Читаем без скачивания Россия, общий вагон - Наталья Ключарева

В Дудках все от мала до велика, даже его собственные ученики (за глаза, конечно), называли Александра Анатольевича Блаженным Сашенькой. Репутацию блаженного Саша снискал два года назад, когда вернулся в родные Дудки из Ярославского педагогического университета и ужаснулся.

- Если у вас есть время - у Никиты время было всегда, - я вам проведу экскурсию по нашему гетто. Мы тут живем на бактериологическом Везувии. Вы не смейтесь! Поселок Дудки - это бомба, пострашнее Аль-Каиды!

Высшее образование сказывалось в Сашиной речи обилием метафор.

Поселок Дудки был построен вокруг туберкулезной больницы. Время и дикий капитализм подточили бетонный забор, ограждавший здоровых дудкинцев от пациентов диспансера. Больные хлынули в поселок. Бритые черепа и татуированные плечи замелькали в непосредственной близости от сонных поселковых красавиц. Красавицы тоже стали покашливать и выпивать с немногословными носителями заразы.

Жизнь и смерть в поселке Дудки вступили в странный симбиоз. Бывший морг как единственное помещение с холодильником переоборудовали в продовольственный магазин. Трупы увозили в соседний населенный пункт на микроавтобусе. На обратном пути автобус загружали продуктами для дудкинского сельпо.

А еще в поселке Дудки была свалка. Прямо на живописном берегу Волги. На свалке потомство сонных красавиц и пациентов туберкулезной лечебницы играло с капельницами и шприцами.

- По инструкции, они должны сжигать использованные приборы! - кипятился Саша Агаджанов, единственный человек, не разделявший всеобщего фатализма. - Там же кровь! Все инфицировано! Легионы палочек Коха! Я уже не говорю о детях, но пойдут дожди посильнее - и все это смоет в Волгу! Будет катастрофа на несколько областей! Это диверсия! Это чахоточный Чернобыль!

Никита уже начинал чувствовать, как вездесущая зараза просачивается сквозь подошвы и жадно вгрызается в его организм. Особенно впечатляли «легионы палочек Коха», которые, казалось, печатали шаг по кривым дудкинским улицам и глумливо салютовали одинокому трибуну, застывшему на вершине свалки в позе античного отчаянья.

Однако на самом деле в Дудках все было спокойно. Отрешенная барышня в малиновой куртке влекла мимо свалки чумазое дитя. Увидев, что отпрыск измазался в конфете, красавица присела на корточки, зачерпнула воды из лужи и стала умывать ребенка.

- Вы с ума сошли! Это же антисанитария! - прыгнул к заботливой матери Агаджанов.

- Сам ты антисанитария! - флегматично отмахнулась девушка. - Ты мне ребенка заделал? Не ты! Вот и отдыхай. Свалился на голову! Санитария блаженная!

Из-за руин больничного забора возникло неопределенного пола существо в белом халате.

- Сашка! Ирод! Ты кого опять на свалку приволок?! Чтоб тебя черти в ад забрали!

- Зачем вы так, Ольга Ивановна! Зачем чертей сулите? - горько отвечал Агаджанов. - Я же о вас забочусь! О вашем здоровье и здоровье ваших детей!

- Пошел ты! Заботливый! Женись! И жену воспитывай! А от меня отстань! Никакой жизни от него! - Ольга Ивановна Потебенько, которую все в Дудках для краткости звали Поебенькой, выругалась и продолжила путь к гастроному.

- Если такое равнодушие со стороны старшей медицинской сестры, чего же ждать от остального персонала и тем более больных! - печально резюмировал Саша.

Через полчаса Никита, присевший на крыльцо больницы, был уже в курсе всей Сашиной эпопеи. Истосковавшийся по внимательному слушателю, он вываливал из кожаного портфеля на колени Никите груды писем и официальных запросов во все органы власти.

Саша бился не только за строительство забора и ликвидацию опасной свалки. Саша требовал, чтобы в поселок провели телефон, чтобы в Дудках появился свой участковый, чтобы все жители были подвергнуты обязательной вакцинации. Заботило его и «просвещение населения в области личной гигиены и культуры речи». И издание брошюры «Меры профилактики при контакте с больными туберкулезом». Много тем затрагивал молодой учитель в своей бурной, хотя и односторонней переписке с государством.

Довольно быстро Никита потерял нить рассказа. Хождения по приемным сливались в одну бесконечную песню с рефреном «но мне отказали».

И тут у них над головами грянул гром.

- Все компромат собираешь?! - рявкнул главный врач Степан Саввович, уже несколько минут слушавший сбивчивый Сашин рассказ. - А это кто? Почему посторонние на территории больницы?!

- Степан Саввович, ваши больные по всему поселку расхаживают, значит, и посторонний может на территорию пройти. Забор-то давно починить надо, - вкрадчиво парировал Агаджанов. - К тому же это не посторонний. Это журналист.

