Читаем без скачивания Господу помолимся - Георгий Чистяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
58
Все то, чем обладает и пользуется нищий, ему не принадлежит, он получил это от кого‑то в дар, ему это дали. «Нищий духом» — это прежде всего сам Иисус, ибо все то, чем Он обладает, тот Дух, который Он посылает Своим ученикам от Отца (Иоанн, 15:26), не Его, но Самого Отца, те духовные богатства, что так изобильно изливаются на человека, когда тот начинает прислушиваться к словам Евангелия, опять‑таки не Его, но Отца. Иисус говорит об этом прямо и недвусмысленно:
«Сын ничего не может делать Сам от Себя, если не увидит Отца, как Тот делает, ибо, что делает Он, то и Сын делает также» (Иоанн, 5:19).
Итак, блажен каждый будет лишь тогда, когда он поймет, что «все, чем мы обладаем, — как говорит митрополит Антоний, — нам дано в дар». Тогда он, возможно, будет кроток и лишен надменности, заносчивости, гордости и самодовольства, иными словами, всех тех качеств, которые нередко бывают присущи людям богатым и чувствующим свою силу, свою исключительность, как, например, богачу из притчи о богатом и Лазаре в Евангелии от Луки (16:19—31), а главное — чист сердцем. Смирение противоположно любоначалию, о котором у Ефрема Сирина говорилось в начале молитвы, стремлению командовать и быть главным.
Богач из упомянутой притчи даже в аду, пребывая в мучениях, не в силах отказать-
59
ся от привычки распоряжаться. Он просит праотца Авраама послать к нему нищего Лазаря, «чтобы он омочил конец пальца своего в воде и прохладил язык мой», то есть не просто умоляет о помощи, но говорит, через кого и каким образом следует подать ему эту помощь. Нищий же распоряжаться не привык, любоначалие ему чуждо, он кроток. Нищий взывает к Богу, и Тот его слышит, он блажен, ибо уповает на Бога, и не терпит нужды ни в каком благе, ибо ищет Господа, — об этом говорится в начале псалма 33, не зная который почти невозможно понять выражение «блаженны нищие духом». Этот псалом, согласно обычаю, во многих православных храмах поется во время всенощного бдения в конце вечерни, перед Шестопсалмием, о котором шла речь выше.
Смирение — одно из главных отличающих христианина качеств. Однако абсолютно не прав будет тот, кто видит в смирении покорность и какое‑то рабское стремление быть униженным, считает, что смирение заключается в том, чтобы позволять каждому попирать тебя ногами и командовать тобой. Митрополит Антоний (Блум) любит напоминать своим слушателям о том, что латинское слово «humilitas» (смирение) происходит от «humus» — плодородная земля. Плодородная земля лежит никем не замечаемая… она молчалива, неприметна, темна и,
60
однако же, всегда готова принять в себя, дать плоть и жизнь. Вот в чем смысл смирения, оно связано с постоянной готовностью приносить плод и быть полезным.
Следующее качество — терпение. «Претерпевший же до конца спасется», — дважды говорит Иисус у Матфея.
Дивное Ты показал долготерпение,
Когда воины, смеясь над Тобою,
По приказу неправедного судьи
Ранами язвили
Пречистое тело Твое, —
говорится в акафисте, который читается воскресными вечерами Великого поста во время так называемых пассий, то есть служб, посвященных воспоминанию о Страстях Христовых. Здесь же речь идет о том, что Христос смирил себя перед врагами своими, желая «человека от работы вражей избавити», спасти от рабства и греха. Христос смиряет себя и терпит поношение не для того, чтобы показать свою стойкость (как это нередко делают современные и в ряде случаев далекие от христианства аскеты), а с одной целью — ради человека, о чем напоминает Символ веры: «Нас ради человек и нашего ради спасения». Как говорит апостол Петр: «Христос пострадал за грехи наши, праведник за неправедных» и продолжающий его мысль Павел: «Был предан
61
за грехи наши и воскрес для оправдания нашего».
Последнее качество, которое упоминает Ефрем, — это любовь. «Да любите друг друга, как Я возлюбил вас», — говорит Иисус в Прощальной беседе (Иоанн, 13:34). Любовь — это черта, по которой можно узнать христианина, главное в учении Иисуса, о чем, в общем, знает каждый. В цитированном месте из Прощальной беседы важно другое: Иисус дает своим ученикам новую заповедь — «любить друг друга»; но не просто любить, а любить, как возлюбил их Он Сам, то есть подражать Ему. Подражание Христу становится тем путем, по которому должен пройти каждый христианин. Вехи его намечаются в молитвах, поющихся или читающихся во время богослужения, а в молитве Ефрема Сирина, быть может, ярче всего.
