Читаем без скачивания Под осенней звездой - Кнут Гамсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот ведь дожил до седых волос, а плетешь такой вздор, – сказал он.
Бог весть, может быть, Гринхусен и прав. Сам он уже дедушка, по его рыжие волосы даже не тронуты сединой…
А на сеновале, кажется, завелись привидения. Кто еще мог прибрать там и навести уют? Мы с Гринхусеном спали порознь, я купил себе два одеяла, а он всегда спал одетый, валился на сено, в чем был после работы. И вот кто-то застелил мою постель одеялами без единой морщинки, так что любо глядеть. Может, это сделала одна из служанок, чтобы научить меня аккуратности. Ну и пусть, мне все равно.
Теперь нужно пропилить дырку в полу н а втором этаже, но хозяйка велела мне подождать до завтрашнего утра; пастор уйдет к прихожанам, и я ему не помешаю. Но и на другое утро дело опять пришлось отложить, потому что фрекен Элисабет надумала идти в лавку и накупить всякой всячины, а я должен был отнести покупки домой.
– Хорошо, – сказал я. – Вы идите вперед, а я приду следом.
Милая девушка, неужели она готова терпеть мое общество?
Она спросила:
– А ты найдешь дорогу?
– Конечно. Я уже не раз бывал в лавке. Мы по купаем там себе еду.
Я был весь перепачкан глиной и не мог идти в таком виде у всех на глазах, поэтому брюки я сменил, а блузу оставил, какая на мне была. И отправился вслед за ней. До лавки было с полмили; в конце пути я время от времени видел впереди себя фрекен Элисабет, но нарочно замедлял шаг, чтобы не догнать ее. Один раз она обернулась; я съежился и дальше шел опушкой леса.
Фрекен осталась у подруги, которая жила поблизо сти от лавки, а я к полудню вернулся домой с покуп ками. Меня позвали на кухню обедать. Дом словно вымер; Харальд куда-то ушел, девушки гладили белье, только Олина возилась у плиты.
После обеда я поднялся наверх и начал пилить от верстие в полу.
– Пойди сюда, помоги мне, – сказала хозяйка я повела меня за собой.
Мы прошли через кабинет пастора в спальню.
– Я решила передвинуть свою кровать, – сказала хозяйка. – Она стоит слишком близко от печки, и зимой мне жарко спать.
Мы передвинули кровать к окну.
– Как по-твоему, теперь будет лучше? Не так жар ко? – спросила она.
Я невольно взглянул на нее, а она бросила на меня искоса лукавый взгляд. Ах! От ее близости я совсем потерял голову и слышал лишь, как она прошептала:
– Сумасшедший! Ой, нет, милый, милый… дверь…
А потом она только шептала мое имя…
Я пропилил отверстие в полу коридора и закончил работу, а хозяйка не отходила от меня ни на минуту. Ей так хотелось поговорить со мной по душам, она то смеялась, то плакала.
Я спросил:
– А картину над вашей кроватью не надо переве сить?
– Пожалуй, ты прав, – ответила она.
XI
Трубы проложены, краны ввинчены; вода сильной струей потекла в раковины. Гринхусен снова раздобыл где-то инструмент, мы заделали дыры, а еще через два дня закопали канавы, и на этом наша работа у пастора кончилась. Пастор остался нами доволен, он х o тел даже вывесить на красном столбе объявление, что два ма стера-водопроводчика предлагают свои услуги; но уже поздняя осень, земля вот-вот замерзнет, и работы для нас больше нет. Мы только просим пастора вспомнить о нас весной.
А теперь мы идем на соседний хутор копать кар тошку. Пастор взял с нас обещание, что в случае на добности мы снова к нему вернемся.
На новом месте оказалось много людей, мы не ску чали, жилось нам там хорошо и весело. Но работы едва могло хватить на неделю, а там предстояло искать что– нибудь еще.
Однажды вечером пришел пастор и предложил мне наняться к нему в работники. Это было соблазнительно, но я поразмыслил и все-таки отказался. Мне хотелось бродить по свету, быть вольной птицей, жить случай ными заработками, ночевать под открытым небом и немножко удивляться самому себе. Когда мы копали картошку, я познакомился с одним человеком и решил уйти с ним вдвоем, а Гринхусена бросить. У нас с ним было много общего, и, судя по всему, он был хороший работник; звали его Ларс Фалькбергет, но он называл себя Фалькенбергом.
Мы работали под началом у молодого Эрика, и о н же отвозил картошку на хутор. Этот красивый двадца тилетний парень, очень крепкий и сильный для своих лет, держался заносчиво, потому что у его отца был собственный хутор. Между ним и дочкой пастора что-то было, так как однажды она пришла на картофельное поле и долго с ним разговаривала. А потом, уже со бравшись уходить, заговорила со мной и сказала, что Олина начала привыкать к водопроводу.
– А вы сами? – спросил я.
