Читаем без скачивания Разговор с родителями - Винникотт Дональд Вудс

Все эти действия, совершаемые младенцем во время кормления, кажутся нам бессмысленными, потому что они не добавляют ему веса. Я же говорю, что именно они убеждают нас в том, что младенец питается, а не его питают, проживает жизнь, а не только откликается на предлагаемые нами стимулы.

Вы когда-нибудь видели младенца, который сосет палец в то самое время, когда его благополучно кормят грудью? Я видел. (Вы когда-нибудь видели сны на ходу?) Когда младенец сосет тесемку, одеяльце или пустышку, это представляет собой воображение как таковое, переливающееся через край, стимулированное центральной возбуждающей функцией, коей является питание.

Я представлю это еще по-другому. Не задумывались ли вы над тем, что все это ощупывание вокруг, сосание пальца или материи, схватывание тряпичной куклы есть первые знаки нежного поведения? Разве может быть что-то более важное?

Вы, может быть, считаете способность вашего младенца к нежности чем-то само собой разумеющимся, но вы поймете, как обстоят дела, если увидите ребенка, не способного проявлять нежность или утратившего это искусство. Можно побудить к еде ребенка, который не хочет есть, но нельзя никак заставить чувствовать любовь ребенка, который не способен к этому. Вы можете изливать на него свою нежность, но он отворачивается от вас, молча или с криками протеста.

Эти странные, отклоняющиеся действия, о которых мы говорим, есть знаки того, что младенец существует как личность и, более того, чувствует уверенность в отношениях с матерью. Он способен использовать предметы, которые, как мы сказали бы, символизируют мать или какое-то качество матери, и он может получать удовольствие от действий, которые — только игра и которые хоть на шаг-другой уже отошли от питания, то есть инстинктивного акта.

Посмотрите, что происходит, если младенец начинает терять уверенность. Небольшое лишение может привнести элемент навязчивости в привычку сосать или какую-нибудь другую, так что она станет главной, а не побочной линией поведения. Но в случае более серьезного или длительного лишения младенец совсем утеряет способность сосать тряпочку, играть со своим ртом или ковырять в носу; из этой игровой деятельности уходит смысл.

Эти первые объекты игры и игровые действия существуют в промежутке между младенцем и внешним миром. За периодом времени, когда он еще не способен различать «я» и «не-я», скрывается огромное напряжение душевных сил, и поэтому мы допускаем некоторую отсрочку, чтобы развитие прошло естественно. Мы видим, как младенец начинает сортировать вещи и понимать, что существует мир снаружи и мир внутри, и, чтобы помочь, мы допускаем промежуточный мир, который одновременно личный и внешний, Я и не-Я. Это то же самое, что интенсивные игры раннего детства и «сны наяву» у подростков и взрослых, которые и не сон и не факт, но и то и другое сразу.

Подумайте, ведь разве кто-нибудь из нас преодолел до конца нужду в промежуточной области между нами, с собственным внутренним миром, и внешней, или разделяемой реальностью? То напряжение, которое чувствует младенец, сортируя их, никогда не покидает нас совершенно, и мы позволяем себе культурную жизнь, нечто, что может быть общим, но что является и персональным. Я имею в виду, конечно, такие вещи, как дружба и религиозная жизнь. И в любом случае существуют бессмысленные действия, которые мы все делаем. Например, почему я курю? За ответом мне нужно было бы обратиться к младенцу, который, я уверен, не станет надо мной смеяться, потому что он знает лучше, чем кто-либо другой, как глупо все время вести себя разумно.

Возможно, это покажется странным, но сосание пальца или куклы могут давать ощущение реальности, в то время как реальная пища может вызывать нереальные чувства. Реальная пища спускает с цепи рефлексы, и инстинкты включаются на полную мощность, а ведь младенец еще не зашел в утверждении своего Я настолько далеко, чтобы переносить такие мощные переживания. Не напоминает ли это вам лошадь без наездника, которая выигрывает Большой Национальный? Такая победа не приносит приза владельцу лошади, так как жокей не удержался в седле. Владелец в отчаянии, а жокей, возможно, ранен. Когда вы с самого начала приспосабливаетесь к личным нуждам и ритмам вашего грудного ребенка, вы даете шанс этому новичку в скачках удержаться в седле и даже скакать на собственной лошади, и получать удовольствие от самой скачки.

