Читаем без скачивания Фиолетовый сон - Эрих Мария Ремарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иоганна Мунд в роли Гретхен. Хороша. Естественна. В сцене с Валентином – превосходна. Ведь ее роль эпизодическая и не имеет большого значения в «Фаусте».
На Фаусте все держится! Почему бы в таком случае не пригласить актера из другого театра? Фауст должен быть великим потрясением. Культом. Если ему это не удается, получается – профанация.
«Когда в вас чувства нет, все это труд бесцельный…»[7]
1921
Разговоры во время «Фауста»
Театр. Звонок. Зрители толпятся в дверях лож. Пока я ищу свое место, слышу, как немного полноватая дама позади меня спрашивает:
– Музыка Вайнгартнера? А я думала, это Гуно…
Тушат свет. Пролог на небесах. Кажется, за мной сидит чета новобрачных откуда-то из деревни. Он шепчет довольно громко:
– О Господи, а это не Железный Карл?
На что она отвечает:
– Да нет, это же древние германцы. – Оба имеют в виду архангела Михаила, на котором я как раз в этот момент замечаю кокетливый серебряный браслет.
Старый господин, очевидно большой поклонник искусства, поворачивается к ним:
– Тсс!
– Чего ему надо? – спрашивает Йохен сварливо.
– Сиди тихо, – отвечает молодая, но, когда появляется Мефистофель, сама не может удержаться от восклицания: – Дьявол!
– В красном пламени, – говорит задумчиво Йохен.
Старый театрал снова шипит:
– Ш-ш-ш!
– Осел, – бурчит Йохен.
Спустя какое-то время позади нас появляется, шурша платьем, величественная дама, естественно, через полчаса после начала; она вынуждает всех встать и пробирается к своему месту, которое, тоже естественно, оказывается в середине ряда. Йохен не встает, а только немного отодвигает колени в сторону. В следующее мгновение он со страшным криком вскакивает, потому что дама, вероятно, отдавила ему ногу. Сиденье кресла использует этот момент, чтобы коварно захлопнуться у него за спиной, так что когда он, скрипя зубами, бледный от боли, пытается сесть, то оказывается на полу. И подумайте только: дама, которой Йохен обязан этим артистическим падением, та самая дама, которая наступила ему на ногу, имеет наглость возмущенно прошептать ему:
– Тсс!
– Глупая гусыня, – бурчит в ярости Йохен.
Пролог окончен.
Новобрачные оживленно обсуждают последние состязания по стрельбе. Дама рядом со мной беседует с подругой:
– Вы говорите, семьдесят пфеннигов? А я еще вчера заплатила марку десять.
– Да, семьдесят пфеннигов, если вы сами заберете. Иначе – восемьдесят. Я запасла шестьдесят штук. Так на зиму будет хоть немного яиц.
Первый акт. Фауст в кабинете.
Минхен (так зовут новобрачную), взволнованная фейерверком при появлении Духа Земли, рассказывает историю про привидения. Когда Фауст поднимает хрустальную чашу с ядом, Йохен задушевно произносит:
– Твое здоровье, если это коньяк.
Пожилой господин, очень злобно:
– Ш-ш-ш!
Смена декораций.
Передо мной разговаривают две дамы.
– Ох уж эта фрау Биммерманн! Вы только посмотрите, сколько на ней бриллиантов. Это же безвкусно!
– А как утянулась-то! А жир со всех сторон выпирает.
Рядом сидят два господина.
– Большой шлем без двух у ходящего первым?
– Выиграл. С шестью козырями и тузом червей.
Справа от меня:
– Недавно он даже привез полкило масла.
– Вы хотите сказать: маргарина.
– Нет, масла, сливочного масла, хорошего, жирного крестьянского масла.
– Говорят, в окрестностях его нет уже три недели.
Погреб Ауэрбаха.
Оба мужчины передо мной с удовольствием и очень бодро отбивают такт.
