Читаем без скачивания Улей 2 (СИ) - Тодорова Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нуждается в нем, и не может себе этого позволить. Компенсирует, как может. Пялится на Адама, впитывая его мощный образ в себя без остатка.
Как огонь мотылька, ее манит его сила.
Ева решает, что это все последствия нервного дня. Ничего необычного. Испытывая стресс, она нуждается в том, чтобы кто-то другой взял его на себя. У Титова это всегда получается. Но она боится привыкания и отказывает себе в нем.
Глаза Исаевой увлажняются. Грудь высоко вздымается, пока из горла не вырывается шумный выдох.
— Зачем ты пришел, Адам?
Он опускает взгляд вниз. Тяжело сглатывает. Сжимает челюсти. Поднимает глаза.
— Это он провожал тебя?
Внутри Евы возникает непонятная дрожь. Скрывая это, она прижимает ладонь к основанию шеи и медленно вдыхает. Чувствует сумасшедшее биение пульса и физическую слабость в теле.
Горит от взгляда Титова.
— Конечно, он, — самостоятельно делает выводы Адам.
Прикрывая рукой глаза, сжимает большим и средним пальцем виски. А Ева наблюдает за ним с нездоровым интересом.
— Значит, ты была с ним весь вечер? — снова смотрит ей в глаза. — Он — твои планы?
— Какая тебе разница, Адам?
— Какая мне разница?
Он щурит глаза, зло стискивает зубы и, сминая каталог, с силой швыряет его в сторону окон. Ева слышит, как тяжелый переплет со стуком влетает в стекло балконной двери и съезжает по ней на пол. Она бы не стала прослеживать это визуально, даже если бы там образовалась дыра.
Потому что она не может отвести свой взгляд от Титова.
Еве приходится отступить и вжаться поясницей в столешницу комода, когда он шагает вперед и стремительно сокращает между ними расстояние. Подходит вплотную. Нависает и заслоняет собой все пространство.
— Он целует тебя, Ева? Трогает твое тело?
Ее щеки начинают гореть. Но не от смущения. Какое-то другое незнакомое чувство наполняет Еву ярым негодованием. Приходится использовать все свои ресурсы, чтобы скрывать от Титова чрезмерную эмоциональность.
— Заткнись и уходи, — сбивчиво выдыхает, в попытке как можно скорее избавиться от него.
Косится на дверь.
«Что, если кто-нибудь услышит, что Адам в моей спальне?»
«Что, если отец застанет его здесь?»
— Почему ты не переспала с ним? Почему я, Ева? Ты специально это сделала? Правда? Неужели тобой всегда руководит один лишь холодный расчет? Да ты на самом деле больная!
В ее груди появляется странная боль. И, Господи, она усиливается с каждой секундой. Ей не хватает воздуха. Она вдыхает его с таким колоссальным усилием, словно кислород в пространстве вот-вот закончится.
— Пошел вон, Титов. Я же сказала…
Адам прижимает к ее щекам ладони, заставляя выдерживать непрерывный зрительный контакт.
— Ты уже трах*лась с ним? Прикасалась к нему?
По спине Евы ползет холодок. Боль и жжение в груди нарастают, и держать себя на плаву становится слишком сложно.
— Это не твое дело, — шипит она, сверкая глазами. — Я не обязана перед тобой отчитываться. Я не твоя девушка, Адам. Я не твоя.
Она права.
Но, черт возьми…
Слыша за дверью какой-то шум, Исаева отталкивает его.
— Убирайся, — страх того, что Титов попадется на глаза отцу, заставляет ее сердце сходить с ума. — Убирайся, я сказала, — повторяет и еще раз толкает. — Я не звала. Ты не имеешь никакого права приходить ко мне домой.
У Исаевой хорошо поставленный, сильный удар. Но не внешняя боль разрывает грудную клетку Адама.
Это…
«Господи…»
Непримиримая ревность. Испепеляющая тоска. Одержимая потребность.
Титов отступает. Прижимая к губам кулак, тяжело дышит и не сводит с девушки пораженного взгляда.
— Как ты это сделала? Как ты это сделала, Ева?
Глава 6
— Как ты это сделала? Как ты это сделала, Ева?
Часть Исаевой понимает, о чем он спрашивает, и с криком рвется наружу, желая ответить. Но другая половина входит в слепое отрицание.