Никита удивленно прислушался.

- Еще чего не хватало! Журналюг начал таскать! Совсем рехнулся? Или, может, на выборы собираешься? - загрохотал Степан Саввович. - Что за журналист? Имя!

- Арамис, - серьезно и важно ответил Никита.

- Что-что? - главврач от удивления растерял весь гнев.

- Арамис Ростиславский. Газета «Культура Курбы». Специальный корреспондент. - Никита потряс остолбеневшего Степана Саввовича за увесистую ладонь. И пользуясь его временной дезориентацией, строго спросил:

- Когда забор восстановите?

Агаджанов восхищенно присвистнул. Главный врач улыбнулся:

- Забор здесь абсолютно ни при чем. Это только Агаджанов у нас думает, что палочки Коха, дойдя до забора, будут разворачиваться и дисциплинированно возвращаться обратно. А палочки Коха так не думают! Они через любой забор преспокойно переправляются! И если бы Агаджанов что-нибудь смыслил в медицине, он бы зря воздух не сотрясал. Так и напишите в своем… хм… издании!

- Так не в этом же дело! Ведь больные проходят! Беспрепятственно! Степан Саввович, куда же вы! - тщетно взывал Сашенька к широкой спине главврача, исчезавшего в недрах чахоточного Чернобыля.

- Между прочим, - неожиданно обернулся Степан Саввович, - у меня две дочери туберкулезом тут заразились. И сам я. От судьбы не уйдешь. И забором не отгородишься!

Тяжелая дверь захлопнулась.

- Ничего не хотят слушать! Фаталисты! - убитый горем Саша опустился на щербатые ступеньки и стал скорбно собирать в портфель рассыпанные письма. - Не хотят жить по-человечески! Хотят помереть! И помрут! Все до единого! И детей погубят!

Но Александр Анатольевич Агаджанов из поселка Дудки был не из тех, кого неудачи заставляют опускать руки. Несколько месяцев он потом регулярно звонил Никите, за что-то долго благодарил и пламенно рассказывал об очередных попытках вернуть дудкинцам достойную жизнь.

Со временем Саша сам поверил в свою сказку про журналиста и искренне взывал к Никите как к представителю «четвертой власти». Никита обещал «содействовать», и Саша с новыми силами отправлялся на борьбу с туберкулезными мельницами.

А через полгода Никите позвонила незнакомая женщина и голосом, лишенным эмоций, сказала, что Сашу убили.

- Ну, кто-кто. Один из больных. Они же почти все тут уголовники. К сестре к его ходил. Сашка ей мозги все мылил, мол, смотри, заразишься… Блаженный он у нас был, сами, небось, знаете. Ну, она и заболела. Сашка, дурачок, прибежал к ним в комнату, когда тот у нее сидел, и стал выгонять его. А тот пьяный. Сгинь, говорит, пока не разозлил. А Сашка не уходит. Ну, тот его и

пырнул пару раз. Два дня умирал. Все сокрушался, что не успел вам рассказать «важную вещь одну»… Да я почем знаю, какую. Его разберешь разве с его бумажками. Вроде как денег ему обещал кто-то на этот его забор треклятый. Скажи, говорит, журналисту, пусть напишет, что мы победили… Я-то? Ну, кто-кто… Да мать его…

9

- В твоей жизни слишком много людей! - Аля зажигала масло лаванды, помогающее от стресса. - Ты перенаселен, как Китай! Всех не прокормишь. Души не хватит. Пора уже остановиться. Прекрати эти свои экспедиции! Они тебя угробят. Не жилось ему спокойно, надо было запороться в какие-то Дудки! Чтобы теперь сидеть и оплакивать невинно убиенного географа, которого видел раз в жизни!

- Ты не понимаешь…

- Нет, я понимаю! Я прекрасно понимаю, что ты идиот! Россию он ищет! Твоя Россия в тебе!

- Нет. Она в других. В их историях. В твоей истории с пропавшим мужем и «Division bell». В этой женщине, прочитавшей в американской книжке, что надо всегда улыбаться. В глухой бабе Нюре, которая до сих пор живет при Горбачеве, потому что в восемьдесят шестом году у нее сгорел телевизор…

- А почему Россия не может быть и в тебе? Раз она в нас? Почему ты ищешь чужие России? Тебе своей мало? Или ты думаешь, что свою изучил уже вдоль и поперек?

- Не знаю. О своей я как-то не думал.

- Потому что дурак! С собой незнаком, а лезет к людям знакомиться. Россия в тебе. И весь мир тоже. Когда ты это поймешь, ты перестанешь болтаться по свету, как цыганский табор, и займешься наконец делом!

- Каким?

- Собой, разумеется!

Аромотерапия и воспитательные беседы никак не помогали Никите вернуться в себя. И тут Аля вспомнила, что сегодня у них с Алешей - трехлетний «юбилей». По этому поводу тихий программист был послан в магазин за бутылкой водки.