– Настоящая немецкая атмосфера, – говорит один. Йохен замечает:
– Гуляют. Сейчас подерутся.
Минхен во время песни про блоху истерически хохочет. Старый господин:
– Тсс!
Снова дают свет.
Прерванные разговоры продолжаются.
– А вы не можете дать мне адрес этого крестьянина?
– Ох, он обслуживает только старых клиентов.
– Но если ему хорошо заплатят…
– Ну вот, я хожу трефовым валетом, потом пиковым, бью даму королем червей и вытаскиваю туза…
– Я точно видела, Йохен, что на ярмарке ты был с Триной.
– Это неправда…
– Правда…
– Неправда…
– Правда.
– Неправда, – и так далее.
– А ее муж, как он усох. Стал совсем хилым и маленьким. Как ребенок.
– А она все толстеет. Все-таки видно, откуда они.
Кухня ведьмы.
Йохен и Минхен развлекаются вовсю.
– Как раньше в Мюнстере, в зоологическом саду, – смеется Минхен в восторге.
– А ведьма выглядит в точности как мамаша Бюшеля, – зло хохочет Йохен.
Старый господин шипит:
– Ш-ш-ш!
– Верблюд, – говорит Йохен с явным возмущением.
Когда Фауст в первый раз заговаривает с Гретхен, Минхен, удовлетворенная триумфом женщины, говорит:
– Не вышло…
Но Йохен, чувствуя, что в его лице оскорбили весь род мужской, возражает:
– Глупая баба, – и делает поистине гениальное философское замечание: – Поначалу они все так. Но это только притворство.
* * *
– И что только они о себе воображают! Еще шесть лет назад она была всего лишь простой швеей. А он – помощником продавца. Этот спекулянт, этот индеец с плоскостопием!
– Я не понимаю, почему вы не хотите дать адрес этого крестьянина.
– Господи, да ведь каждый бережет его для себя.
– Это странно.
Закончилась сцена, когда Гретхен находит украшения.
– Йохен, ты ведь хотел подарить мне сережки, что лежат в витрине у Шнайдера…
Йохен, очевидно, ничего не слышит, он внимательно изучает программку.
– Йохен! – Она с силой толкает его в бок.
– Слышишь, – читает он, делая вид, что ничего не слышал. – Мемфис… Мефи… сто…
– Ах ты! – резко обрывает его Минхен. – Двести!
Потрясающий монолог Гретхен перед статуей Mater dolorosa.
Я смотрел «Фауста» в балаганах и на первоклассных сценах. И всегда эти слова одинаково потрясали меня. А Иоганна Мунд играет так искренне, с такой болью, что продолжаешь сидеть как завороженный даже после того, как занавес опустился.
– Теперь ему, наверное, придется платить алименты, – говорит Йохен убежденно, как человек, знающий жизнь.
– Бог мой, может, они еще поженятся.
– Никогда! – возражает Йохен уверенно.
– Но тогда закажите мне хотя бы килограмм. Понимаете, я хотела бы испечь пирог на день рождения. Килограмма было бы достаточно…
– Потом я играю шлем с двумя… не набираю очков…
– Ну?
– Дружище, мне не повезло. Я выиграл всего шестьдесят монет.
После очень сильной сцены в соборе, когда Гретхен падает в обморок, зрители начинают штурмовать гардероб. Только когда гардеробщицы объясняют штурмующим, что еще не конец, что будет что-то еще, те снова успокаиваются.
Сцена в тюрьме. Конец. Выходя из зала, еще под впечатлением от трагедии, я слышу:
– И почему она была такой глупой?
– Если он ее все-таки соблазнил…
– Если бы вы сразу вытянули козырного туза, а потом сыграли бы маленькой червовой, то… Одну пику и…
– Вы делаете тесто на дрожжах или с пекарским порошком?
– Смотря какое тесто… Если…
– Посмотрите
