Читаем без скачивания Война 2011. Против НАТО - Федор Березин

— Майна! Вира!

Не скрипнет дерево, никто не обернется.Кулек без щелей тянут на лицо,Какое-то лото, и приз, ненужный,Зато блестящий сильно,Может деньги?Причем огромной кучей…Интеллект?Имеет отношение?Как будто.

6. Неуставные примочки

Дежурящий на КПП солдат не нравится танкисту Первушину категорически. Точнее, солдат может быть и ничего, но выглядит… Под глазом ссадина, по виду довольно свежая, смотрит затравленно, одежда явно и давно жаждет стирки и глажки, в разговоре запинается, сапоги… Лучше не смотреть. Похоже у него еще что-то со щекой. Может, выбит зуб? Обращается, кстати, на «мове»[10], с коей явно не дружит.

— Ты б уж лучше на русском, — чешет подбородок Первушин.

— А что, можно, пан старший лейтенант? — страшно удивленно и очень тихо произносит рядовой, и впервые поднимает взгляд на Первушина.

— То, что не запрещено, то — разрешено, — сообщает Первушин неизвестно где слышанную когда-то фразу. Губа у горе-солдатика и вправду припухшая.

— Весело у вас тут да, боец… Как фамилия-то, не расслышал я как-то.

— Рядовый Еремин, пан старший лейтенант.

— Ты откуда будешь, боец Еремин?

— Так это… Из… З Луганську.

— С Луганска? А… Но с русским у тебя тяжело, да?

В это время из-за ближнего деревянного сарая, крашенного последний раз примерно в год разоблачения культа личности, вываливает какой-то детина в форме. Басит он достаточно громко:

— Эй, Еря! Що там такє?! Ти альбом доколюровав?[11]

Антон Первушин поворачивается на голос и смотрит прищурившись.

— Сюда подрулите, младший сержант.

— Що таке? — спрашивает тот довольно громко, но с приличной дистанции.

— Младший сержант! Ко мне! — рявкает Первушин.

Детина мнется. Он в тридцати шагах и в голове происходят некоторые процессы.

— Мне повторить или подойти? — интересуется старший лейтенант.

Детина все же решает, что подойти к этому оборзевшему чужаку в черной робе все равно надо. Может он даже и офицер, но напялил на себя какую-то хрень. Заодно и выяснится, чего он тут делает на КПП. Движется сержант вперевалочку. Вблизи оказывается, что у чужого и вправду офицерские погоны: звездочки блеклые, зеленые, на танковой спецовке сразу и не разглядишь.

— Младший сєржант Коломіець прибув! — сообщает детина. Смотрит нагло, мол: «Чего ты приперся?».

— Старший лєйтенант Первушин! — сообщает Первушин тоже переходя на мову, но тут же выруливая обратно на русский. — Чого рахсрыстанный, сержант? Пуговички-то застегните на вороте.

— Що таке? — кривится младший сержант Коломиец. — Я, що, днювальний?[12]

— Поубавил бы ты тон, а младшой, — подмигивает ему Первушин.

— Да ні, пан лейтенант, я не зрозумів, що я молодий, чи…[13] — он насмехается над этим пришлым оборзевшим офицериком каких-то чужих, вроде бы танковых — судя по петлицам — войск. Все еще стоящий рядом рядовой по КПП Еремин бледен как полотно. В самом деле, старший лейтенант Первушин росточком не слишком вышел, как и положено танкисту, Коломиец же, где-то метр восемьдесят два, и достаточно упитан. Короче…

Антон Первушин переходит из статики в подвижность где-то со скоростью звуковой волны. Пространство схлопывается и отстоящий от него примерно метрах в трех Коломиец оказывается в сантиметре, но дистанция тут же исчезает совсем. Происходит еще что-то быстрое. От удивления у рядового Еремина приоткрывается рот.

Вообще-то раньше, в годы тоталитаризма и отсутствия демократии, когда спортивные секции были доступны всем юношам забесплатно, такое называлось «бросок через бедро». Ноги младшего сержанта взлетают куда-то выше головы, и вот уже сам он со всей дури грохается на… Благо не бетонную плиту, а вытоптанную землицу. Падение на спину плашмя штука страшно неприятная: весь воздух из легких выталкивается с уханьем. Возможно, он маскирует перелом ребер. Однако это еще не весь цирк. Теперь откуда-то сверху — по ударному давлению, подозревается, что приблизительно с крыши того самого сарая — на грудную клетку Коломийца сваливается неожиданно страшно тяжелый, да еще и ужасно твердый, старший лейтенант Первушин.

