Читаем без скачивания Уроки тьмы - ЛюдМила Митрохина

– Что-то я засиделся, – сказал он вслух. – Так можно и форму потерять, а ведь пробег городской не за горами.

Мысли переключились на нерешённые проблемы с лидером. Лидер для незрячего бегуна – это всё: его жизнь в спорте, тренировки, соревнования, борьба с застойной тьмой, наконец. С большой благодарностью он вспоминал не раз руководителя спортивного клуба инвалидов «Ахиллес» Михаила Горбунова. В команды он включал пять человек незрячих, пять человек с остатком зрения и спортсменов-лидеров, которые и на тренировках, и на соревнованиях помогали незрячим бегунам. Каждому незрячему он подбирал зрячего бегуна-лидера по его силам, с которыми они бежали, связанные между собой верёвочной петлёй, надетой на руки, за счёт которой можно было регулировать дистанцию между бегунами – где отпустить от себя, где притянуть поближе. По ходу, если возникали опасности или неровная дорога, можно было делать предупреждения друг другу, которые были у каждого свои. Незрячим бегунам разрешили официально участвовать в соревнованиях с лидерами, многие имели награды. Все мечтали пробежать марафон. Незрячие бегуны были моложе, чем Олег, лет на двадцать, но он имел значительные преимущества перед ними, потому что стал заниматься бегом ещё до полной потери зрения.

Память легко раскручивала свою ленту в обратную сторону. Он вспомнил стадион «Спартак» в Удельном парке, где серьёзно приступил к тренировкам в клубе любителей бега, возглавляемом Олегом Юлиановичем Лосем – известным спортсменом-бегуном, совершившим легендарный пробег Москва-Варшава-Берлин. Тогда, в 1984 году, остатки зрения позволяли ему тренироваться без лидера. Весной они с Валюшей появились в этом клубе. Валентина занималась в нулевой группе, где проводили небольшой комплекс упражнений, лёгкий пробег по парку и игры в волейбол. Его зачислили сразу в третью – марафонскую группу – благодаря физической подготовке. Бегали по двадцать километров. Был у них уникальный тренер Слава Филиппов. К каждому у него был свой подход, он постоянно что-то придумывал, изменял, вводил новое. После разминки совершали пробег, потом принимали душ, пили чай и вели задушевные разговоры. И так каждое воскресенье. Дополнительно в Сосновке он уже сам замерил три круговые трассы в пять, десять и двадцать километров, по которым бегал на неделе каждый день. Стал вести спортивный дневник для самоконтроля. И через год успешно пробежал свой первый официальный соревновательный пробег в двадцать километров в городе Колпино. Это была первая личная победа. А ещё через год со своим другом и лидером Геннадием Сидоровым пробежал Сестрорецкий классический марафон за три часа сорок пять минут.

– Господи, когда это было, – недоумевал Олег. – Что же сейчас случилось и почему всё это рассыпалось, стало недоступной мечтой именно тогда, когда слепых людей становится всё больше и больше во всём мире? Все разбежались, попрятались по своим норам, как кроты, и никому в спорте нет до нас дела. Готов заплатить любые деньги за лидера, лишь бы не быть на обочине жизни, бежать, бежать к жизни, а не от неё к неподвижности и забвению. Да, я немолод, но я и не глубокий рыхлый старик. Неужели ни один спортсмен не откликнется на просьбу? Не надо чемпионов, есть же бегуны со средними результатами, которые не в ущерб себе могли бы бежать с незрячими.

Олег выключил диктофон. Встал, выполнил несколько разминочных упражнений и направился к входным дверям. Сняв домашние тапки, он надел кроссовки. Ключи от квартиры лежали, как всегда, на своём месте – на тумбочке в прихожей. Олег без труда определил по конфигурации наружный ключ, открыл дверь, вышел на лестничную площадку без трости, вставил ключ, закрыл дверь и положил ключи в карман. Кабина лифта находилась справа, рядом с дверью. Уверенным жестом Олег точно попал на кнопку вызова. Прислушавшись к шуму, он определил, что лифт спускается с последнего, девятого этажа. На лестнице было тихо. Никого. После открытия дверей, придерживая створки руками, он вошёл в кабину. Кнопочную панель он представлял явственно и знал наизусть. Он спустился на первый этаж, вышел и, пока лифт не закрылся, быстро нажал на кнопку девятого этажа. Одновременно с шумом закрытия дверей он начал свой бег по пролётам лестниц вверх, соревнуясь с лифтом. Пробегая этажи, он старался не отстать от лифта и прибежать раньше него на девятый этаж. Количество ступенек и поворотов он знал наизусть. Как только он добегал до самого верха, то старался запрыгнуть в открытые двери лифта, чтобы поскорее спуститься на нём на первый этаж и начать всё сначала, не останавливаясь. И так раз десять. Бег возвращал ему силы, он раззадоривал его, заставлял мобилизоваться, преодолевать невидимые препятствия и себя самого. Это было похоже на пробег с сильным лидером. Эх, жаль, что нет таких роботов-бегунов, за которыми можно было бы пристроиться и бежать, бежать, бежать… Такую тренировку придумал он сам для себя тогда, когда наступила та внезапная тотальная слепота, к которой надо было адаптироваться, пройдя через терзающие душевные муки и страдания, через сопротивление и отчаяние, похоронив упорно жившую надежду на возврат зрения и покорившись судьбе.

