Читаем без скачивания Под личиной - Виталий Гладкий

– Тогда вам нужен короткий японский меч, – невозмутимо посоветовала Марья; при этом на ее очень даже симпатичном бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул.

– Это почему? – спросил я не без интереса.

– Чтобы уйти из жизни достойно, сделав харакири. Как японский самурай. И нужно пригласить телевидение.

– А это еще зачем?

– В таком случае ваша смерть не будет напрасной.

– Нет ничего более бесполезного и напрасного, чем человеческая жизнь, – назидательно изрек я с мрачной миной на лице. – Это во-первых. А во-вторых, почему ты считаешь, что я должен умереть перед объективами телекамер? Хочешь сказать, что на миру и смерть красна?

– Отнюдь. Просто я знаю один ваш недостаток, который, кстати, среди нормальных людей считается достоинством.

– Марья Казимировна, ты опять говоришь загадками… черт меня дери! Мне сейчас не до ребусов.

Я сделал вид, что сержусь.

– Никаких загадок, – возразила Марья. – У вас чересчур сильно развито чувство справедливости. И ваша смерть должна быть протестом против произвола чиновников, а не просто сиюминутным порывом бизнесмена-неудачника. А если еще и оформить все надлежащим образом…

– Стоп! Ни слова больше! Не хорони меня раньше времени.

От нашей словесной дуэли я, как ни странно, воспрянул духом; эта плутовка умела, когда требовалось, довести человека до белого каления.

– Может, по жизни я и лох, но не настолько. К слову, а кто в твоей табели о рангах числится ненормальным?

– Вам ответить честно или так, чтобы никому не было обидно?

– Ответь как на исповеди. Начальство нельзя обманывать.

Марья снисходительно улыбнулась.

– Начальство – да, но мужчин – можно. И даже нужно.

– Только не говори мне, что все мужчины шовинисты! Я это уже слышал, и не раз.

– И от меня тоже?

– От тебя – нет. Но я умею читать по глазам. А глаза, как тебе известно, зеркало души.

– И что вам говорят мои глаза?

– Стоп, стоп! Не уводи разговор в сторону. О твоих глазах мы потолкуем как-нибудь в другой раз. Отвечай на вопрос прямо, без всяких там женских штучек – Извольте…

Она приняла строгий пуританский вид, но в ее выразительных голубых глазах, доставшихся в наследство от отца-поляка, прыгали и кривлялись смешливые чертики.

– Я считаю ненормальными тех, кто главной целью своей жизни считает накопительство. Деньги, деньги и еще раз деньги – вот их кредо.

– Похоже, в глубокой юности ты увлекалась марксизмом. Это для меня сюрприз. – Я скептически ухмыльнулся. – Деньги – зло, это так. Но необходимое зло, без которого добро станет пресным. Если не будет богатых и бедных, и все станут равными в правах и возможностях, любое доброе дело превратится в простую вежливость воспитанного человека. Представляешь, скольких филантропов такое положение вещей сделает несчастными?

– Что-то я не наблюдала в бюро по трудоустройству длинных очередей, сплошь состоящих из филантропов, готовых платить деньги всем нуждающимся и безработным.

В голосе Марьи прозвучал злой скепсис.

– Они слишком скромны, чтобы выставлять свои добродетели напоказ.

– Да уж… – Марья заразительно рассмеялась. – Вот потому очень тяжело отыскать такого "скромника".

– Сейчас их называют спонсорами.

Я посмотрел прямо в глаза Марье, и с хитрецой ухмыльнулся.

– Некоторые девушки из кожи лезут, чтобы найти себе такого благодетеля…

– Если это намек, то будем считать, что я его не слышала. – Марья приняла обиженный вид.

Я подмигнул ей, и мы дружно рассмеялись.

Марье в прошлом году стукнуло двадцать восемь. Она окончила университет с дипломом экономиста и владела тремя иностранными языками – английским, испанским и французским.

Но, при всех своих достоинствах и весьма солидном образовании, она так и не смогла найти себе приличную работу по специальности. Приличную хотя бы в смысле заработка.

Как ни странно, я нашел Марью в бюро по трудоустройству. До нее секретари-референты мне попадались исключительно смазливые, но тупые до неприличия.

Отчаявшись найти себе дельную помощницу из среды "позвоночников" – тех, кто устраивался по знакомству, используя так называемое "телефонное право", я и направил свои стопы в службу занятости.

