Читаем без скачивания Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) - Чак Паланик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не смотрел на него, кроме меня.
Тайлер крикнул мне: «Который час, не знаешь?» Я всегда ношу часы.
— Который час, не знаешь?
Я спросил: «Где?»
— Прямо здесь, — ответил Тайлер. — Прямо сейчас.
Было 4:06 пополудни.
Через некоторое время Тайлер уселся, скрестив ноги, в тени торчащих бревен. Спустя несколько минут поднялся, пошел купаться, когда вышел — натянул футболку и спортивные брюки, собрался уходить. Но я должен был узнать.
Мне было интересно, что это делал Тайлер, пока я спал.
Если можно проснуться в другом месте — нельзя ли проснуться другим человеком?
Я спросил Тайлера, — не художник ли он.
Тайлер пожал плечами и показал мне, что торчащие бревна утолщаются к основанию. Тайлер показал мне линию, начерченную им на песке, и продемонстрировал, как при ее помощи он подровнял тень, отбрасываемую каждым из бревен.
Иногда просыпаешься, и приходится узнавать, где ты.
Творением Тайлера была тень гигантской руки. Правда, пальцы ее теперь уже были длинны, как у графа вампиров Носферату, а большой палец стал слишком коротким, — но он сказал, что ровно в полпятого рука была совершенством. Тайлер сидел на совершенной ладони, которую создал сам.
Ты просыпаешься, и ты нигде.
«Одной минуты достаточно», — сказал Тайлер, — «Ради нее приходится хорошо потрудиться, но минута совершенства того стоит. Один миг — это самое большее, что можно получить от совершенства».
Ты просыпаешься, и с тебя хватит.
Его звали Тайлер Дерден, и он работал киномехаником в профсоюзе, и был официантом отеля в центре, и оставил мне номер телефона.
Так мы и встретились.
Глава 4.
Сегодня вечером — снова привычные мозговые паразиты. В «Высшем и предначертанном» всегда полно народу. Это Питер. Это Элду. Это Марси.
«Привет».
Знакомства; поприветствуем, это Марла Сингер, сегодня она с нами впервые.
«Привет, Марла».
В «Высшем и предначертанном» начинаем с разминочной речевки. Группа не называется «Паразитические мозговые паразиты». Ни от кого здесь не услышишь слова «паразит». Каждый всегда идет на поправку. «О, эти новые медикаменты!». У каждого поворотный момент в лечении. И все равно — все вокруг окосевшие от пятидневной головной боли. Невольными слезами рыдает женщина. У каждого на груди карточка с именем, и люди, которых встречаешь каждый вторник, подходят к тебе, с готовностью жмут руку, и переводят взгляд на эту карточку.
Надо же, какая встреча.
Никто не скажет «паразит». Все говорят — «агент».
Никто не скажет «лечение». Все говорят — «уход».
В разминочной речевке кто-нибудь скажет, что агент поразил его спинной мозг, и как после приступа у него отказала левая рука. Агент, — расскажет кто-то, — иссушил кору его головного мозга, и теперь мозг болтается у него в черепе, вызывая припадки.
В последний раз, когда я был здесь, женщина по имени Клоуи поделилась с нами своей единственной хорошей новостью. Клоуи встала на ноги, оттолкнувшись от деревянных поручней кресла, и сказала, что больше уже не боится смерти.
Сегодня вечером, после знакомства и разминочной речевки, ко мне подошла незнакомая девушка с карточкой «Гленда» на груди, и сказала, что она сестра Клоуи, и что в два часа ночи в прошлый вторник Клоуи наконец умерла.
О, это должно быть так сладко. Два года Клоуи проплакала в моих руках во время объятий, а теперь она мертва, — мертва и в земле, мертва и в урне, мавзолее, колумбарии. О, это хороший пример того, как сегодня ты мыслишь и гоняешь туда-сюда по стране, а назавтра ты — холодное удобрение, закуска для червей. Это восхитительное чудо смерти, и оно было бы так приятно, если бы в мире не было этой вот.
Марлы.
О, а Марла снова смотрит на меня, резко выделяясь на фоне мозговых паразитов.
Лгунья.
Симулянтка.
Марла фальшивка. И ты фальшивка. Все вокруг такие: и когда они бьются в конвульсиях от боли, и когда падают с лающим кашлем, и когда джинсы их промокают до синевы в промежности, — все это лишь большой розыгрыш.
Сегодня вечером направленная медитация вдруг ни к чему меня не приводит. За каждой из семи дверей дворца, — зеленой, оранжевой, — Марла. Синяя дверь, — и там Марла. Лгунья. Во время направленного созерцания в пещере с животным, которое мне покровительствует, мое животное — Марла. Марла, курящая сигарету, закатывающая глаза. Лгунья. Темные волосы и французский припухший рот. Симулянтка. Смуглокожие мягкие итальянские губы. Тебе не спастись.
Клоуи была подлинной.
