Читаем без скачивания Земля туманов - Андрей Ивасенко

Всходило солнце – большое и красное, как кровь. И его свет, окрашивая багрянцем седину волн, лился от самого горизонта.

Полковник Николай Петрович Ярема смотрел в бесконечную даль Мирового океана и понимал, что людям со всем этим надо считаться, вежливо тесниться, потому как суша и вода – неприветливые соседи их цивилизации. Таков заповедник традиций, поддерживающий жизнь на Земле. Рано или поздно кто-то кого-то попирает, отбрасывает на исходную позицию. Схватка за право жить. Ничего не попишешь.

Полковник осмотрелся по сторонам.

Унылый пустынный пейзаж, проникнутый ощущением смерти, гибели и опустошения.

Раньше здесь, пожалуй, было красиво, хоть стихи сочиняй. А теперь… Что красивого в смерти? Ярема сплюнул в сердцах, послав подальше поэтов всех времен – жалких судей мировоззрения, этих мудозвонов, несущих чепуху и всеми правдами и неправдами стремящихся жить за счет тех, кто не продает унылые фантазии о потусторонних мирах, а честно работает руками и головой.

В сердце полковника, казалось, входила тонкая, острая игла.

Полоса водорослей и обломков тянулась по всему побережью – дань, собранная бешенством стихии. Два изрядно побитых японских сейнера лежали, повалившись на бок, среди хаотически разбросанных каменных глыб. Трупы рыбаков еще вчера уложили в мешки, погрузили в вертолеты и отправили на Большую землю. «Пусть с иностранцами там разбираются! Как можно меньше привлекать внимание к острову! Задача ясна?» – вспомнились полковнику слова командующего.

«Какой дурак надумал делить: где чужой, а где свой? У смерти одно лицо. На поиск и захоронение покойников ни сил, ни средств не хватает, даже на материке, – мысленно сетовал Николай Петрович. – Дальний Восток, Сахалин и Камчатка в руинах. А тут еще ради пары десятков «двухсотых» [11]боевые «вертушки» используй не по назначению. Черт, о чем они там только думают? Завинчивают армию на последнюю гайку, мудаки». Но таков приказ. И его нужно исполнять.

Последние дни выдались жуткими. Сотни вспухших, искалеченных почти до неузнаваемости мертвецов, принесенные течением и выброшенные приливом, собирали почти неделю. Среди них было много детей. Хоронили тут же, на острове, в братских могилах, используя чудом уцелевший бульдозер, настолько изношенный, что ломался во время работы едва ли не каждый час. Но еще много погибших до сих пор оставались на берегу среди завалов. К йодистому запаху гниющих водорослей добавлялись сладковато-приторные миазмы разложения человеческих тел, животных, рыб и птиц.

Натуральное кладбище. Классическое.

Полковник поморщился. У него до сих пор подрагивали кончики пальцев на руках, и дергалось левое веко. От таких воспоминаний, о чем и выжившие рассказывают редко, становилось дурно даже такому бывалому человеку, как он. Пройдя ад нескольких военных компаний, рано высеребривших ему виски, Николай Петрович так и не свыкся со смертью.

О землетрясении в районе Курильских островов сообщили заблаговременно. Но последовавшее за ним извержение подводного вулкана никто предугадать не смог. Гигантские волны цунами надвигались так быстро, что предупреждение не уберегло людей от катастрофы. Эвакуировать население не успели. Пострадало все тихоокеанское побережье. Приводить список разрушенных и затопленных городов – перечислять устанешь, втыкая в географическую карту красные флажки. Больше всех досталось Японии, так как эпицентр находился ближе всего к ее островам. Разрушения там были неимоверны. Спаслись лишь те, кто в то время находился в воздухе или успел укрыться в горах.

Гибель Токио до сих пор передавали по всем телеканалам мира. Лица у зрителей становились каменными. Отснятые орбитальным спутником кадры медлительно прокручиваясь в их головах, застывали в миллионах глаз паническим ужасом.

…Пенный, словно покрытый голодной слюной язык цунами приближается к берегу, от которого стремительно отступает поверхность океана…

…Пятидесятиметровый вал попадает в залив и, увеличившись в несколько раз, обрушивается на город, вклинивается в лабиринт небоскребов и сметает все на своем пути…

…Вода расходится в стороны, жадно облизывает подножия гор и, крутясь в водоворотах, уходит обратно в океан, унося с собой суда, причалы, мосты, поезда, части строений, вырванные с корнем деревья, машины и сотни тысяч потерявших от страха рассудок людей …

На этом новости о катастрофе обрывались. И перед экранами телевизоров сгущались тишина и скорбь. Мысли людей находились в хлипком равновесии.

Лишь немногие знали, что через пятнадцать минут на Токио обрушилась другая волна, столь же высокая. А вслед за ней набежали еще несколько волн, менее высоких и с большим интервалом. От мегаполиса остались лишь одни фундаменты, похороненные под грудой бетонных обломков с торчащей арматурой. Неторопливая панорама ада. Об этом СМИ растрезвонили чуть позже, когда военные открыли границы районов бедствия и появилась возможность эксклюзивной съемки. Рейтинги телерадиокомпаний тут же взлетели на невиданный доселе уровень.

Газеты всего мира вонзили зубы в сочные новости и в один голос затвердили: «Армагеддон! Армагеддон! Армагеддон!» Чревовещатели всех мастей – от холеных проповедников до немытых бродяг, ранее клянчивших мелочь на бухло – заполонили улицы уцелевших городов, живописуя всадников апокалипсиса и предрекая скорый конец света. Эфир переполнился страхом. Сердца людей – тревогой и безнадегой. Здания посольств – траурными флагами и родственниками пропавших без вести. Россия и США начали обвинять друг друга в использовании секретного сейсмического оружия. Толпы оголтелых демонстрантов с обеих сторон не щадили сил в тщетной борьбе за правду, в руках активистов появились плакаты «Русских – к ответу за сейсмическое безумие!» и «Нет сейсмическому безумию США!». Посыпались резкие заявления первых лиц государств, и все это – на фоне истерической шумихи, поднятой средствами массовой информации. Мир готов был взбеситься и стоял на пороге войны.

Ярема вздохнул, закурил сигарету.

Послышался крик.

Полковник обернулся. К нему гуськом быстро приближались трое, перепрыгивая с камня на камень. Капитан Полеводов – высокий откормленный молодец с автоматом на плече, живой монумент военной мощи российской армии. Морской геолог Березин – коренастый, с бритой головой и моржовыми усами. И океанолог Михеев, человек с энергичным волевым лицом, успевший в командировке отпустить короткую «боцманскую» бороду. Кричал именно он, потрясая двустволкой, но порывчатый ветер проглатывал слова, делая неразборчивыми.