Читаем без скачивания Стихотворения - Иван Суриков

Историзм Сурикова еще более отчетливо проявился в его следующей поэме «Василько». Уже в «Богатырской жене» поэт стремился избавиться от фантастических деталей и приемов былинного эпоса, создавая реалистическое полотно, освещенное высоким светом идей гуманизма и социальной справедливости. В новой исторической поэме автор получил благодатную возможность уже на летописном, достоверном материале русской истории раскрыть свои взгляды на исторический процесс, представляя его не только как абстрагированную борьбу Добра и Зла, но и как классовый конфликт, в котором интересы феодальной элиты противоречили и государственным интересам, и нуждам простого народа. Недаром среди отрицательных персонажей поэмы фигурирует киевский князь Святополк Изяславич, чье правление «подготовило» одно из первых в Древней Руси народных восстаний. Конечно, у Сурикова в силу его крайне неблагоприятных жизненных обстоятельств так и не сложилось единого и целостного мировоззрения. Ко многим своим творческим достижениям он шел на ощупь, интуитивно выбирая лучшие варианты Это относится и к идейной стороне его произведений. Не постигший научного характера законов истории, он тем не менее добивался постановки достаточно глубокой и серьезной исторической проблематики, свидетельством чего может служить его поэма «Василько».

Поэма, близкая по своей основной идее, по метафорическому строю «Слову о полку Игореве», выразила глубокую любовь автора к Родине, его воистине народный патриотизм, в основе которого лежит стихийное и вековечное отождествление русским крестьянином понятия национального с родным домом, со своей общиной, с радостями и бедами родимого края

В образе юного князя из Теробовля Суриков рисует замечательного патриота древнерусской земли, в эпоху феодальной раздробленности, жестоких междоусобных распрей остро осознающего необходимость национального единения. Василько, мечтающий возглавить борьбу за объединение русских земель и «Руси недругов лукавых похоронить в глухих дубравах», согласен принять любой жребий на этом терновом пути, но только облегчить страдания Родины:

Потом за помощью придуЯ к Святополку с МономахомИ половецкую ордуВ  глухих степях  развею  прахом.Я дам родимой сторонеПокой, хотя пришлось бы мнеЛечь головой в борьбе кровавой… —так думал правнук Ярослава.

Патетический тон поэмы, архаичность лексики подчеркивают монументальность исторических обраразов и трагедийность описываемых событий.

Еще большей творческой удачей стала небольшая, но яркая поэма «Казнь Стеньки Разина», в которой поэт впервые обратился к теме открытого бунта против Социального гнета и тирании.

С гордо поднятой головой всходит на царскую плаху народный борец за справедливость, казацкий атаман-правдоискатель Степан Тимофеевич:

Нет, мне та больна обида,Мне горька истома та,Что изменною неправдойГолова моя взята!

И в последних словах побежденного крестьянского вождя чувствуется кровная связь с родной землей, такая же, какая связывала с вей самого автора:

Ой ты, Дон ли мой родимый!Волга-матушка река!Помяните добрым словомАтамана казака!..

В претендовавшей в дореволюционной России на роль учебного пособия и выдержавшей семь изданий книге А. М. Скабичевского «История новейшей русской литературы» о И. Сурикове было сказано, что он писал «в стиле оплакивания тяжкой народной доли» [9]. Исторический опыт поэта, его склонность к философским обобщениям остались незамеченными. А Сурикова волновали вопросы космогонии и религии, государственной этики и социального прогресса. Он пытался проникнуть в «тайну вечную творца», задумывался над проблемами времени и пространства, что дает нам право назвать поэта «крестьянским Тютчевым». Ибо среди повседневной суеты и забот о хлебе насущном тянулся поэт к высшей материн, к духовному прозрению:

Что ж   будет там, в неведомом мне мире,За этой страшной, тайною чертой?Польется ль жизнь спокойнее и ширеВ пространстве светлом вечности немой?

Иль будет тьма мертвящая и этаНемая тишь и бездна пустоты?Ни чувств, ни слов, ни времени, ни света.Ни мимолетной радостной мечты…

Расширяя привычный крут тем, Иван Суриков занимается стихотворным переложением сказок Андерсена, переводит польских поэтов Мицкевича и Одынца. В свое время профессор И. Н. Розанов уже обратил внимание на то, что у Сурикова «диапазон его тем и его жанров шире, чем у его предшественников Кольцова и Никитина» [10]. Начиная с 1875 года ширится и общественное воздействие его поэзии. Отклики на его творчество появлялись в различных газетах и журналах по всей стране: в «Ниве», «Петроградских ведомостях». «Неделе», «Голосе», «Киевском вестнике». «Саратовском листке» и многих других. Подобно герою классической андерсеновской притчи, «гадкий утенок» из угольной лавки превратился в прекрасного лебедя русской поэзии.

Но дни его были уже сочтены, и краткой оказалась его лебединая песня. «Болезнь века» — чахотка, не прошла мимо Сурикова. Последние годы жизни прошли в мучительных страданиях. Все попытки вылечить запущенную болезнь оказались тщетными. Сказывалось и то, что поэт, вопреки рекомендациях врачей, продолжал торговать углем. В мае 1880 года он скончался.

«И горячие к свету стремленья заглушались во мне кулаком», — жаловался поэт в одном из своих неопубликованных стихотворений, но он стойко сносил дары немилосердной судьбы и оставался верен благородной музе сострадания народному горю. Нравственная чистота и альтруизм составляли жизненное кредо поэта. Это подтверждают многочисленные свидетельства его современников. Об этом можно судить и по его собственным словам: «Во всю мою жизнь я никому никогда не переходил никакой дороги, никогда никому не подставлял ноги, чтоб через падение ближнего выиграть время и его опередить; от слабейших посторонился, давал им ход» [11]. Человек искренней, благородной и отзывчивой души, Суриков болезненно реагировал на фальшь как в искусстве, так и в отношениях между людьми: «Главная причина моего неписания стихов это ложь и фразерство, с которым мне в последнее время пришлось познакомиться при моем столкновении со многими редакциями и их сотрудниками» [12]. Но он превозмог и этот барьер и продолжал творить. Без ложного пафоса можно утверждать, что жизнь его стала творческим подвигом. Своей заслугой поэт считал только одно: «Я честно мыслил, и песни мои были искренни».