Читаем без скачивания Шашлык на свежем воздухе - Николай Самохин

— А что, а? — завертел головой Яшкин. — Все в норме, старик. Было дело — кошка съела. Все хорошо кончается, что не кончается в вытрезвителе. Шик каламбурчик, а?

— Ну ладно, — махнул рукой Гришкин. — В общем, послезавтра приходи к Машкину. Чай будем пить.

— Крепкий? — подмигнул Яшкин.

— Я вот тебе дам, — сказал Гришкин и погрозил Яшкину кулаком.

Яшкин позвонил Пашкину по телефону.

— Привет, Пашкин! — крикнул он. — Это Яшкин. Ты что завтра делаешь? В театр идешь? Ой, держите меня! Зачем? На театральный се-сон? Шик каламбурчик, а? Ну вот что, ты это брось. Завтра все собираемся у Машкина. На чай. Понял?

— Заметано, — сказал догадливый Пашкин. — Я Кошкина приведу.

Мы встретились с Мишкиным в понедельник.

— Доброе утро! — поздоровался я.

— Хе! — иронически сказал Мишкин.

Он сидел за столом, левой рукой закрывал фиолетовую гулю над глазом, а правой писал заявление на Машкина в товарищеский суд…

НЕПРОДАЮЩИЙ И ПРОДАЮЩИЙ

Не знаю, может, бывают совсем никудышные елки, но этой почему-то все восхищались.

— Ах, какая милая елочка! — разулыбалась шедшая навстречу дама. — Не продаете?

— Что вы! — сказал я. — С таким трудом достал.

— Жаль, жаль, — потухла дама.

Потом меня заприметили, видимо, молодожены. Они долго шли следом и шептались. Наконец молодой человек решился. Догнал меня и, смущенно откашлявшись, спросил:

— Извините, где елочку брали?

— Там уж нет, — сочувственно сказал я.

— А эту не уступите? — залился краской молодой человек. — Жене очень понравилась.

— Эх, браток! — вздохнул я. — И рад бы, да свой карапуз дома ждет.

После молодоженов откуда-то из подворотни вывернулся плечистый мужчина. Этот сразу схватился за комель и скомандовал:

— Продай!

— Сам купил, — сказал я, прижимая елку к груди.

— Бери, что хочешь! — не отступал мужчина.

Мне ничего не требовалось. Я выдернул елку и убыстрил шаг. Мужчина долго еще шел за мной и клянчил:

— Может, договоримся, а, хозяин? Недалеко от дома меня окружила целая толпа. Задние спрашивали:

— Что там, елки продают?

— Витя! — кричала какая-то женщина. — Плюнь на него — переплати рублевку!

Я с трудом взобрался на пустые ящики и закричал:

— Граждане! Елка не продается! Что вы делаете! Не ломайте ветки!

Меня, ворча, отпустили.

…Я потихоньку открыл свою квартиру и увидел жену и сына, восторженно прыгающих… вокруг елки.

— Нам повезло! — сияя, сказала жена. — С трудом уговорила одного прохожего уступить!..

— Не беда, — пробормотал я, пятясь к двери. — Пустяки. Сейчас я все устрою.

Я вышел и схватил за рукав первого встречного:

— Купите елочку! Правда, красавица?

Он подозрительно осмотрел меня и спросил:

— Почем?

— Ерунда, — сказал я. — Полтора рубля.

— Что так мало? — хихикнул он. — На пол-литра не хватает?

Я ринулся навстречу женщине с девочкой.

— Барышня! — сладким голосом сказал я. — Смотри, какая елка! Пусть мама тебе купит!

— Пошли, пошли, детка! — испуганно сказала женщина, увлекая девочку в сторону. — Мы лучше найдем, в магазинчике. Неизвестно еще, где он ее взял.

Некоторое время я топтался на тротуаре и сиротливо тянул:

— Имеется елочка — зеленая иголочка. Лучшая утеха для детей…

Меня старательно обходили.

В конце концов я не выдержал, взмахнул ею, как знаменем, и заорал:

— Граждане! Кому елку?! Налетай! Задаром отдам.

Граждане подняли воротники и бросились врассыпную…

ТОЛЬКО ПРАВДА

Сразу за Туапсе открылось море, и все прилипли к окнам.

— М-да, — общительно сказал толстый дядька из соседнего купе. — Рай! Не то что у нас в Сибири…

— А что у нас в Сибири? — ревниво приподняла брови Милка.

— Известно что, — сказал дядька. — Холод, глушь, тайга дремучая.

Пассажиры залюбопытствовали, окружили сибиряка кольцом.

— М-да, — продолжал дядька, легко овладевая вниманием. — Пойдешь к приятелю рюмочку выпить — держись за веревку. А то унесет к едрене-фене — милиция не разыщет.

