Читаем без скачивания О-ля-ля! Французские секреты великолепной внешности - Джейми Кэт Каллан

Несколько минут Мишлен молчала, и я решила спросить, какими духами она пользуется.

– «Белый лен» от Эсте Лаудер, – ответила она.

– Американские духи? – поразилась я.

Мишлен пожала плечами и ответила:

– Почему бы и нет?

И действительно, почему бы и нет?

Мы снова стали смотреть на улицу. Мимо нас проходили мужчины и женщины – в основном в одном направлении. Они определенно шли куда-то. Возможно, рядом находится офисный центр? Я заметила в этих людях некую утонченность. Они явно выглядели более элегантно, чем американцы. Я попыталась понять почему. Да, конечно, шарфы играют большую роль. Это не просто цветовой акцент, сочетающийся с ремнем, туфлями или портфелем. Это заключительный штрих. Шарф для женщины – все равно что галстук для мужчины.

Мишлен сказала, что шарф защищает, произнеся это слово по слогам: «за‑щи‑щает», повторила еще раз и указала рукой на горло. Я поняла, что шарф – это не только защита от холода, но еще и своего рода щит, оберегающий женщину от неизвестных злодеев, придворных интриг и всяческого недоброжелательства.

Шарфы играют большую роль. Это не просто цветовой акцент, сочетающийся с ремнем, туфлями или портфелем. Это заключительный штрих. Шарф для женщины – все равно что галстук для мужчины.

Да, в тот день мое воображение разыгралось. Со мной такое всегда случается в парижских кафе. А тут еще рядом была Мишлен! Она посоветовала мне обратить внимание на обувь одной женщины.

– Видишь, туфли не новые, но очень красивые! Она ухаживает за ними!

А теперь мы оцениваем походку другой женщины.

– У нее прекрасная осанка – осанка все меняет, верно?

Я киваю, обдумываю сказанное и быстро расправляю плечи и поднимаю голову.

– Очень важно быть привлекательной, в первую очередь, для себя, – говорит Мишлен. – Нам нужно стремиться к этой цели в повседневной жизни. И речь идет не только о внешности. Это еще и самооценка, и уверенность, и уважение к себе.

Неожиданно мы обе обращаем внимание еще на одну женщину. На ней фиолетовые леггинсы и потрясающее фиолетово-черное платье с геометрическим орнаментом. А волосы выкрашены рыжей хной.

– Ooh la la! – говорю я, поворачиваясь к Мишлен.

Мишлен достает сигарету из маленького портсигара из синей эмали.

– Нет! – отвечает она.

– Она не француженка? – изумляюсь я.

Мишлен зажигает сигарету, поэтому отвечает не сразу. Она думает.

– Я бросаю курить, – говорит она, ладонью развеивая сигаретный дым. – Я уже дошла до трех сигарет в день. На это нужно время.

Она поворачивается к женщине в фиолетовом.

– Может быть, она и француженка, я не знаю. Вполне возможно, что она француженка. Не в этом смысл. В конце концов, француженки тоже носят ужасные платья.

Я недоверчиво смотрю на нее. Неужели она действительно так считает? Если да, то весь мой мир рушится. Я не знаю, что мне делать. Если я не смогу видеть во француженках гуру моды, то что же мне делать?

Мишлен тушит сигарету.

– Женщина должна жить в согласии, – говорит она.

– В согласии с чем? – не понимаю я.

– С самой собой! Со своим представлением о себе. Если она француженка, то и должна быть француженкой. Если ты – американка, будь американкой, но

всегда оставайся самой собой. Пусть твою историю рассказывает стиль.

Мишлен объясняет мне, что француженки совершенно четко осознают, что не могут управлять своим будущим. Все меняется, и единственное, что в наших силах, – позаботиться о настоящем.

– Вы можете ничего не принимать на веру, – говорит она. – Очень важно работать с тем, что у нас есть. Ваше эго и ваше сердце разговаривают друг с другом. И этот разговор никогда не прекращается, и неважно, говорим ли мы о шоколаде или о новом платье.

Я смотрю на Мишлен и понимаю, что не так уж и часто я живу настоящим, и из-за этого у меня столько проблем в жизни. Я перескакиваю на что-то новое и не умею ценить то, что находится прямо передо мной. Отчасти проявлением такого поведения является жизнь в кредит. Француженки не привыкли обращаться с кредитными картами так, как мы. У них есть так называемые Carte Bleu – нечто вроде наших дебетовых карт, за которые банк не взимает процентов.

