Читаем без скачивания Сладостная горечь - Дениз Робинс

Майк пожал плечами и что-то пробормотал, вроде того, что Мейбл вряд ли сравнится с матерью. Впрочем, он ничего не имел против Мейбл. Он не собирался терять любимую женщину из-за того, что у нее большая дочь.

– Учти, дорогая, – сказал он, – я плохо лажу с детьми. Очевидно, во мне не заложены отцовские инстинкты. Не люблю, когда они крутятся под ногами.

– Ну, что же, – ответила она, – у тебя, наверняка, не будут крутиться под ногами наши дети. Это, кстати, еще одна причина, почему я не должна связывать свою судьбу с твоей. Ты определенно не хочешь сына и наследника?

– Наследника чего? Разваливающегося дома и разоренного имения?

– Любимый, не забывай о своем имени и отпрысках с такими же красивыми чертами лица.

– Ты даешь мне понять, что слишком стара, чтобы иметь ребенка?

– Боюсь, что да, – вздохнула она. – После рождения Мейбл мне сделали операцию. Я рожала ее с трудом, ты знаешь, и специалист сказал, что у меня больше не будет детей.

– Ну и прекрасно, – улыбнулся Майк. – Нам не надо беспокоиться на этот счет. Скажу тебе откровенно – я не хочу детей. Готовая падчерица вполне меня устроит.

– Мне кажется, вы с Мейбл подружитесь. Она обожает лошадей.

– Хорошо. Я научу ее ездить.

– Она уже может ездить. В день ее десятилетия бабушка подарила ей пони, и с тех пор она не слезает с него.

Затем, положив руки на плечи Венеции и внимательно глядя ей в глаза, он произнес:

– О'кей, хорошо, что она будет в школе еще пару лет. Я не хочу, чтобы даже твоя красивая Мейбл находилась рядом. Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне одному.

Ей не понравилась первая часть фразы, хотя за ней и следовала неприкрытая лесть. Она решила, что проявит неуважение к памяти Джефри и обойдется некрасиво с дочерью, если вручит свою судьбу любому, кто не принимает Мейбл. Она открыто заявила ему об этом, и Майк принялся исправлять положение, заявив, что сделает все, чтобы стать хорошим отчимом, братом, другом… кем угодно для Мейбл, если так хочет она. Что никогда он не даст почувствовать ее ребенку, что он лишний.

– Это все потому, что я без ума от тебя, и ни о ком, кроме тебя, не могу думать, – заключил он, привлекая ее к себе. На этом их серьезный разговор закончился, что помогло Венеции не уступить горячим желаниям Майка, которые были под стать ее собственным. Но она продолжала находиться в его власти и почувствовала, что дрожит как глупая девчонка под его страстными поцелуями и блуждающими руками.

Позже, ближе к вечеру она дала обещание выйти за него замуж, но запретила говорить об этом другим, пока не напишет Мейбл.

– Я настаиваю на получении от нее ответа. Я хочу убедиться, что она не огорчится, узнав, что место ее отца занял кто-то другой.

На лице Майка появилось выражение недоумения.

– У тебя, действительно, ярко выраженный материнский комплекс, дорогая.

– Ты не должен возражать, – улыбнулась она, – потому что я сильно люблю дочь, а она обожает меня. Если ты не уверен, что примешь нас обеих в свою жизнь, то мне лучше не вмешиваться в твою.

В ответ он заверил ее, что сделает все на свете, лишь бы не потерять ее. Что касается различия в возрасте – она должна выбросить это из головы.

– Другие не выбросят, – напомнила она.

– Давай не будем строить нашу жизнь на том, что говорят люди, – патетично парировал он.

– Да… самое последнее, – сказала она. – Вопрос о деньгах.

– Этого вопроса я больше всего боялся, – с обезоруживающей простотой произнес он, – мне так стыдно. Тебе известно положение, в каком я нахожусь. Когда дела идут хорошо, в год я зарабатываю до двух тысяч… Но последнее время, знаешь, биржу лихорадит… и потом я экстравагантен. Мой отец все еще жив… он полный калека и денег у него едва-едва хватает на самого себя. Он живет с медсестрой, вышедшей на пенсию, у которой в Хэмпстеде есть уютный домик. Она присматривает за ним, и я, когда выпадает время, наезжаю, чтобы проведать старика. Дом в Бернт-Эш открыт только в субботу и воскресенье. За ним следит один старик. Он в одном лице и садовник, и конюх, и смотритель. Усадьбу давным-давно следовало бы продать, но она в семействе Прайсов со времен правления королевы Анны, и мне страшно не хочется ее продавать. Женщина, вроде тебя, жить там не сможет. Было бы, конечно, здорово, но усадьба требует кучу денег.

Венеция молча его слушала, оставаясь совершенно спокойной. Но вот он кончил говорить и застенчиво добавил:

– По правде говоря, такой женщине, как ты, мне нечего предложить.

– Я не бедна, Майк, дорогой.

– Я мало что знаю о твоих средствах, хотя нетрудно догадаться… – он обвел глазами элегантную гостиную Венеции, уставленную ореховой мебелью времен королевы Анны, столь любимую Джефри Селлингэм, прекрасные ковры, дорогую драпировку… – что ты вполне обеспечена. Мне тем более неудобно. Выглядит так, как будто я женюсь на тебе из-за денег.

– Тебе нужно жениться на деньгах… ты сам так говорил.

Краска залила лицо Майка.

– Венеция, ради Бога, не оскорбляй меня мыслью, что мне нужны деньги. Нет. Мне нужна ты.

– Милый, – нежно сказала она, – тебе нужно и то и другое. Не будь глупым и излишне сентиментальным. Ты сам как-то сказал, что хочешь, чтобы у тебя была богатая жена. Я не оскорбляю тебя и себя, предполагая, что ты охотишься за моими деньгами. Я считаю, что тебе повезло влюбиться в женщину, которая готова помочь тебе восстановить родовое имение. Я часто думала о том, чтобы с Мейбл перебраться за город, но так не хотелось оставлять дом Джефри. Хотя теперь я понимаю, что нельзя жить в прошлом. И если в твоем доме найдется комната для моей старинной мебели, то она там будет отлично смотреться.

Майк взял ее руки и с неподдельным смирением поцеловал их.

– По-моему, ты самая удивительная женщина на свете. Я восхищаюсь твоей искренностью и постараюсь быть таким же искренним с тобой. Мне в самом деле нужны деньги, но, клянусь, я бы любил тебя, не будь у тебя за душой ничего.

– Я верю тебе, Майк, – сказала она, видя, что он говорит правду. – Таким образом, можно сказать, что нам обоим повезло. Я получаю молодого и красивого мужа, ты – старую жену с доходом в три тысячи фунтов – вот и все, что остается у меня после вычета налогов.

Он изумился, потом рассмеялся.

– Три тысячи в год… чистыми, черт возьми… я не предполагал, что ты такая богатая, радость моя.

– У меня также кое-что припасено, что можно пустить… на твою усадьбу.

– Ты даже не представляешь, как много это для меня значит… увидеть усадьбу в прежнем великолепии… такой, когда я родился. Две мировые войны и бедственное финансовое положение семьи Прайсов почти довершили дело, но еще не поздно все исправить. Дом – замечательный пример архитектуры времен королевы Анны.