Его прищуренные глаза фокусируются совсем в щелки. Младший сержант Коломиец закрывает собственные в ужасе, ибо ожидает… ударов так, двадцать-тридцать по лицу с близкой дистанции. Восстановление дыхания — дело бесполезное. Именно поэтому он не может вымолвить ни единого слова, дабы просить пощады хоть как, пусть даже на «клятій москальскої мові».

Но товарищ первый коммунист — Христос — милостив. Откуда-то доносится чей-то беспокойный голос:

— Первушин, что там стряслось?

— Да вот, — мигом, как ни в чем не бывало, вскакивает Первушин, расправляя черную робу, — солдатик свалился, пан подполковник. Жарища ж, солнышко припекло и вот. Думаю, дышит — не дышит?

— И как? — подполковник Корташов тоже пересекает КПП и оказывается на территории объекта. Все еще приоткрывший рот рядовой Еремин опомнился и спешно отдает честь.

— Вольно, казак, — кивает ему Владимир Иванович.

В это время здоровяк Коломиец уже несколько отдышался, он поднимается. Видит знакомые, идентичные со своими, авиационные петлицы, и две крупные звезды на погоне.

— Что болит, казачек? — голос у Корташова отеческий донельзя. Коломиец счастлив до слез.

— Вони… ото, пане полковнику… — младший сержант интуитивно отодвигается подальше от Первушина. — Вони б’ють.[14]

— Кто ж воны? — интересуется Корташев, как добрая старенькая медсестра ассестирующая детскому доктору на амбулаторном приеме.

— Вони, — косится на Первушина Коломиец и несмело тычет пальцем. — Б’ють, дуже[15] б’ють.

— Бьють? — переспрашивает Владимир Иванович. — Ну-кс, піди сюди.

Он манит большого Коломийца несколько в сторону. Младший сержант донельзя рад отодвинуться подальше от маленького тарантула Первушина.

— Б’ють нізащо, — сообщает он подполковнику. — Нічого не зробив, а б’ють.[16]

— Бьють? — голосом добрейшей нянечки снова переспрашивает командир «первого» дивизиона, и вдруг несколько меняет ноту. — А чого ж ты расхрыстанан до пупа, а, воин?

Младший сержант ПВО теряется:

— Вони ж б’ють, — повторяет он несмело.

— Чего расхрыстан до пупа?! — цедит Корташов совсем другим тоном. Тут на его лицо словно рывком накладывается какая-то новая, зверская маска. Он делает быстрый удар правой без замаха и вскидывания, зато ловит сержанта на вдохе. Тот скрючивается — внезапный втык в солнечное сплетение это серьезное дело. Так можно и вообще укокошить. Однако Корташов прожил жизнь, он опытен.

— Эй, казак! — подзывает он дневального по КПП. — Этот воин кто по должности?

— Так это… Він молодший сержант.

— Я не про звание, казак, — терпеливо поясняет подполковник. — Должность какая? И не парься ты на мове. Ни хрена ж не выходит, сам видишь. Должность его.

Сам подопытный о котором говорят, все еще сидит на земле в скрюченном положении.

— Колома — он оператор, — соображает наконец несколько приторможенный Еремин.

— Оператор? Это хуже, — констатирует Корташов. — Слышь, Антон Иванович, оператор! — сообщает он Первушину. — А какой станции?

— Этой, как ее блин… «Пэ-восемнадцать», пан подполковник, — вспоминает Еремин.

— Понятненько, — кивает Владимир Иванович Корташов. — А сам… Сам, кто по должности?

— Оператор приемных систем «Пэ-четырнадцать», — докладывает рядовой. — Но я еще не… это…

— Мало служишь?

— Так[17], пан подполковник.

— И на своей станции еще ничего не знаешь?

— Такі так, — признает рядовой Еремин, в свою очередь ожидая зуботычины.

— Твоею бого в качель, — сообщает командир ракетного дивизиона. — Всего год в этой армии служат, с весны уж сколько месяцев, а солдат своего рабочего места «ні бачив ні звідкіля»[18]. И ты б тоже заправился, рядовой, а то я добрый, добрый, но могу и ввалить под горячую руку. У нас то «губы»[19] нет — демократия, так что в замену, для профилактики.

Покуда солдат Еремин спешно приводит себя хоть в сколько-то надлежащий вид, Корташов наклоняется над сержантом.

— Ну что, оператор, оклемался? Солнце, и вправду, собака, печет безбожно. Даже люди падают, надо же. У вас тут дедовщина в разгуле, да, сержант Колома?

— Коломиец он! — подсказывает Первушин. — Колома — это кличка, так понимаю.

— Вставай-ка, оператор всех систем! — распоряжается Корташов. — А то сейчас еще добавлю. И с какого кренделя «дедуют», как думаешь, Антон Иванович? Ведь год всего-то служить, да и то, минус отпуск. Где командир объекта, младший сержант?