Читаем без скачивания Тела. Сказ 1 - Кристина Владимировна Тарасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я молчу.
– Разумеется, – мусолит на губах. – Разумеется. А теперь скажи, кто выучил тебя грамоте? Пёрышко в пальчиках сидит как следует.
– Разве теперь она пригодится?
– Что я говорил про терпение?
– Приехавшая однажды в нашу деревенскую брешь тётка со своим сектантским движением.
– Какие слова, Луна! Так ты и её покорила?
– Что значит «и её»? – цепляюсь я, на что мужчина прикусывает губу и велит продолжать. – Я помогла ей устроить собрание и позвала на него знакомых, а в ответ попросила выучить письму. Дело не быстрое, но последующие дни практики дали свои плоды.
– Удивительно.
Поднимаю бровь. В который раз.
– Удивительно, потому что у, прости меня, деревенщин – от и до – вышло нечто сообразительное, с характером, тягой к знаниям и способностью к обучению. За что ты свалилась на голову тем людям? – парирует мужчина. – Ты вскормила себя сама…Вот, читай! – И он, сложив передо мной кулаки, кивает на костяшки.
– Не умею. Я не знаю старого наречия.
– Читай. Запоминай. Первые две буквы означают отрицание, затем идёт пробел, он как воздух, пустое пространство, чтобы выдержать паузу. Последующие буквы означают святость. Всё вместе – её отсутствие.
Он зачитывает, и я повторяю. Касаясь каждой из выбитых чернилами букв, выговариваю и проговариваю их. Мужчина заключает действительность моих возможностей и с похвалой велит впредь этим не заниматься. Заинтересованный взгляд сменяется тучностью. Он огибает меня и терпеливо, хищнически петляет за спиной. Начинаю перебрасывать ногу на ногу и обратно, взбивать подол глупого платья и поправлять спутанные от ветреной дороги волосы. Мелькания смущают и донимают. Пугают. Настораживают.
– Расслабься, – велит голос – почти над плечом. – Бояться тебе меня не следует. Не меня так точно, потому что дать я могу намного больше, чем взять взамен.
Волнение от слов не преуменьшается, а – наоборот – возрастает. Мужчина замирает подле и, припав боком к столу, берет за руки. Перебарываю дрожь и выдавливаю самое гордое выражение лица.
– И как я мог рассчитывать, что этот цветок, знающий в людях и себе толк, посмеет открыться первому встречному? Как просчитать смоченные в иронии обращения, как увидеть грань, делящую глупость (от твоего незнания и непонимания многих вещей) и заведомо подготовленную ложь (которая колит своей непосредственностью). О, ты не так проста, радость.
И он отпускает мои руки.
Ловлю себя на мысли, что здешний всеотец вправе требовать любых речей, пригрозив семьёй или расправой с ней, но то не происходит.
– Добро пожаловать в Монастырь, Луна. Отныне ты не покинешь его стены, отныне ты принадлежишь мне, – улыбается мужчина.
И направляет к Мамочке.
Мамочку зовут Ману. У неё угольные волосы многотысячной армии тонких кос, у неё кошачьи глаза и орлиный нос, у неё пышные бедра и тонкая талия, а ещё громкий и властный и в этот же момент ласковый и утешающий голос. Мамочка расправляет руки и прижимает меня к стоящей дыбом, благодаря чёрному корсету, груди. Женщина журчит о приятности встречи и приговаривает:
– Ни о чём не волнуйся, девочка. Всё спрашивай, всё рассказывай, во всём советуйся. Договорились? Бо!, да ты птичка – хрупкая-хрупкая, тоненькая.
И она в очередной раз прижимает к себе. Смуглая кожа пахнет молоком.
– Как твоё имя, птичка? Обожди-обожди! Совсем забыла сказать! Все твои секреты останутся меж нами, о, это я обещаю! Папочке – ни слова, ни-ни, совершенно. Меня зовут Ману, и я единственная, кому разрешено иметь секреты. Я кладезь тайн, ибо девочки обнажают их равно телам, а я прячу равно материнским рукам. Договорились? Бо! Что за птичка! Ты не свела с ума папочку? Как он тебе? Люблю этого беса! – ласковый он со всеми без исключения, каждая девочка равна его любимице.
Да приятного в том мало, ведь, думалось мне, женщины любят исключительность и явного соперничества (даже за внимание проклятого сутенера) не приемлют. Вслух того не произношу. Лишь растерянно пожимаю плечами и едва открываю рот.
– Бо! Птичка…! Ты хоть говорливая? Щебетать умеешь?
Ману показалась мне безрассудной, беззаботной и болтливой. И только одна из этих черт окажется истиной; естество её мне доведётся узнать несколько позже. Но Мамочка не притворялась, нет. То было отточенным навыком, мастерством, профессиональным поведением, как однажды проговорится Отец.
– Было дело девочка к нам пришла, – хмыкнула Ману. – После часового допроса оказалась немой. Знаешь, неловко так вышло. Да и мне пришлось возмещать упущенные разговоры и говорить вдвое больше…хотя для меня это не проблема, сама видишь. Так ты говоришь? Птичка? Стесняешься, боишься?
Женщина так быстро выпаливает одно слово за другим, выплёвывает один слог за следующим, что я, едва разобравшись в них, выдаю ответ на последнее:
– Нет!
Вместе с тем Ману повторяет: «Бо! Говорить умеешь?»
Одна неловкая беседа за другой…
Я разочарованно (от самой себя, не иначе!) качаю головой, а Ману, прищурившись, выдает:
– Издеваешься что ли?.. Ладно, забыли. Проходи. Садись! – и она усаживает меня на малиновый диван. – Бо, птичка! Ты не против этого прозвища? Такая ты тоненькая, приятная. А как тебе папочка? Понравился?
– Сказал, что высечет.
– Ох!
Женщина вздыхает и складывает руки на груди.
– Мне он такого не говорит. Обидно! – и Ману заливается смехом. – Думаю, заслуженно, птичка! И, думаю, острых на язык он предпочитает в постели, а не в разговоре. А?
Если я должна ответить и на это, предпочту вновь сойти за немую или глупую.
– Меня зовут Луна, – бросаю наотмашь и быстро улыбаюсь.
Ману хватает меня под руки и, стаскивая с дивана, рвётся показать будущий Дом. Кабинет оказывается по одной части Монастыря, спальная и рабочие – по другой. Мы проходим несколько длинных коридоров и оказываемся у жилых комнат. Ману показывает, где и как спят другие девочки – цепкие и любопытные взгляды провожают нас вдоль сиреневых стен. В каждой спальне по несколько кроватей, к каждой кровати прилагается тумба, а у каждой тумбы по светильнику. Следом женщина показывает Бани – от помещений веет жаром и наготой. Ещё дальше – комнаты, в которых девочки готовятся к приему важных гостей. Едва успеваю разглядеть одну из них: брюнетка подбирает сальные волосы в хвост и, накренившись к зеркалу, обводит угольным карандашом глаза. Последним – столовая. Мы спускаемся по узкой винтовой лестнице и замираем в переполненным столами и скамьями зале. Соседствующая дверь уводит на кухню, а мамочка предупреждает, что до встречи с первым покупателем в мои обязанности входит следующее:
– Ты должна помогать с готовкой и уборкой. Работа грязная, но сытная. И недолгая. До момента, пока не приступишь к