Далее Ефрем Сирин просит в своей молитве дать силы «видеть мои прегрешения». Это заставляет вспомнить о блудном сыне из Евангелия от Луки (кто не помнит картины Рембрандта из Эрмитажа!), который, собираясь вернуться к отцу, думает, как он скажет «Отче, я согрешил против неба и пред Тобою, и уж недостоин называться сыном Твоим».
Для того чтобы каяться, необходимо не просто расплакаться, а уразуметь, в чем заключается грех, «увидеть» его, как говорит
62
Ефрем. Наконец, последнее прошение в молитве у Ефрема: «И не осуждать брата моего». Эти слова, без сомнения, навеяны Нагорной проповедью, тем местом, где Иисусговорит: «Что ты смотришь на соринку в глазу брата твоего, а бревна в своем глазу не замечаешь? Или как скажешь брату твоему: «Дай, я выну соринку из глаза твоего», а у тебя бревно в глазу?» (Матфей, 7: 3—4).
Иногда приходится слышать, что в храме мало и редко читается Евангелие, а звучат молитвы, к Иисусу отношения не имеющие. Анализ молитвы Ефрема Сирина показывает, что это не так: его молитва вся целиком и полностью вырастает из Евангелия и ничего, кроме почерпнутых из него формул, в себе не содержит.
63
Свете тихий
Говоря о жизни первых христиан («учеников», как называли себя они сами) в Иерусалиме, евангелист Лука в «Деяниях Апостолов» рассказывает, что они каждый день единодушно пребывали в храме, а дома преломляли хлеб и проводили дни, хваля Бога, в веселии и простоте сердца. В библейском иврите слова «радость» и «веселие» очень близки по смыслу и, как правило, употребляются вместе, как в псалме 50: «Слуху моему даруй радость и веселие» или в заключительном стихе псалма 31: «Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные, торжествуйте, все правые сердцем».
Вместе звучат два эти слова и в Нагорной проповеди Иисуса (Матфей, 5:12), текст которой, как весь Новый Завет, дошёл до нас на греческом, хотя в первоначальном варианте она звучала по–арамейски: «Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша велика на небесах», в настоящее время эти слова звучат в начале литургии Иоанна Златоуста, когда хор поет начальные слова
63
Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом…» и т. д.
Именно «простота сердца» отличает песнопения этой эпохи, насколько мы о них можем судить, сохранились они плохо, так как, считая, что молятся не уста, а сердце, «ученики» далеко не всегда записывали свои молитвы. Отдельные строки из этих гимнов сохранил апостол Павел, он цитирует их в своих посланиях. (1 Тимофей, 3:16):
Он явился во плоти,
Оправдался в Духе,
Открылся ангелам,
Проповедан был в народах,
Принят верою в мире
И вознёсся во славе.
Речь, разумеется, идет о Христе: в первой строке о Рождестве, во второй — о Крещении, в третьей — об искушении в пустыне, ибо у Матфея рассказ об искушении Иисуса (4:11) заканчивается словами: «И вот ангелы приступили и служили ему». Далее говорится о проповеди апостолов, об обращении в христианство верующих и Вознесении. Гимн этот написан не стихами, а слегка ритмизированной прозой. «Простота сердца» определяет и форму такого гимна, до предела простую, но в этой простоте нет ничего общего с протестантизмом Жана Кальвина (1509—1564), исключив-
65
шим из храма ради возвращения к истокам христианства и орган, и пение.
«Простота сердца» — не суровая, она полна радости и веселья. Но почему же тогда поэты первых христиан отказались от стихотворной формы? Дело в том, что первые гимны писались в дополнение к Псалмам Давидовым, пение которых составляло основу для общей молитвы; псалмы на греческий язык переведены дословно и поэтому прозой. При пении прозаический текст неминуемо разбивается на какие‑то ритмические единицы, на приблизительно равные по длительности звучания строки и таким образом превращается в так называемый свободный стих, или верлибр.
В еврейском оригинале псалмы были стихами, а стихи от прозы отличаются совсем не ритмической организацией текста и не наличием рифмы, которой к тому же в те времена еще не было ни у греков, ни у римлян, а прежде всего самим их языком. Вот как об этом писал французский лингвист Цветан Тодоров:
«Поэтический язык не только ничего общего не имеет с правильным употреблением языка, он является его противоположностью. Его сущность сводится к нарушению принятых языковых норм».