— Уходи, Адам, — обхватывает голову руками и зажмуривается, молясь о том, чтобы в этот раз он прислушался. — Прошу тебя, уходи. Немедленно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})И снова наступает та самая минута жизни, когда жить абсолютно не хочется. Хочется рухнуть на пол и умереть.
«Я так часто думаю о смерти, Господи… Почему ты не накажешь меня??! Почему не поразишь мое тело праведным гневом? Зачем оставляешь ходить по Земле?»
«Я не хочу больше!»
«Я не хочу!»
— Пожалуйста, Адам, уходи.
Ожидает порыва ветра и стука захлопывающей балконной двери. Но чувствует совсем другое. Крепкие руки Титова. Они обхватывают ее плечи и прижимают к твердой груди.
И Ева начинает дрожать всем телом.
— Поедем со мной, — неожиданно просит ее Титов. — Поедем. Эва…
— Нет. Нет. Нет. Адам… — срывается.
— Ева…
Хочет еще раз спросить ее о Круглове. О предстоящем замужестве. О многом…
Но, потрясенный своим внутренним состоянием, не может выдавить из себя ни слова. Мысль о том, что Ева разрешала другому к себе прикасаться, раскраивает его сердце.
— Адам…
— Ева…
Не могут высказать то, что горит в груди. Зовут друг друга по имени, невольно передавая чувства, которые душит и сминает раздутая гордыня. Различают в голосах друг друга уязвимую потребность, но не могут ни справиться с ней, ни даже поглумиться.
Не понимают, что с ними происходит.
Исаева отклоняется, чтобы выдохнуть и заглянуть Адаму в глаза. Столкнуться с его пораженным взглядом. Захлебнуться болью.
— Как ты это сделала, Ева?
— Что, Адам? Я не понимаю, что? Что происходит?
— Ева…
Ее губы начинают дрожать, а глаза наполняются слезами.
«Черт… Черт… Черт…»
Титов рвано вздыхает и, моргнув, расширяет веки шире. Сражается с незнакомыми эмоциями. Прикасается к коже Евы губами, но не целует. Этот контакт нечто значительно большее.
— Адам…
— Ты хорошо притворяешься, Ева.
Ее губы приоткрываются. Кривятся и дрожат в беззвучном рыдании. Но она не может позволить себе эту слабость. Справляется, закрывая глаза и глубоко вдыхая.
— Ага, — выдавливает едва слышно. — Только сейчас я не притворяюсь.
Сердце Титова перестает биться. Пораженное непонятной болезнью, оно кровоточит и мучительно ноет.
— Что происходит, Адам? Я не знаю, что происходит…
Он знает.
— Ева…
Но не может озвучить.
— Адам…
Все изменилось. И обратной дороги, кажется, нет. Играя в свою жестокую игру, они слишком увлеклись. Далеко забрели. Потеряли ориентиры и защитные средства.
Как назад теперь? Где обратная дорогая?
Осознание обрушивается на Титова, как бурная штормовая волна. Размывает внутри него браваду, категоричность, самоуверенность и хладнокровие. Все, из чего он годами черпал силы. Не оставляет ни единой щепки, за которую пришлось бы ухватится и удержать равновесие.
Падает. Летит вниз. В ту пропасть, что готовил только для Евы.
— Адам, у меня кружится голова, — цепляется за его плечи. И шокирует их обоих признанием. — Мне очень страшно. Сейчас мне очень-очень страшно.
Бережно сжимая ее лицо руками, Титов трется о ее щеку губами. Тяжело выдыхает. Сжимает челюсти. Шумно вдыхает.
— Тайм-аут, Ева? Без записи.
Она качает головой, сопротивляясь. Но тянется к нему губами. Прижимается, передавая дрожь своего тела. Обхватывает его шею рукой, повисая на нем.
И дрожит, дрожит, дрожит…
Под кожей Адама тоже начинают дрожать мышцы. Ева стягивает с его плеч куртку. А он, подхватывая под ягодицы, приподнимает ее над полом и несет к кровати.
Опускает на спину. Убирает со щеки прядь волос. И целует, вкладывая в эту ласку все свои чувства.
Это так странно…
Это не та страсть, что кричала в них в лесу. Сейчас это болезненная медлительность и страх нарушить образовавшийся баланс. Потребность не взять. А напротив, отдать. Показать свои чувства. Выплеснуть, в отчаянной надежде, что они уйдут, не оставив за собой и следа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