Мы расплачиваемся. Прежде чем выйти на улицы квартала Марэ, Мишлен бросает на меня понимающий взгляд. Она шагает быстро, искусно огибая прохожих, попадающихся на пути, и показывает мне достопримечательности. Мы идем по улице Франк-Буржуа, рассматриваем витрины магазинов, а потом сворачиваем в исторический еврейский квартал, выходим к центру Помпиду, и вот мы уже возле ресторана Le Hangar. Мы устраиваемся за столиком в уличном кафе. Отсюда нам отлично видны прохожие, а кроме того, нам подают отличный обед – утиная грудка и салат (от сырной тарелки мы решили отказаться), к которому полагается традиционный бокал вина: белого – для меня, красного – для Мишлен. И еще эспрессо и лимонный шербет.

После обеда наступает время покупок! Мишлен проводит меня через внутренний дворик, и мы оказываемся в очень элегантном магазине. Мишлен говорит, что научит меня разбираться в цветах. Цветовая гамма играет важнейшую роль в женском гардеробе – и в облике этой удивительной женщины. Мы останавливаемся перед столом, на котором разложены шарфы. Мишлен берет шарф сливового цвета и прикладывает к моему лицу. Я смотрюсь в зеркало. Кошмар! Цвет полностью лишает меня индивидуальности. Это по-настоящему страшно. Сначала мне кажется, что Мишлен не разбирается в цветах, если ей кажется, что сливовый цвет может пойти блондинке с голубыми глазами и по-ирландски бледной кожей. Но очень скоро я понимаю, что она задумала.

– Ужасно, верно? – спрашивает она и откладывает кошмарный шарф в сторону. – А теперь выбирай ты.

Я чувствую, что задача непростая. Мне нравится красный цвет. Правда, правда! Я всегда любила красное – еще с детства. Я даже в школу практически каждый день ходила в красном хлопковом платье – ну или хотя бы столько раз в неделю, сколько мне удавалось. Я носила это красное платье летом – оно было без рукавов и с застежкой впереди, как халат. Зимой оно превращалось в сарафан – я надевала его и на белую блузку, и на белую блузку в мелкий красный горошек, а еще поверх черного свитера. Сочетание красного и черного нравится мне до сих пор. Из книг по фэншуй я узнала, что такое сочетание символизирует удачу и силу. В общем, я носила красный цвет столько, сколько себя помнила. А еще я пользовалась красной губной помадой. Ярко-красной. И мне было неважно, модно это или нет. Я буду пользоваться красной помадой, потому что мне это нравится. К этому меня приучила Бригитта, моя подруга, с которой я познакомилась в Лондоне сразу после окончания колледжа. Она всегда пользовалась красной помадой и была невероятно изысканной и красивой. Бригитта дала мне помаду, купленную в Marks&Spencer, и я так ее и не вернула.

Француженки совершенно четко осознают, что не могут управлять своим будущим. Все меняется, и единственное, что в наших силах, – позаботиться о настоящем.

Хотя, нет, я чуть-чуть лукавлю. Если у меня возникнет кризисная ситуация и я потеряю уверенность в себе, я спрошу у мужа, не стоит ли мне перейти на менее яркий и броский макияж. Я знаю, что он мне ответит, потому что он всегда говорил мне, что я должна сохранить верность красной помаде, так как это делает меня счастливой. И вот, стоя во французском магазине рядом с настоящей француженкой, наблюдающей за тем, как я тянусь за ярко-красным шарфом, я гадаю, что же она скажет. Мишлен стоит за моей спиной и оценивает мои нежные отношения с красным цветом.

Я смотрю в зеркало и вижу себя – женщину, которая старается, но как-то чересчур. Может быть, это связано с красным цветом? Почему меня к нему так тянет? Это же не красная помада, не Бригитта и даже не маленькое красное платье из моего детства. Это что-то еще, но мысль о том, чтобы с этим расстаться, меня тревожит. Посмотрим, что произойдет.

Мишлен поджимает губы, качает головой и роняет:

– Нет!

Нет? Нет красному? Нет красной помаде? Нет той мечте, что воплощает для меня красный цвет? Но прежде чем я успеваю задать эти вопросы, Мишлен берет голубой шарф, прикладывает его к моей груди, разворачивает меня лицом к зеркалу и улыбается. Да! Должна признаться, я делаю глубокий вдох, потому что мне открывается истина. Голубой – вот мой цвет. Я отлично смотрюсь в голубом. Я выгляжу спокойной, умиротворенной – и уверенной. Да, забыла сказать, это отнюдь не скромный, пастельный голубой цвет. Это цвет настоящей Атлантики. Это цвет семьи моей французской бабушки, которая в XVI веке отплыла из Нормандии в Новый Свет, в Канаду. Это опасный голубой. Смелый голубой. Королевский голубой. Решительный голубой. Авантюрный голубой. Я уже начинаю думать, что этот голубой – новый красный!