Пробежав лестничную трассу, он вернулся в свою квартиру в лучшем состоянии духа и тела. Аккуратно положил на своё место ключи, надел тапки, ополоснулся в ванне, где все его туалетные принадлежности лежали в строго определённом порядке. Побрился. Валентина чётко поддерживала нужный и необходимый для его жизни порядок.

Войдя на кухню, Олег сначала пересмотрел руками все лежащие предметы на столах, потом, осторожно открывая навесные шкафчики, прошёлся по их содержимому, касаясь пальцами посуды и упаковок с продуктами. Изучил холодильник. Тренированная память запечатлела то, что увидели чуткие пальцы. Всё встало на свои места. Он знал, чем питаться и где что лежит. Не надо беспокоить сына, который был нужнее матери в больнице. Только бы Валюте помогли.

Неожиданно в тишине громко зазвонил телефон. Олег ринулся в проходную гостиную к дивану, где стоял телефон. Он знал, что это сын с долгожданной вестью о жене. От волнения он расшиб лоб о косяк двери, но, не обращая на это внимания, постукивая руками по дивану, подобрался к тумбочке с телефоном. Звонок был от сына. Новости неплохие – приступ сняли, будут делать бескровную операцию, удалять камни в желчном пузыре, и дня через три-четыре жена уже будет дома. Внутренне Олег будто освободился от чего-то гнетущего. Он расслабился, выдохнул, повалился на диван и впал в короткий глубокий сон.

Проснулся Олег с просветлённой головой, с желанием выполнить слово, данное жене, – записать рассказ о своей жизни на диктофон, не оттягивать со сроками, а сделать это к её приезду. Воспоминания странным образом выстраивались в события, которые он видел будто бы со стороны. Казалось, что он говорит не о себе, а о ком-то другом, близком ему человеке. В скупых отрешённых словах у него не получалось выразить огромную гамму чувств и эмоций, которые он пережил в своё время.

– Пусть фиксация фактов, но это моё преодоление, мой путь жизни, который я хочу осмыслить и которым хочу поделиться с другими, – решил он и продолжил запись за своим рабочим столом:

«В шестнадцать лет у меня стали появляться первые симптомы болезни глаз. По вечерам, когда сгущались сумерки, острота зрения резко снижалась, но я и никто из родных на это не обращали внимания. Помню, как я искал упавший со стола на пол карандаш, долго шаря руками по полу, не понимая, почему я не мог его увидеть сразу, ведь он лежал у моих ног.

После окончания средней школы меня сразу призвали в армию. В то время вся молодёжь стремилась туда, особенно в военно-морской флот. Появилась реальная возможность испытать себя на суровой военной службе, о чём мы мечтали в детстве, увидеть мир, другие города и даже зарубежье. Впервые я попал к врачам в военкомате, придя на осмотр приёмной медицинской комиссии. Заключения врачей были положительные, кроме глазного врача. Он обследовал меня, потом долго и много что-то писал в карте и выдал мне направление на срочную консультацию в Военно-медицинскую академию, куда я сразу явился.

Тщательное обследование показало, что у меня близорукость, надо носить очки, а также куриная слепота и сужение поля зрения. Тревожащие меня симптомы подтвердились имеющимися заболеваниями. Но точный диагноз не был определён в то время. Врач Военномедицинской академии провёл со мной откровенную беседу, которую я запомнил на всю жизнь. Он сказал, что не знает, правильно ли поступает, говоря правду пациенту, но молчать не может, потому что всё слишком серьёзно. Заболевание у меня неизлечимое, и врачи в данный момент бессильны что-либо предпринять, чтобы помочь мне. Он напрямую сказал, что я должен готовиться к самому худшему – зрение будет падать и может пропасть окончательно, но когда это произойдёт, никто сказать не сможет.