Читаем без скачивания Королева Виктория. Женщина-эпоха - Наталья Павлищева

Бедная Каролина была невиновата в том, что у собственных родителей до дочери попросту не доходили руки, все время тратилось на ссоры. Девушка росла, как сорная трава в «здоровом» обществе прислуги, да еще и рядом с буйно-помешанными братьями (семейство Брауншвейгских славилось умственными расстройствами).

Будущую королеву приучили мыться ежедневно, менять белье и носить наряды, подходящие по цвету, научили больше молчать, смеяться, только когда смеются остальные, и не использовать румяна, поскольку собственные щеки и без того были ярко-красными.

Но, даже отмыв, переодев и причесав, не смогли изменить натуру, для этого требовался муж совсем не такой, какой ей достался. Каролина была объектом насмешек всюду, где бы ни появлялась, она оставалась чужой, не удосужившись нормально выучить английский язык и разговаривая на нем с немыслимым количеством ошибок. Но главное, для чего ее привезли в Англию – рождение ребенка – выполнила. Девочку назвали Шарлоттой. Это тоже был никому не нужный ребенок.

Георг ненавидел жену, называя гнуснейшей заразой из всех, какими когда-либо был проклят этот мир. Они разъехались по разным домам и жили врозь, когда Каролина решила, что если мужу можно иметь любовниц, то почему же ей нельзя любовников? И отплатила Георгу-младшему той же монетой сполна, принц оценил, каково это быть рогатым. Скандал следовал за скандалом, принцесса натворила много чего и, в конце концов, была обвинена в рождении незаконного ребенка. Это давало Георгу повод с ней развестись.

Но проведенное расследование вины Каролины не обнаружило, а самой принцессе надоела Англия, и она укатила людей посмотреть и себя показать всей Европе. В следующие годы Европа немало насмотрелась, вернее, надивилась на будущую английскую королеву, ведь развод-то так и не состоялся. Каролина вернулась в Лондон, как только узнала, что вообще-то является женой короля, но короноваться ей просто не позволили, а чуть позже женщина как-то уж очень своевременно вдруг скончалась, притом что всегда отличалась завидным здоровьем и отменным аппетитом.

Больший ущерб авторитету монархии, чем эти двое, нанести было просто невозможно. Развратный пьяница, не вылезающий из долгов, и распутная грубая баба без мозгов в голове едва ли могли стать популярной королевской четой. При одном упоминании о королевской семье многие англичане начинали либо плеваться, либо отпускать крайне неуважительные шуточки. Авторитет монархии упал до нижнего предела.

Свою лепту внесли и братья Георга, особенно отличился Эрнст Август герцог Камберлендский, про которого говорили, что он убил собственного лакея и сожительствовал с сестрой. При мысли, что в будущем королем может стать одноглазый Эрнст (он потерял левый глаз на войне с Наполеоном), страна приходила в шоковое состояние. Пожалуй, самым безобидным из братьев был отец Дрины Эдвард Август, столь рано умерший. Лишь он не замечен в буйных попойках или разврате, любовницу, конечно, имел, но только до женитьбы и постоянную, что сродни супруге.

От неудачного брака у Георга осталась дочь Шарлотта и стойкое отвращение к германским принцессам. Дочь нравом отчасти удалась в мать, а потому доставила отцу немало беспокойства. Она то и дело влюблялась и даже дала согласие на брак, но потом помолвку расторгла, на ее и англичан счастье, принцесса все же вышла замуж по любви за принца Леопольда Саксен-Кобургского, немыслимого красавца и боевого генерала русской армии, чей портрет не зря красовался в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге.

Но принцессу, конечно, привлекали не военные заслуги принца, а его внешность и обаяние, даже Наполеон Бонапарт говорил, что более красивого молодого человека он не встречал. Шарлотта была влюблена, а потому стала послушной. К чести принца, он сумел взять в руки свою взбалмошную супругу, и пара была очень популярной в Англии. Но счастье длилось недолго, первые двое детей оказались нежизнеспособны, а, не родив третьего, Шарлотта скончалась.

Вот и получилось, что Георг IV в старости оказался одинок, болен и несчастен. А его наследницей кроме бездетных братьев получалась только племянница – дочь Эдуарда Августа герцога Кентского Александрина-Виктория. Но то, что она племянница и Леопольда (герцогиня Кентская была сестрой принца), не добавляло девочке приятности в глазах короля. Александрина-Виктория дочь принцессы из Брауншвейгского рода, этим все сказано. Наверное, Георг и сам не смог бы объяснить, чем провинилась перед ним маленькая девочка, но видеть ее мать просто не желал, и, пока мог, этого предпочитал не делать, как бы герцогиня Кентская ни старалась попасться на глаза.