Уж не знаю, чем она поначалу приглянулась мне, – может, чувством собственного достоинства, которого у Марьи было хоть отбавляй и которое было буквально написано на лице девушки, – но я даже не счел нужным провести обычное в таких случаях собеседование. Скорее всего, меня сразили наповал ее весьма симпатичная мордашка и божественная фигура.

Собственно говоря, я совершил ту же ошибку, что и прежде, когда принимал на работу по знакомству. Нет, я ни в коей мере не отношусь к тем начальникам, которые безапелляционно считают секретарш своими гражданскими женами.

Но мне, как и любому мужику, гораздо приятней видеть в приемной не какую-нибудь очкастую грымзу в штопаных колготках, а благоухающее дорогими духами воздушное создание в современном прикиде, которое не стыдно показать партнерам по бизнесу. Ведь красивый секретарь-референт, как и дорогая престижная иномарка, – это лицо фирмы.

К счастью, на этот раз я не ошибся. Естественное, не наигранное, обаяние, невероятное трудолюбие и поистине мужская жесткость вскоре сделали Марью незаменимой помощницей.

Поначалу наши отношения были сугубо официальными. Марья была вежлива, предупредительна, но холодна как снежная королева. Я долго не мог выявить истоки этой холодности.

И только спустя год я, наконец, сообразил, как разрушить стену отчужденности, стоявшую между нами.

Марья не терпела фамильярности и приставаний со стороны начальства. Как я потом узнал, она долго не держалась ни на одной работе только из-за своей строптивости. Ну не любит девка служить шефу раскладухой, и все тут. На дух не переносит.

Как оказалось, на мое удивление, бывают и такие экземпляры. Правда, очень редкие… Поэтому мои робкие попытки сблизиться (на уровне дружеских отношений) она отметала, что называется, с порога.

Поняв, где собака зарыта, я повел свою игру. Она заключалась в полном безразличии. Я начал смотреть на Марью как на одушевленную приставку к компьютеру и переводчика-попугая – не более того.

В общем, я сыграл роль нехорошего, черствого человека, Синей Бороды из сказки. И Марья, при всем том, будучи женщиной до мозга костей, не смогла удержаться от искушения открыть запретную дверь.

На одной из презентаций, уж не помню по какому случаю, она якобы подвернула ногу, и мне поневоле пришлось лично отвезти ее домой на такси. Чему я, собственно говоря, был рад, хотя и состроил по привычке кислую мину – чтобы она шибко не задирала нос.

Марья жила одна в двухкомнатной квартире с мансардой, доставшейся ей по наследству от деда, известного художника.

В мансарде все и случилось: под картинами, которыми были увешаны стены сверху донизу, возле зажженного камина, за чашкой кофе, мы, наконец, нашли общий язык и подружились. Естественно, никаких вольностей мы не допускали.

С той поры наши отношения были ровными, доверительными и почти приятными. Почему почти? Да все потому…

Мое холостяцкое сердце не раз начинало стучать как отбойный молоток при виде ее круглых мраморнобелых коленок, но я крепился изо всех сил, по мере своих слабых актерских способностей изображая стойкого оловянного солдатика.

Иногда мне казалось, что и Марья не совсем равнодушна ко мне. Временами я ловил на себе ее острый, проницательный взгляд, достающий до самого нутра, от которого мне становилось не по себе.

Если честно, то эти взгляды мне не очень нравились, если не сказать – совсем не нравились. Иногда они будили в моей голове некоторые не очень приятные воспоминания из прошлой жизни.

Уж кто-кто, а я знал не понаслышке, как опасны такие вот красотки. Лучше сразиться с крокодилом голыми руками, нежели доверить свою жизнь и судьбу с виду невинному воздушному созданию с большими влажными глазами грациозной лани.

Скорее всего, в своих подозрениях я заходил чересчур далеко. Они не выдерживали никакой критики. Я вполне обоснованно отдавал себе отчет, что все эти домыслы – издержки моей военной профессии, в которой повышенная подозрительность считается нормой человеческих отношений.

О своем прошлом диверсанта-ликвидатора ГРУ по прозвищу Волкодав я, естественно, не распространялся.

И причиной тому была даже не подписка о неразглашении неких тайн.

Просто для нормального здравомыслящего человека моя прошлая жизнь могла показаться вымыслом, достойным пера талантливого сочинителя детективных романов.

Если бы это было так…

Марья знала меня как отставного военного (что в какой-то мере соответствовало истине), служившего по интендантской части, а поэтому сколотившего во времена перестроечной неразберихи немалый капиталец для собственного дела. Что тоже было почти правдой.