Читаем без скачивания Мой плохой (СИ) - Гетта Юлия

6 

Настя приподнялась на локтях, не сводя напряженного взгляда с темного силуэта у двери. Ей не показалось. Там действительно стоял мужчина.

По телу пробежал озноб, заставляя девушку подобраться и занять сидячее положение на постели. Пальцы инстинктивно вцепились в покрывало, сжав плотную ткань в кулак.

Такой беззащитной и уязвимой она не чувствовала себя уже давно.

Саша медленно приблизился к кровати, замерев в шаге от неё. Теперь в свете луны Настя могла хорошо разглядеть его. Пронзительные серые глаза в сумраке ночи казались черными. Впивались в неё немигающим взглядом, от которого по телу разливался жар.

Настя ждала, что он скажет что-нибудь, но нет. Он просто стоял и смотрел, не произнося ни слова, и это было невыносимо.

Безумно хотелось прервать эту давящую тишину, спросить, зачем он пришел? Чего хочет? Но все слова застревали в горле. Да что там слова, Настя не могла даже пошевелиться.

Саша сделал еще шаг, наклонился, взял её за запястье, и настойчиво потянул на себя, вынуждая встать на колени и таким образом подползти к краю кровати. Кожу жгло в месте его прикосновения, сердце бешено молотило в груди, воздух с трудом заходил в легкие.

Пристальный взгляд глаза в глаза.

Две тяжелые ладони легли на бедра девушки, придвинув еще ближе, почти вплотную к нему. Её руки панически уперлись в твердую мужскую грудь, но в следующее мгновение ослабли, чувствуя, как жар его тела проникает под кожу сквозь тонкую ткань рубашки.

Она реагирует слишком сильно. Слишком остро. Нельзя так, нельзя. Надо прекратить это, иначе будет поздно…

Но его запах безжалостно проникал в легкие, заставляя медлить, делать частые жадные вдохи. Это лишало рассудка, сводило с ума.

Он видел все это, и понимал. В темных глазах полыхал опасный огонь.

Его пальцы коснулись скулы, и снова легкий разряд пронесся по коже, заставляя вздрогнуть и испустить судорожный вздох.

Так нельзя!

Настя резко отвернулась, с досадой прикрыв глаза.

Но стальные пальцы тут же сомкнулись на её подбородке и грубо развернули голову девушки обратно.

И снова это. Глаза в глаза. Но на этот раз все уже по-другому. Его лицо так близко. Самое красивое на свете. Но взгляд острый, режущий до крови.

И в груди все сворачивается тугим болезненным узлом.

Она не может. Нет, не потому что он её ненавидит. На это плевать. На все плевать. Была бы она одна…

Но она не одна. Она замужем и носит чужого ребенка.

Уже нельзя. Никак нельзя.

– Отпусти, – произносит одними губами.

Саше это не нравится. Его губы сжимаются в тонкую линию, черты лица заостряются, во взгляде густеет тьма. Рука с подбородка спускается на шею, смыкая на ней стальные пальцы. Держит крепко, но не душит. Пока не душит. Только кажется, что это может случиться в любой момент.

Настя делает частые короткие вдохи, ей совсем не больно, но на глаза почему-то все равно набегают слезы.

– Отпусти, – жалобно повторяет она.

Его взгляд темнеет еще больше. Но он все же отпускает.

Делает шаг назад, продолжая озлобленно смотреть на неё до тех пор, пока спустя целую вечность не разворачивается, и не уходит, плотно закрыв за собой дверь.

Проводив его взглядом, Настя медленно осела на постель, и так же медленно легла. Подтянула колени к груди, свернулась клубком.

Из груди вырвался тихий всхлип, и рука тут же метнулась к лицу, запечатав ладонью рот.

Нет. Только не плакать. Плакать нельзя.

7 

Настя не помнила, как уснула во второй раз. Ей казалось, этого вообще больше не произойдёт, но она снова ошиблась.