Она из вежливости что-то ответила, но я видел, что ей неприятно со мной разговаривать.
Она была такая красивая в новом светлом пальто, которое очень шло к ее голубым глазам…
На другой день с Эриком случилась беда, лошадь понесла и долго волочила его по земле, а потом рас шибла о забор. Он сильно пострадал и, когда опом нился, сразу стал харкать кровью. Фалькенбергу при шлось занять его место.
Я сделал вид, будто это несчастье очень меня огорчило, молчал и хмурился не хуже остальных, но в душе ничуть не печалился. Конечно, у меня не было ника ких надежд на успех у фрекен Элисабет, но человек, который стоял на моем пути, теперь не мог мне по мешать.
Вечером я пошел на кладбище, сел там и стал ждать. «Вот если б сейчас пришла фрекен Элисабет!» – думал я. Через четверть часа она в самом деле пришла, я вскочил и сделал вид, будто хочу уйти, но от растерян ности не могу шагу сделать. И вдруг вся моя хитрость мне изменила, я потерял самообладание, потому что она была так близко, и сказал, сам того не желая:
– Эрик… с ним вчера случилось такое несчастье.
– Я знаю, – сказала она.
– Он разбился.
– Ну да, разбился. Но почему ты мне это гово ришь?
– Мне казалось… нет, сам не знаю. Ничего, он ведь поправится. И все снова будет хорошо.
– Да, да, конечно.
Пауза.
Похоже было, что ей нранилось меня поддразнивать.
Вдруг она сказала с улыбкой:
– Ты такой странный. Зачем ты ходишь по вечерам в такую даль и сидишь здесь?
– Просто у меня такая привычка. Коротаю время перед сном.
– И не боишься?
Ее насмешка заставила меня опомниться, я вновь обрел почву под ногами и ответил:
– Если мне чего-нибудь и хочется, так это снова выучиться дрожать.
– Дрожать! Значит, и ты читал эту страшную сказку! Где же?
– Уж и не припомню. В какой-то книжке, которая случайно попала мне в руки.
Пауза.
– А почему ты не захотел наняться к нам в работ ники?
– Это не по мне. Я хочу уйти отсюда вместе с од ним человеком.
– Куда же вы пойдете?
– Не знаю. На восход или на закат, все равно. Та кие уж мы бродяги.
Пауза.
– А жаль, – сказала она. – Нет, я не то хотела сказать, просто ты не должен был… Но говори же, что с Эриком. Ведь я для этого и пришла.
– Боюсь, что дела его плохи.
– А что говорит доктор, он поправится?
– Говорит, поправится. Но кто его знает.
– Ну что ж, спокойной ночи.
Ах, будь я молод, и богат, и красив, и знаменит, и учен… Она уходит…
В тот вечер я нашел на кладбище подходящий но готь и спрятал его в карман. Потом я постоял немного, озираясь, прислушался – вокруг было тихо. Никто не крикнул: «Это мое!»
XII
Мы с Фалькенбергом отправились в путь. Холод ный осенний вечер, высоко в небе мерцают звезды. Я уговорил Фалькенберга пойти мимо кладбища, – как это ни смешно, мне хочется видеть, горит ли свет в одном из окошек пасторской усадьбы. Будь я молод, и богат, и…
Мы шли час за часом, ноша у нас была легка, и мы, двое бродяг, еще не знали друг друга, нам было о чем поболтать. Позади осталась одна лавка, потом другая, и в вечерних сумерках мы увидели шпиль приходской церкви.
По привычке я хотел и тут заглянуть на кладбище и сказал:
– А не заночевать ли нам здесь?
– Что за глупости! – сказал Фалькенберг. – Сена полно во всяком сарае, а прогонят из сарая, лучше уж спать в лесу.
И он снова пошел вперед.
Ему было за тридцать, он был высок ростом и хоро шо сложен, но слегка сутулился и носил длинные, закру ченные книзу усы. Говорил он мало и неохотно, был неглуп, ловок, обладал красивым голосом, хорошо пел и вообще совсем не походил на Гринхусена. В своей речи он невероятным образом смешивал трённелагский и вальдреский говоры, а иной раз ввернет и шведское словечко, так что нельзя угадать, откуда же он родом.
Мы пришли на какой-то хутор, где собаки встретили нас лаем, и, поскольку там никто еще не ложился, Фаль кенберг попросил позвать кого-нибудь из хозяев. Вышел молодой парень.
– Не найдется ли для нас работы?
– Нет.
– Но ведь изгородь у дороги, того и гляди, упадет, не хотите ли ее поправить?
– Нет. Уже осень, сами сидим без дела.
– А можно у вас переночевать?
– К сожалению…
– Хоть на сеновале…
– Нет, там спят служанки.
– Вот сукин сын, – пробормотал Фалькенберг, ухо дя со двора.
Мы пошли без дороги, через лесок, присматривая место для ночлега.