Король стоял у окна Виндзорского замка и любовался видами. В то утро у Георга было прекрасное настроение, бок почти не колол, во рту не горчило, голова не трещала, просто случилось так, что в предыдущий день он почти не пил, да и всю неделю тоже. Необычно, конечно, но надо же дать отдых своему потрепанному организму.

Вдруг на глаза ему попалась собственная сестра Мария герцогиня Глостерская, держащая за руку симпатичного ребенка. Очаровательная девочка была маленькой, упитанной и похожа на ангелочка.

– Кто это?

Леди Каннингем, бывшая в то время любовницей короля, удивленно пожала плечами:

– Герцогиня Глостерская.

– Нет, ребенок! Что это за ребенок?

Выглянув в окно, леди Каннингем рассмеялась:

– Ваше величество, это ваша племянница и наследница престола Александрина-Виктория.

– Что вы говорите? Приведите-ка ее сюда.

Подивившись чудачествам короля, еще вчера старательно не замечавшего племянницу и ее мать, леди все же распорядилась, чтобы одна из дам позвала девочку, конечно, вместе с герцогиней Глостерской.

Король успел отойти от окна к своему креслу, а потому не видел, что к дочери подошла и ее мать герцогиня Кентская, не то, возможно, успел бы отменить свое приказание.

Требование Георга IV привести к нему племянницу, привело герцогиню Кентскую в состояние близкое к обмороку. Быстро оглядев дочь и поправив несколько складочек на ее далеко не новом платье, герцогиня почти потащила дочь к входу во дворец, на ходу напоминая:

– Ты должна… ты не должна… не забудь… не вздумай…

В ответ слышалось привычное:

– Да, мама…

Конечно, семилетняя девочка, увидев короля вблизи, забыла почти все наставления матери, но вышколенная и привыкшая всегда и во всем сдерживаться, она невольно повела себя «правильно».

У короля все же было великолепное настроение, даже появление вместе с Александриной-Викторией ее матери герцогини Кентской положения не испортило. Георг протянул принцессе руку:

– Дай мне свою лапку.

Для ребенка, привыкшего к строгим правилам приличного обращения, такая вольность со стороны монарха была подобна грому среди ясного неба. Она впервые видела такое сочетание превосходных манер и свободного обращения. Дрине и в голову не приходило, что она для короля, по сути, никто, потому и так естественно его поведение. Наследница? Как сказать… Да и какая разница, кто будет ему наследовать, когда его самого уже не будет на свете. К тому же принцесса была наследницей второй очереди, первым стоял брат короля герцог Йоркский, потом герцог Кларенский, за ним еще были братья и сестры, хотя парламент назвал следующей за Вильгельмом герцогом Кларенским эту малышку, это мало что пока значило.

Рука у короля была полная, мягкая, но достаточно крепкая.

– Поцелуй меня…

Король поставил семилетней племяннице щеку. Девочка обняла дядюшку-короля за шею и прикоснулась к его щеке губами. Он неловкого движения ее руки парик чуть съехал, но ни Георг, ни она сама не заметили.

Парик пах пылью, вблизи стало заметно, что он уже весьма потрепан, даже слишком потрепан, чтобы это было приличным, а щека короля замазана толстым слоем румян. Кроме того, и щека, и шея, и вообще весь король был мягким, оплывшим, каким-то студенистым… Двойной подбородок просто колыхался в пределах высокого воротника, мешки под глазами вблизи стали особенно заметны.

Но девочке не до того, только много позже она вспомнит этот запах пыли и грима, а тогда манеры короля, его чувство собственного достоинства, его доброта очаровали Дрину. Тем более за поцелуем последовал щедрый дар – леди Каннингем по его просьбе принесла и приколола принцессе крошечную миниатюру с портретом короля, украшенную бриллиантами и голубой лентой.

Герцогиня замерла, такой дар означал, что король признает ее дочь принцессой и принимает в число своих близких.

Король что-то спрашивал, Дрина отвечала, ее ответы вызывали улыбку и новые вопросы Георга. Герцогиню не пригласили ближе, сколько ни прислушивалась, ничего разобрать не удавалось, потому приходилось довольствоваться только тем, что видела.

Наконец, король дал знак, что принцесса может идти.

Низкий столько раз репетированный реверанс пришелся кстати. Рядом с растянутыми уголками губ приседала мать…