Уснула и даже видела сон: будто уже родила, и была очень счастлива с малышом на руках. Как она и мечтала. Было так хорошо, даже просыпаться не хотелось. Но противное чувство голода разбудило её. Как и всегда, по утрам, оно было особенно сильным, и, если вовремя не засунуть в себя что-нибудь съестное, угрожало перерасти в мучительную тошноту.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Разлепив глаза, девушка с досадой оглядела чужую комнату, освещенную бледными лучами утреннего солнца. В памяти пронеслись ночные события, вызывая дрожь, и обжигая грудную клетку горечью.

Нет. Лучше вообще не думать об этом.

Страшно хотелось есть. А ещё – почистить зубы. Но больше всего Настю беспокоил предстоящий скрининг. Девушка не представляла, сколько сейчас времени – не опаздывает ли она уже? И сдержит ли Саша своё обещание после того, что произошло между ними этой ночью? Перед глазами до сих пор стоял его озлобленный взгляд. Что если он решит отыграться на ней таким подлым образом за несговорчивость? Она понятия не имела, что теперь можно ожидать от этого человека.

Кое-как собравшись с силами, Настя сползла с постели, и, слегка пошатываясь от обычного для неё утреннего головокружения, отправилась в ванную.

Покосившись на душевую кабину, на водные процедуры не решилась. Только умылась прохладной водой, и вернулась в спальню за своей сумкой. Переоделась в светлый спортивный костюм, собрала волосы в высокий хвост, обула слипоны – единственную обувь, что у неё теперь имелась при себе. Осмотрела себя критическим взглядом в зеркало.

Ей хотелось бы выглядеть хуже. Чтобы не представлять для него интерес в качестве женщины. Но, как назло, беременность красила её. Даже без макияжа кожа лица стала очень ровной, гладкой, и будто светилась изнутри. Длинные и светлые от природы волосы сделались такими густыми и послушными, что даже без всякой укладки блестели и радовали глаз. Грудь стала больше, кажется, на целых два размера. Бедра заметно округлились. Даже свободный спортивный костюм не мог этого скрыть.

Жаль, что она не выглядит сейчас так же, как четыре года назад. Тогда она была болезненно бледной и до такой степени худой, что каждая косточка отчетливо проступала над кожей. Волосы клоками оставались на расческе, и на голове со временем их стало так мало, что её всегда завидный хвост стал диаметром с тонкий пальчик. А под глазами залегли такие темные круги, что даже тонной тонального крема их было не замазать… В то время она вряд ли смогла бы привлечь к себе внимание хоть какого-нибудь, даже самого непритязательно во вкусе мужчины. И вообще вызвать к себе какие-то эмоции, кроме жалости.

А ведь ей так хотелось тогда его жалости... Пусть даже одной только жалости! Но даже об этом она не смела мечтать.

Желудок свело очередным голодным спазмом, и сразу после Настю резко затошнило.

Нужно было срочно поесть.

Девушка нерешительно приблизилась к двери, и опустила ладонь на изящную хромированную ручку. Ночью она не слышала, чтобы её запирали, но и не знала, можно ли ей выходить из этой комнаты. В конце концов, она здесь не в гостях. Но сидеть, мучаясь от тошноты, и ждать, пока о ней вспомнят – план тоже сомнительный.

Медленно, словно та могла быть заминирована, девушка открыла дверь и выглянула наружу. В коридоре было пусто. Тихонько ступая по паркетной доске, она вышла в холл, который чудесным образом преобразился: сквозь роскошные окна в пол с тонкими белыми рамами струился мягкий свет утреннего солнца. На стенах играли солнечные зайчики, а невесомые белые занавески, за которыми скрывался открытый выход на террасу, струились, переливаясь бликами, под дуновениями приятного свежего ветерка. Здесь тоже не было ни души.

Девушка дошла до лестницы, ведущей на первый этаж, и лишь тогда услышала приглушённые мужские голоса, доносившиеся откуда-то снизу. Прислушалась, но слов было не разобрать. Тогда она стала бесшумно спускаться вниз, и, по мере приближения к первому этажу, голоса становились всё разборчивее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я ведь не прошу вас о многом, Игорь Борисович.

– Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, Саша… Но в этом деле я тебе не помощник, – услышала она две отчетливые фразы, и в следующее мгновение замерла на очередной ступеньке, попав под прицел двух пар внимательных глаз.