Клоуи была похожа на скелет Джоан Митчелл, который вынужден мило улыбаться гостям на вечеринке. Представьте себе, как этот скелет по имени Клоуи, размером с букашку, бежит сломя голову через тоннели и склепы своих внутренностей, той ночью, в два часа. Ее пульс визжит сиреной, предвещая: «Приготовиться к смерти — десять, девять, восемь секунд. Смерть состоится через семь, шесть…» Посреди ночи Клоуи несется по лабиринту собственных опадающих вен и рвущихся сосудов, источающих горячую лимфу. Нервы проводкой пронизывают ткань. Гнойники набухают в ткани вокруг Клоуи, как горячие белые жемчужины.
Визгливый сигнал оповещения: приготовиться к эвакуации из кишечника, осталось десять, девять, восемь, семь…
Приготовиться к отлету души, осталось десять, девять, восемь…
Клоуи шлепает по лужам почечной жидкости, выброшенной из отказавших почек.
Смерть состоится через пять…
Пять, четыре…
Четыре…
Где-то рядом аэрозоль паразитической жизни красит ее сердце.
Четыре, три…
Три, две…
Клоуи карабкается, цепляясь руками за стынущий покров собственной глотки.
Смерть должна состояться через три, две…
Сияние луны за щелью открытого рта.
Так, приготовиться к последнему вздоху.
Эвакуация…
Немедленно!
Душа чиста от тела.
Немедленно!
Смерть состоялась.
Немедленно!
О, это должно быть так сладко, — мои руки по-прежнему помнят горячие всхлипы Клоуи, а она сама лежит где-то и мертва.
Но нет же, на меня пялится Марла.
В направленной медитации я протягиваю руки, чтобы получить свое внутреннее дитя, а дитя это — Марла, курящая сигарету. Никакого белого шара исцеляющего света. Лгунья. Никаких чакр. Представьте чакры, как они раскрываются, подобно цветкам, и в центре каждого цветка — медленный взрыв сладкого сияния.
Лгунья.
Мои чакры остаются закрытыми.
Когда медитация окончена, все потягиваются, встряхивают головами и помогают друг другу подняться, готовясь. Терапевтический физический контакт. Перед объятьями я делаю три шага, чтобы стать напротив Марлы. Она разглядывает мое лицо, а я высматриваю за ее спиной человека, который даст сигнал.
«Давайте каждый из нас», — доносится сигнал, — «Обнимет ближнего».
Мои руки резко смыкаются вокруг Марлы.
«Выберите кого-нибудь особенного для вас на сегодняшний вечер».
Руки Марлы с сигаретой пришпилены к ее талии.
«Расскажите этому человеку о своих ощущениях».
У Марлы нет рака яичек. У Марлы нет туберкулеза. Она не умирает. Ну ладно, по всякой заумной высокодуховной философии мы все умираем, но Марла не умирает так, как умирала Клоуи.
Доносится реплика: «Поделитесь собой».
Так что, Марла, как тебе плоды твоих рук?
«Поделитесь собой полностью».
Так что, Марла, убирайся! Убирайся! Убирайся!
«Давайте, поплачьте, если вам нужно».
Марла пялится на меня. У нее карие глаза. Припухшие мочки ушей вокруг дырочек, сережек нет. На потрескавшихся губах шелушится кожа.
«Давайте, поплачьте».
— Ты тоже не умираешь, — говорит Марла.
Вокруг нас стоят всхлипывающие пары облокотившихся друг на друга.
— Разоблачить меня — валяй, — говорит Марла. — А я разоблачу тебя.
«Тогда мы можем поделить группы», — говорю я. Пусть Марле достанутся костная болезнь, мозговые паразиты и туберкулез. Я возьму рак яичек, кровяных паразитов и органические поражения мозга. Марла говорит:
— А как насчет прогрессирующего рака желудка?
Девочка неплохо осведомлена.
Мы можем поделить рак желудка. Она получит первое и третье воскресенье каждого месяца.
— Нет, — говорит Марла. Нет, ты ей подай все это. Рак, паразитов. Глаза Марлы сужаются. Она не ожидала, что сможет получать такие восхитительные чувства. Она наконец-то ощутила себя живой. Ее лицо просияло. За всю свою жизнь Марла ни разу не видела мертвеца. У нее не было настоящего понятия о жизни, потому что не хватало контраста для сравнения. О, но теперь у нее под рукой были и умирание, и смерть, и утраты, и горе. Содрогания и плач, ужас и жалость. Теперь, когда она знает, к чему мы все придем, Марла полноценно ощущает бег каждого мига своей жизни.
Нет, она не уйдет ни из какой группы.
— Ни за что! Чтобы жизнь ощущалась как раньше? — говорит Марла. — Одно время я даже помогала на похоронах, чтобы хорошо себя чувствовать просто из-за того, что дышу. Ну и что с того, если я не могу найти работу или что-то там.
