Читаем без скачивания Любовный узел - Барбара Картленд

В то время Катрина была почти ребенком, но она навсегда запомнила этот разговор.

Теперь она сказала себе, что была слишком нетерпима и чересчур взыскательна. Но в то же время у нее было предчувствие, что она никогда не сможет узнать тетю Люси настолько близко, чтобы выявить скрытые таланты, которыми та обладает. Значит, в данном случае ей придется признать свое поражение.

Было ясно, что ее тетя решительно настроена против того, чтобы Катрина вместе с ними отправилась к герцогу Линдбруку, и это еще больше ухудшило положение дел.

Как стало известно Катрине, этот загородный прием планировался уже давно. И очевидно, ее тетя Люси с нетерпением ждала его. Покупая платья Катрине, она приобрела и для себя несколько новых туалетов.

Катрина слышала, как она разговаривала с продавщицей, которую, по-видимому, хорошо знала:

— Я собираюсь носить эти платья в Линде, когда мы будем гостить у герцога, поэтому они должны быть готовы к следующему четвергу, вы поняли?

— Вы едете в Линд, миледи? Как замечательно!

— Не сомневаюсь, что там будет замечательно, — услышала Катрина самодовольный ответ тетки. — К тому же это будет не совсем обычный визит, поэтому, как вы понимаете, я хочу выглядеть как можно лучше.

— Разумеется, миледи! Мне кажется, вас заинтересует последняя модель, которую мы только что получили. Это платье как раз того же цвета, что и глаза вашей светлости!

И тетя Люси купила еще два голубых платья в придачу к другим туалетам. Катрине пришло в голову, что тете Люси придется гостить в Линде не меньше месяца, если она хочет успеть надеть их все.

Платья, безусловно, были очень красивыми, с пышными изысканными турнюрами, которые за последние четыре года совершенно вытеснили кринолины. Они были сшиты из тончайшей материи, которую, насколько было известно Катрине, привозили из Франции.

Сама Катрина была в восторге от своих новых платьев. Особенно тех, которые отличались более простым и строгим покроем и не были так причудливо отделаны кружевами и оборками, как наряды ее тетки.

Глядя на свои платья, Катрина невольно вспоминала греческие статуи, виденные ею в Афинах. Их изящные каменные облачения пережили столетия, и ни варвары, ни солнце, ни дождь не смогли повредить или разрушить их.

Только когда девушка услышала, как гневно протестует ее тетка, возмущенная намерением мужа взять Катрину с собой в Линд, она осознала, как много этот визит значил для Люси. И у нее возникло смутное ощущение, что это каким-то образом связано с герцогом.

Вплоть до самого последнего дня Люси пыталась убедить лорда Брэнстона оставить Катрину дома.

— Понимаешь ли ты, — говорила она, — что герцог пригласил только самых близких друзей? Все они примерно одного возраста с ним, и у них нет и не может быть никаких общих интересов с Катриной!

Ее муж ничего не отвечал по той простой причине, что уже неоднократно слышал это. К тому же, как и все пожилые мужчины, он терпеть не мог, когда ему перечили, и был полон решимости поступить по-своему.

— Я беру Катрину с собой в Линд, — твердо заявил он наконец, пресекая все дальнейшие разговоры на эту тему. — Как тебе известно, я беседовал с Линдбруком на эту тему и не сомневаюсь, что он уже пригласил какого-нибудь молодого человека, который по возрасту ближе Катрине, чем ты.

Катрина подумала, что это последнее замечание было очень похоже на оскорбление, поэтому не удивилась, когда тетка, оставшись наедине с ней, заявила:

— Тебе очень повезло, что тебя берут в Линд, и я надеюсь, ты это понимаешь и будешь стараться никому не докучать!

— Я попытаюсь, тетя Люси, — ответила Катрина.

— В таком случае держись подальше от герцога и не навязывай свою особу его друзьям.

— Хорошо, тетя Люси.

— Твой дядя вбил себе в голову, что нельзя оставлять тебя одну в доме, хотя я объясняла ему, что многие наши родственники были бы только рады приехать к нам и пожить это время с тобой.

В ее голосе звучало неприкрытое раздражение, и Катрина сочла разумным промолчать.

— Никто не может сказать, — продолжала Люси, — будто я не делаю для тебя всего, что в моих силах. Ни одна дебютантка во всем Лондоне не одета лучше тебя, и, если ты не будешь иметь успеха, не моя в том вина.

— Я очень благодарна вам за все эти чудесные платья, тетя Люси, — сказала Катрина. — И была бы рада остаться дома, лишь бы не огорчать вас.

— Именно это тебе и следовало бы сделать! — оборвала ее Люси. — Но твой дядя твердо намерен взять тебя с собой, и лишь чудо может заставить его изменить решение.

Она посмотрела на племянницу и добавила:

— Как я уже сказала, я сделала все, что могла. И если ты не похожа на обычную дебютантку, остается лишь надеяться, что ты будешь вести себя, как подобает дебютантке!

Она метнула на Катрину взгляд, исполненный откровенной ненависти, и вышла из комнаты, хлопнув за собой дверью.

Катрина вздохнула.

«Это совершенно безнадежно, — подумала она. — Как могу я в угоду тете Люси изменить свою внешность?»

Она поднялась со стула и подошла к огромному, висевшему над камином зеркалу, в котором отражались изящные севрские вазы и массивные часы из позолоченной бронзы, стоявшие на каминной полке.

Девушка принялась внимательно изучать себя в зеркале. Ее огромные глаза глубокого серого цвета, с редким теплым оттенком, напоминавшим окраску грудки голубя, сияли на нежном овальном личике, а волосы были такими светлыми, что ее отец однажды сказал:

— Будь у тебя красные глаза, ты была бы настоящим альбиносом, что было бы просто ужасно!

— Быть может, мне стоит покрасить волосы, папа? — шутя, предложила Катрина.

— Не смей их трогать! — протестующе воскликнул ее отец. — Они так прекрасны и напоминают цветом серебристый жемчужный рассвет в дымке утра. Только художнику пришло бы в голову одарить тебя такой белоснежной кожей и губами цвета мускусной розы!

— Папа, да ты заговорил как поэт! — рассмеялась Катрина.

— Наверное, оттого, что мы с твоей мамой так любим друг друга, у нас неизбежно должен был родиться необычайно красивый ребенок. Хотя, безусловно, это не та традиционная красота, которой восхищается большинство людей!

При этих словах он принялся рассматривать стоявшую на мольберте картину, на которой на фоне синих бархатных портьер была изображена цветущая и несколько вульгарная женщина с волосами с золотистым отливом и голубыми глазами. Это был один из тех традиционных стереотипных портретов, которые ее отец так ненавидел. Но он был написан по заказу голландского консула и изображал его жену. Как было хорошо известно Катрине, эта картина, попав в отличавшийся мишурным великолепием особняк консула, станет вызывать всеобщее восхищение.