксемволя, а потом ушел работать к русским. Был лесорубом в леспромхозе, работал лето и осень проводником у геологов, а затем пошел на лесозавод, в плотогоны. Русский язык он изучил хорошо, одежду переменил, сбрил бороду, только косички оставил да повязывал шею платком по-мансийски. Перестал верить в богов, но часто разговаривал с ними. И все о своей мечте: скопить денег, купить ружье, припасы, оленей, отдать выкуп и уйти с Майрой в тайгу далеко-далеко. Все еще надеялся, что деньги и подарки разжалобят отца Майры и он отдаст ее.

…Саминдалов вздрогнул, очнувшись от воспоминаний, — где-то за соснами на далеком берегу залаяла собака. Охотник или рыбак, должно быть, разжег костер и готовился ко сну. Степан гадал, где остановят плоты, и смотрел на головного. Жвакин рулил гребью и невозмутимо маячил впереди. Григорьев сидел у котла на бревне и что-то ел из котелка своей серебряной ложкой. Васька спал, наверное, а Тоня и Коля сидели в палатке и, мечтая о будущем, может, целовали друг друга, ласкались. Счастливые люди!

Вдруг сосны на берегу расступились, берег взгорбился, и Саминдалов узнал место, где стояло стойбище, откуда он ушел два года назад. Но почему не видно нигде юрт? А чья собака лаяла? Или слезы затуманивают глаза и мешают ему увидеть свою юрту? Вот здесь, за скалой… Ах, как медленно плывут плоты, мимо плывут!..

Увидел стойбище под скалой. Сжалось сердце, забилось сильнее. Вот его юрта, в которой он жил, а вот большая юрта Кимаев, в которой живет Майра! Тихо. Не лают собаки. Не видно огней, не слышно голосов. Наверное, все ушли в горы пасти оленей и остались в стойбище старики и дети. А Майра?! Она дома. Дома — чтобы ей догадаться, выбежать из юрты к берегу, помахать ему рукой!

Саминдалов застонал от боли в сердце, скрестил руки на груди и закрыл глаза. Грустно на душе, и хочется закричать громко-громко, чтоб услышала Майра. Тихо на стойбище, и только помахивают головами олени у крайней юрты… Древнее жилище манси… Родная скала… Голоса соседей, и мерные, тихие звуки санголты…[3]

А плоты проплывают мимо-мимо. Захотелось прыгнуть в воду и вплавь добраться до берега, туда, к Майре. Он бы дополз тихо до ее юрты, затрубил бы, как лось. Майра услышит, выйдет, бросится навстречу, обнимет, прижмется к груди — маленькая родная девочка.

А потом, поцеловав ее красивые губы и погладив по голове, взять и увести с собой на берег, на плоты. Плакать будет или нет? Не пойдет — жалко станет отца и брата. Отвыкла Майра от него, забыла его, Степана…

Вспомнил совет Васьки: «Укради невесту — обычай разрешает…» Сейчас Саминдалов был согласен… Так верно говорил ему Васька: «Уедешь с Майрой куда-нибудь и живи на здоровье!» На здоровье… А может, и правда, вместо тайги уехать с Майрой на лесозавод, там русские — у них другие обычаи, и они никому не дадут помешать их жизни с Майрой. Будет она жить в чистой избе, он станет работать, а Майра в школу пойдет… Хорошо!

Луна — показалось Степану, это чье-то лицо, и похоже оно на лицо старика Кимая, — хохочет луна: все вижу, не украдешь Майру! Саминдалов погрозил ей кулаком и застонал, видя, что стойбище все удаляется и удаляется… Тогда он бросил гребь — шест качнулся в уключине и забороздил, вытягиваясь на волне. Побежал по бревнам. На третьем плоту увидел: спит Васька, разметав руки и ноги. Разбудил.

— Минас! Идем.

Васька вгляделся в Степана. Лицо у того бледное, решительное.

Понял.