Для незрелого Я очень маленького ребенка эти странные привычки вроде сосания тесемки, возможно, являются самовыражением, которое приносит младенцу ощущение реальности и дает матери и ребенку возможности для подлинных человеческих взаимоотношений, не отданных на милость животных инстиктов.

[1956]

Слово «нет»

Дональд Вудс Винникотт:

Эта программа и две последующие составляют одну серию. Предметом обсуждения является слово «нет». Вы услышите обсуждение этой темы несколькими мамами, а я сделаю в конце краткий комментарий. На следующей неделе и через одну говорить в основном буду я, но будут цитироваться и некоторые отрывки из обсуждения — просто, чтобы напомнить.

Я думаю, вы получите удовольствие от предлагаемой дискуссии, которая длится около восьми минут. Она обладает качеством подлинности. Когда вы ее слушаете, то можете быть уверены, что это не постановка. Точно таким же образом вы сами обсуждали бы этот вопрос.

Беседа матерей:

— Очень трудно найти золотую середину, то есть говорить ли детям «не делай того, не делай этого» или позволять им все что вздумается. Но, с другой стороны, нельзя же допустить, чтобы дом был полностью разгромлен…

— Я только что въехала в новый дом, около года, как у нас эта квартира. Нам пришлось приобретать всю обстановку, а заодно и нового ребенка. И я решила просто предоставить ей полную свободу в квартире, и она теперь просто счастлива.

— Да, но сколько ей — двадцать месяцев?

— Двадцать один месяц, и очень живая… (Говорят одновременно).

— Три года! Три года немножко отличаются от двадцати месяцев… (Говорят одновременно).

— Но я решила продолжать так и дальше.

— Но вы даете ей такую же свободу, даже когда она приходит в гости к кому-нибудь?

— Пока да, потому что она очень любопытна, как это бывает в таком возрасте.

— Я думаю, хорошо ли дети ведут себя в гостях, очень зависит от того, что им позволяют дома. Потому что, если они могут свободно беситься и везде пачкать, то им не нужно…

— То они не так любопытны.

— То им просто не хочется делать это где-нибудь еще. Ну, хорошо, вот вы приходите домой из магазина, а ребенок возьмет пакет с рисом — если вы по глупости оставили его не там — и рассыпет его по всему полу… (Смех) Это не ребенок гадкий, это вы сделали глупость… Я имею в виду, если мой ребенок такое сделает, я понимаю, что чем быстрее мы перейдем в песочницу, где — вы понимаете — она сможет рассыпать сколько ей угодно, тем будет лучше… (Говорят одновременно).

— А ей никогда не надоедает в песочнице, и рис ведь интереснее?

— Конечно, интереснее, но еще я имею в виду, ну, например, лужи. Я выучилась этому не сама. За моим ребенком присматривали один год, не все время, но только в те дни, когда я преподавала (перед тем, как появился второй, я решила, что хочу продолжать преподавать). Так вот, даже в обычных туфлях эта леди могла иногда позволить ребенку залезть в лужу, а в другой раз сказать: «Смотри, сегодня не лезь в лужи, потому что ты только что вышла, и я не могу тебя сейчас переодевать.» И та не полезла бы в лужу… Я получила очень хороший урок. Я имею в виду, если вы позволяете ребенку что-то сделать, когда для вас это не будет особой неприятностью, тогда она не сделает этого, если вы как-нибудь объясните ей, что есть причина, по которой на этот раз так делать не следует. (Говорят одновременно).

— Но ведь это не проходит, разве нет? (Говорят одновременно).