— И милиция тоже есть? — изумилась одна из слушательниц.

— Да это я так, — махнул рукой дядька — К слову. Какая там милиция. Закон — тайга, медведь — прокурор.

Милка выскочила в тамбур и плюнула.

— Так рождаются дурацкие басни! — сердито сказал я.

Мы тут же поклялись всем рассказывать про Сибирь только правду.

И уличать бессовестных вралей.

В первый же день на пляже я решительно прервал сивоусого колхозника, нахваливавшего свою Полтавщину, и громко спросил:

— А вы слышали о том, что в Сибири вызревает виноград?

Колхозник, хитро прищурившись, оказал, что про «це» он «не чув». Но зато он «чув» про бананы, которые у нас вырастают здоровенными, «як та ковбаса»…

Все кругом засмеялись и моментально утратили к нам интерес. Мы обиделись и подсели к другой компании. Здесь респектабельного вида мужчина, которого все называли профессором, рассказывал что-то интересное про Аргентину. Импресарио профессора — загорелый молодой человек в усиках, организовывал слушателей. Нам он запросто махнул рукой и спросил:

— Вы откуда?

— Сибиряки, — с достоинством ответили мы.

— Ну так грейтесь, — великодушно разрешил молодой человек. — Двадцать семь в тени.

— Подумаешь! — с вызовом сказал Милка. — А у нас тридцать три!

— Мороза? — уточнил импресарио.

— Жары! — сказал я.

Молодой человек вежливо не поверил.

— У нас — заводы, — сникли мы.

— Институты…

— Миллионный город…

— На каждом углу газвода… Честное слово.

Профессор глянул на нас с досадой. Загорелый молодой человек приложил палец к губам. И все отвернулись.

Я помолчал немного и осторожно кашлянул:

— Конечно, случаются иногда… похолодания.

— Градусов до сорока пяти, — пискнула Милка.

— Запуржит, заметелит, — зловеще сказал я. — Тайга — закон…

— Вечная мерзлота, — осмелела Милка. — На двадцать пять метров в глубину.

Компания зашевелилась. Профессор отставил жаркие страны и сказал:

— Ну-ну… Любопытно.

Молодой человек махнул какой-то парочке и спросил:

— Вы откуда?

— Из Майкопа, — ответили те.

— Садитесь, — сказал наш импресарио. — Послушайте, что люди говорят.

…На следующий день мы появились на пляже независимые и многозначительные, как индейцы. Профессор на прежнем месте врал про свою Аргентину.

— Это что! — нахально сказал я, оттирая его плечом. — Вот у нас в Сибири — глушь, дикость!

— Только сядешь чай пить, а он в окно лезет, — бросила Милка.

— Кто? — истекая любопытством, застонали бывшие слушатели профессора.

— Медведь, конечно, — сказал я. — Белый. Это если утром. А к вечеру бурые начинают попадаться. Бывает, так и не дадут чаю попить.

СЛУШАЙТЕ НАС ЕЖЕДНЕВНО

Только я устроился на тахте в руках с журналом «Для дома, для быта», как знакомый женский голос из радиоприемника сказал: «Начинаем передачу «Это вам, романтики!» И знакомый баритон мягко и вместе с тем тревожно запел:

Романтика!Сколько славных дорог впереди…

Тахта подо мной неуютно заскрипела. Я встал и прошелся по комнате: от окна к двери и обратно. За окном ТУ-104 аккуратно прострочил голубое небо белой ниткой.

Под крылом самолетаО чем-то поетЗеленое море тайги,—

прокомментировал этот факт баритон.

Под крылом самолета, а вернее под расплывшейся строчкой, ни о чем не пели чахлые тополя, магазин «Бакалея-гастрономия» и районный штаб народной дружины по охране общественного порядка.

Я вздохнул и отвернулся.

Ко мне на вокзалНе приходит жена,—пожаловался баритон.

«Ха-ха! Радоваться надо! — мысленно сказал я. — Приди она на вокзал, ты бы далеко не упрыгал! Будь уверен!..»

Я прикрутил радио и вышел за сигаретами.

Когда я вернулся, жена была уже дома.

— Тише! — сказала она и кивнула на радио. — Очень интересная передача — «Для тех, кто в пути».

Я уехала в знойные степи,Ты ушел на разведку в тайгу…—

пел на этот раз женский голос.

«Эх, живут люди! — подумал я, с омерзением ступая по ковровой дорожке. — Он геолог, она геолог. Тропы, перевалы, буреломы… Солнцу и ветру брат… А тут! Сам — технолог, жена — филолог…». Я посмотрел на жену. Она, как ни в чем не бывало, стряпала пельмени.