Накинул на себя пиджак, сунул ноги в сапоги.

— Нож взять?

— Тсс!.. Нельзя.

— Пусть…

Саминдалов кивнул на головного: Жвакин дремал стоя.

— Плоты…

— Сейчас.

Они вдвоем подошли к старику, толкнули в плечо.

Жвакин дернулся, затряс бородкой испуганно:

— Что, ребята?

Васька схватился за гребь, забороздил по дну:

— Останови плоты!

Жвакин уцепился за рукав Васькиного пиджака и хмуро возразил:

— Зачем скоро? Недолго плыть осталось… Вот дойдем до Оленьего камня…

Васька оттиснул плечом Жвакина и угрожающе наклонился к его бородке.

— Ты, старик, не перечь! Так надо. Мы вот с ним, — кивнул он в сторону грустного Саминдалова, — в стойбище пойдем.

Степан болезненно улыбнулся, сообщил:

— Там невеста моя, Майра. Отпусти, рума Карпык…

— Чать невесту-то умыкнуть хотите? — догадался Жвакин и отступил.

Саминдалов кивнул и отвернулся.

Жвакин перенял у Васьки гребь и задумчиво разгладил бородку ладонью:

— Плоты остановлю. Но знайте, кто останется на плотах, за кражу не ответчик. Постойте, варяги… — зашептал он и выпрямился. — Зря вы… Негоже ночью баб воровать! Днем приди и уведи. Али полюбовно — поставь родителю ведро спирту! Приди запросто в гости, на уговор, али засылай сватов, уломай хозяина, обхитри там — все по-человечеству выйдет! А воровать баб негоже!

— Ну, это наше дело. И тебе старуху какую ни на есть прихватим, — шуткой отмахнулся Васька.

Плоты мягко стукнулись о песок, пристали бесшумно, покачиваясь на воде. Васька со Степаном спрыгнули на берег и вскоре скрылись в черемуховых кустах.

Они бесшумно вошли в сосновый бор, который был полон воздуха и верхушками почти закрывал облака в небе и луну меж облаками. Она одиноко катилась по верхушкам сосен, и весь бор просвечивался лентами лунного света, которые наклонно, меж ветвей, проходили до земли, словно лезвия стальных мечей. Свет падал на сухую, тощую траву, и трава сияла, будто белая. Сосны вставали одна за другой, шагая выше и выше на взгорье, к скале, у которой прилепилось стойбище из шести юрт. В Лямье-пауле стояла ночная тишина, юрты чернели, как большие круглые камни, а крыши — белые, будто застланы скатертями.

Саминдалов кивнул Ваське и припал к земле. Они ползли осторожно и быстро к крайней юрте. Люди, наверное, спят, не мычат олени, молчат северные пушистые собаки — лайки.

Саминдалов полз впереди и по давней привычке шептал мансийскую молитву, — наверное, разговаривал с богом удачи. Васька про себя усмехнулся, чувствуя, как в сладкой тревоге колотится сердце. Первый раз в жизни он идет воровать невесту, и мысль о том, что он кому-то помогает в этом деле, придавала ему бодрости и отчаянной лихости. В висках стучали слова Жвакина: «Не гоже ночью баб воровать… Днем приди и уведи. Али полюбовно — поставь родителю ведро спирту!» Черта с два! Так и отдадут тебе невесту! Держи карман шире! Нет, старик, гоже!

Потом они полежали немного у самой двери, которая была открыта. Саминдалов долго смотрел внутрь, приложив руку ребром ко лбу, затем поднялся, взял за руку Ваську: мол, идем! Зашли в юрту бесстрашно, будто прохожие или ночные гости, осмотрели все кругом: отец Майры, зажав седую бороду в кулак, спит на полу у окна, Майра на топчане, брат ее Бахтиар на кровати, лицом к вошедшим.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 73
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Любовь и хлеб - Станислав Мелешин торрент бесплатно.
Комментарии