Читаем без скачивания Грустный мотив - Джером Сэлинджер

Радфорд и Пегги уже приноровились было поднимать больную, но теперь отпустили ее. И бросились вслед за служителем, Радфорд первый, Пегги за ним. Они настигли его в тот момент, когда он как раз подошел к щитку звонков. Рядом стояли две медсестры и женщина с мальчиком, у которого было забинтовано горло.

- Слушайте, вы. Я знаю. Вы не хотите ее брать. Да!

- Подождите мину-то-чку, сказано вам. Я звоню дежурному хирургу... Ну-ка, отпусти мою куртку. Тут ведь больница, мой милый.

- Можете не звонить, - сквозь зубы проговорил Радфорд. - Можете никого не звать. Мы повезем ее в другую больницу, в хорошую больницу. В Мемфис.

И, полуослепший от ярости, он повернулся к дверям.

- Пошли, Пегги.

Но Пегги покинула поле боя лишь минуту спустя. Дрожа с ног до головы, она сказала всем, кто был в приемной:

- Гады вы! Гады вы все!

И побежала за Радфордом.

Машина снова тронулась в путь. Но до Мемфиса они так и не доехали. Они не проехали и полпути.

Произошло это так.

Голова Лиды-Луизы лежала у Радфорда на коленях. Пока машина ехала, глаза ее оставались закрытыми. Но вдруг, впервые за всю поездку. Черный Чарльз затормозил перед красным светом. В остановившемся автомобиле Лида-Луиза открыла глаза и посмотрела на Радфорда.

- Эндикотт? - спросила она.

Мальчик посмотрел на нее и ответил как можно громче:

- Да, дорогая, я здесь!

Лида-Луиза улыбнулась, закрыла глаза и умерла.

У рассказа не бывает конца. Разве что какое-нибудь подходящее место, где рассказчик может умолкнуть.

Радфорд и Пегги были на похоронах Лиды-Луизы. Назавтра утром Радфорд уехал в свою закрытую школу. И больше в течение пятнадцати лет он Пегги не видел. Отец его вскоре переехал в Сан-Франциско, женился и поселился там. Радфорду так и не пришлось больше побывать в Эйджерсбурге.

Он встретился с Пегги весной 1942 года. Он как раз отработал год ординатуры в Нью-Йорке. И ждал теперь, чтобы его призвали в армию.

Как-то вечером он сидел в Пальмовом зале отеля "Билтмор" и поджидал свою знакомую, с которой условился там встретиться. Сзади какой-то женский голос во всеуслышание пересказывал роман Тэйлора Колдуэлла. Голос принадлежал южанке, но выговор у нее был вовсе не тягучий, не в нос и даже распевный только в меру. Радфорд решил, что она, всего верней, из Теннесси. Обернулся. Это была Пегги. Не понадобилось даже второго взгляда.

Минуту он сидел, соображая, что он ей скажет; в том случае, конечно, если вообще встанет и подойдет к ее столику - покрыв дистанцию в пятнадцать лет. Пока он размышлял, Пегги его заметила. Никогда ничего заранее не обдумывавшая, она вскочила и подошла к его столику.

- Радфорд?

- Да...

Он встал.

Без тени смущения Пегги сердечно чмокнула его в щеку.

Они посидели немного за столиком Радфорда, поговорили о том, как это удивительно, что они друг друга узнали, и как они оба отлично выглядят. Потом Радфорд пошел с нею к ее столику. Там сидел ее муж.

Звали мужа Ричард и как-то еще по фамилии, он был военный летчик. Росту в нем было метра два с половиной, и в руке он держал театральные билеты, или пилотские очки, а может быть, копье. Будь у Радфорда револьвер, он пристрелил бы его на месте.

Они все трое уселись за низенький столик, и Пегги восторженно спросила:

- Радфорд, ты помнишь тот дом на Мисс-Пэккер-стрит?

- Разумеется, помню.

- А знаешь, кто в нем теперь живет? Айва Хаббел с мужем!

- Кто-кто? - переспросил Радфорд.

- Айва Хаббел! Ну помнишь, из нашего класса. Такая без подбородка, еще ябедничала на всех...

- Кажется, помню, - сказал Радфорд. - Хотя ведь пятнадцать лет... добавил он значительно.

Пегги повернулась к мужу и долго вводила его в курс дела с этим домом на Мисс-Пэккер-стрит. Он слушал с застывшей улыбкой на устах.

- Радфорд, - вдруг сказала Пегги. - А Лида-Луиза?

- Что - Лида-Луиза, Пегги?

- Не знаю, так. Я все время думаю о ней. - Она не повернулась к мужу с объяснениями. - И ты тоже? - спросила она Радфорда.

Он кивнул:

- Во всяком случае, часто.

- Я в колледже все время заводила ее пластинки. А потом один пьяный дурак наступил на мою "Малютку Пегги". Я проплакала всю ночь. Потом у меня был один знакомый, он играл в джазе у Джека Тигардена, так у него была эта пластинка, но он ни за что не соглашался мне ее ни подарить, ни продать. Я ее так с тех пор и не слышала даже.

- У меня она есть.

- Дорогая, - деликатно вмешался муж Пегги, - я не хочу вас прерывать, но ведь ты знаешь, какой у Эдди характер. Я же сказал ему, что мы будем.

Пегги кивнула.

- И она у тебя здесь, с собой? - спросила она. - В Нью-Йорке?

- Да. На квартире у моей тетки. Хочешь послушать?

- Когда? - спросила Пегги.

- Да когда угодно...

- Детка. Прости, пожалуйста. Пойми. Сейчас уже полчетвертого. И если...

- Радфорд, - сказала Пегги. - Мы должны убегать. Слушай, ты не мог бы позвонить мне завтра? Мы остановились в этом отеле. Позвонишь? Ну пожалуйста, - умоляющим голосом произнесла Пегги, пока муж закутывал ее в манто.

Радфорд расстался с Пегги, пообещав, что назавтра позвонит.

Однако он не позвонил. И так никогда с ней больше не виделся.

Он почти и не заводил эту пластинку в сорок втором году. Она уже вся была поцарапана и заиграна. Даже не узнаешь, что это Лида-Луиза.